Юрий Селенский - Срочно меняется квартира

После слов: «Я заняла привычки эти от маман…» — Сева выключил магнитофон и уснул спокойно и блаженно, как Чичиков после удачной сделки.

«Люди, даром бременящие землю, — говаривал Собакевич, — бессонницей не страдают».

Кривляясь, рыдали, паясничали и умоляли рожи: перемигивали Демаш и Мозель, потешались Бим и Бом, сомкнув стрельчатые брови, хохотал Виталий Лазаренко, катил на зеленой свинье старик Дуров, корчился от очередного апача [13] Апач — ложная оплеуха. глупый Август. Рыжие и белые клоуны, шпагоглотатели и дрессировщики времен цирка Гаэтано Чинезелли доживали свой век на афишах.

— Почему я так долго живу на свете, господа? — обратился к ним старый Роман, благополучно выпроводив из комнаты Клавдию Ивановну. — Вот ты, Адлер? Ты умер в моем возрасте, когда я был еще молод. Я помню тебя в цирке Бейли. Америка не любит буффов, но ты был ее кумиром. Твоя свинья, на пятачке которой светились то бриллианты, то жемчужины, была плевком в тарелку променявших совесть на богатство. Твои репризы бесили имущих и потешали бедняков. Ты выкупал свою рефрену за гастроли…

— Роман Романович! — взмолился томящийся в потайном шкафу молодой юрист. — Во-первых, я не знаю, что такое рефрена, а потом отпустите меня отсюда. Я в вашем тайнике чувствую себя, как засушенная муха на булавке…

— Друг мой! — спохватился старый Роман, — я забыл второпях тебе объяснить, как самому выйти из укрытия. Вот тебе в награду пачку папирос «Бостанжогло», из этой пачки закуривал мой друг, клоун-обличитель Адлер, не бойся — табак не выдохся, я умело хранил его.

— Нет, сначала вы объясните, что это за рефрена, которую следует выкупать? А потом — почему это я заслужил двойку за французское произношение? Я уверен, что и во сне правильно произносил слово «шарж д’афер». Это Наташка все напутала.

— Ладно, ладно, — проворчал старик. — Оба вы хороши. Учти, что исповедоваться мог ты, а слушать твою исповедь из тайника — она! Как бы ты себя чувствовал?

— Роман Романыч…

— Знаю, знаю, что скажешь. Я на твоей стороне. Так вот, рефрена — это поручительство в благонадежности артиста и его номера. В моих глазах ты выкупил свою рефрену. Но…

Петух, сидевший под столом в задумчивости, вдруг встрепенулся, прокукарекал во все горло и с достоинством прогулялся по комнате. Старик погрозил ему пальцем.

— Вот, полюбуйся. Молодой, надменный и потому глупый шантеклер вообразил, что ему все дозволено. Это погубит его. Как-нибудь я зазеваюсь, и жена отправит его в суп… Я могу воскресить далеко не все. Медики научатся со временем воскрешать рано погибших людей, но любовь — никогда!

— Почему же? Можно любить искренне и сильно несколько раз в жизни.

— Можно. Но каждый раз, когда погибает любовь, — это навсегда. Может прийти другая, может и нет. А теперь объясни мне подробнее, кто же все-таки этот всесущий Булочка? Почему он озабочен тем, чтобы мы сменяли квартиру, и как вообще он возник и откуда взялся?

— Возник неожиданно. Дверь была открыта, и он вошел и предложил застраховать имущество. Клавдия Ивановна пожаловалась на почки, и он мгновенно дал ей адрес эскулапа-надомника. Наташа заикнулась о размене квартир, и он тотчас же обещал свое содействие… Я не дослушал, о чем они еще говорили. Я ушел.

— Так кто это? Агент Госстраха или маклер?

— Очевидно, просто квартирмейстер или балетмейстер…

— Леня, это не ответ. Кто этот человек, гуманист или аферист?

Леня пожал плечами.

— А эта мадам Студебеккер откуда взялась?

— В глаза ее не видел.

— А ты, старый ротозей, должен знать! — передразнил чревовещателя молодой, надменный и потому глупый петух. — Тебе уже пора все знать и понимать.

Маржаретти опять погрозил петуху пальцем.

— Леня! Ты знаешь, от чего срываются снежные лавины в горах?

— Очень смутно. Кажется, от пустяков! Даже громкий крик может вызвать обвал…

— Пожалуй! Ты слышал весь наш разговор с внучкой. Не думай, что я целиком на твоей стороне. Но ты — начало более разумное, а она — чувственное. Все эти ваши пустячные стычки, недоговоренности, суетные, кусачие, как клопы, обиды и прочие вроде бы мелочи быта скапливаются в лавину, и тогда…

— И тогда любой крик может вызвать обвал. А как избежать этого?

— Дорогой мой, как это ни парадоксально, но люди любят порой друг друга не за что-то, а вопреки чему-то… Ты понимаешь меня?

— Не очень.

— Я как-нибудь попытаюсь тебе объяснить, почему все истины пролегают между двумя спорящими мудрецами. А теперь, извини, мне пора. Через пять минут зазвучит «Парад-алле». Мои юные маги стали очень аккуратны. Сегодня у меня с ними занятие на тему «Тренировка воли, терпения и настойчивости».

— Позвольте мне присутствовать на занятиях?

— Не стоит. Твое присутствие будет их смущать и отвлекать. Вот когда я начну их тренировать работе на публике, под пристальным вниманием зрителя — ты будешь нашим первым гостем. А тебе я тоже дам задание: поинтересуйся, что это за Булочка. Нет ли там начинки? Люди к старости становятся либо мудрее, либо глупее. Боюсь, со мной происходит последнее. Возможно, я ошибаюсь, но сдается мне, что этот агент не случайно кружит рядом.

— А как я могу?

— О, это не ответ юриста. Адвокат потому и выше других, что, даже соглашаясь с объективностью обвинения, ведет еще и свое следствие, точнее, исследование. Не так ли?

— Не совсем так, но продолжайте…

— Помнится мне, что адвокат Холев в прошлом столетии говорил: «Мы живем в век фальсификации — повальной, всеобщей: подделываются женская красота, любовь, искренность, убеждения, подделываются пищевые продукты, предметы роскоши и даже, может быть, знания…»

— Да, Николай Иосифович Холев говорил это в Харькове в тысяча восемьсот девяностом году на повторном процессе по делу Максименко. Но где связь с современностью?

— Видишь ли, все пришли в восторг от этого Булочки, от его обходительности, обаятельности, чуткости. Меня это настораживает. Фальшивая монета всегда сверкает ярче!

— Понимаю… Я займусь этим Севой. А что делать с избалованной внучкой — известно дедушке? Она уже, видите ли, в преддверии размена квартир поделила общую площадь какой-то занавеской!

— Отвечу то же, что и ей: понянчили за этой занавеской свое самолюбие назло разуму, но не злоупотребляйте особо. Будем считать, что женское самолюбие достойно если не большего, то равного внимания и уважения…

— Но, Роман Ро…

— Ап! Пируэты, кульбиты, фукс-сальто, бедуинские прыжки, перекаты, кабриоли — все, в сущности, одно: попытка преодолеть земное притяжение. Прости, но я слышу марш «Парад-алле». Мне пора. Заходи завтра же, побеседуем не спеша. У меня есть на примете чудесное местечко, оно называется «Не рыдай…». Знаешь, где оно?