Юрий Селенский - Срочно меняется квартира

— Толкай быстрее. Тибе от мине помощь требуется?

— Постой! Возможно! Надо хоть с помощью огнетушителя, но раздуть семейный пожар и развести внучку фокусника, это — одна комната. А свести надо вашего соседа, на одной ноге. У него есть красивая, но старая любовь. Она ломается, как стерва в оперетке, не хочет жить с героем Варшавы. У них по комнате, я им достаю двухкомнатную. В богадельне, но они у меня распишутся за свое семейное счастье. А вот на молодых надо бы накатать анонимочку. Это по вашей части?

— Развести? Запростак. Зачем анонимку? Теперь на них не клюют. Он кто, ее муж?

— А черт его знает. Но идейный. Очкарик. Без следов порока на лице… Иконки собирает.

— Пьет? Играет? Кладет глаза на баб?

— Похоже, не кладет. Но только что был у меня косой, как заяц. Иконку вот на сохранение оставил, — Сева похлопал по иконе, — на семейную жизнь жаловался…

— Говоришь, без следов на лице? Тогда так. Есть один веселый щасный дом… Вай, вай, вай… Вах, как там весело. Мальчики, девочки — все вместе. Детсадик. Туда его надо заманить.

— Зачем?

— Эх ты! Идейных щекотать надо.

— А? Это не прорежет. Не похоже на него…

— Щекотать не ты будешь.

— А потом?

— Потом в разгар веселья притащить ревнивую фокусницу. Будет тебе и гром и дым — пожарных вызывай.

— Пожалуй, пожалуй, — согласился Сева задумчиво, — она уже грозит разводом. Но это так, от дури и бабкиных советов. А пощекотать — это существенно. Вы тоже чувствуете, Дарья Дмитриевна, что к чему…

— Аванс на бочку…

— Аванса не будет.

— Ладно, давай адрес, где он живет?

— А вы мне, — сказал Сева игриво, — давайте адресок, где вай как весело?

— Тибе зачем? Твою симпатию я знаю. Кто мне шил этот клеш? Рита! Сильный женщина. С ней не пропадешь. Держись, она тибя выведет на любой орбиту. У нее килиенты — жены знаешь каких людей? Щепнет слово мужу, и ты стал человеком. Держись за Риту.

— Спасибо за совет. Все ты знаешь. Это опасно. А акулы щекотки не боятся?

— Щютишь?

Отдадим должное Севе Булочке: в этой дуэли он больше оборонялся, чем нападал. Столкнувшись с акулой, он понял, что она выплывает сверкать жемчугами откуда-то из темной воды. А жизненный путь агента пока еще не пересек роковой черты, за которой следователи ищут состав преступления. Сева был мелким мошенником, и только. Правда, автор считает, что всякое мелкое мошенничество приводит к более крупному, а там и до роковой черты рукой подать. Автор так же разделяет мнение адвоката прошлого века, который считал, что в толпе богомольцев всегда шныряют карманники. «Очень важно, — говорил этот, адвокат, — не впустить в рай вместе с бедными пилигримами воров по профессии». Теперь Сева подошел к роковой черте очень близко и, очевидно, понимал это. Потому что, выпроводив Дарью, он сел перед телефоном и долго сидел в роковой задумчивости. Потом он два раза набирал один и тот же номер и клал трубку на рычаг. Ах, если бы он не поднял ее в третий раз. Но Сева решился и набрал только ему известный номер в третий раз…

Очевидно, «он» ответил сам. Далее фантазия покидает автора. Как и читатель, он не знает Аншефа и не слышит его голоса. Только по репликам Севы автор может судить о разговоре и прислушивается к нему внимательно:

— Здравствуйте, Аншеф! Почему? Я не звонил, как в пожарную часть. Звоню как приказано: два раза кладу трубку после двух сигналов, а на третий дожидаюсь ответа. Да, слушаю вас. Внимательно!.. Да, так! Откуда вы это знаете? Есть не перебивать. Да, работаю! Да, подумал! Да, все по закону. Мы получаем трехкомнатную, и в ней прописываюсь я. Но позвольте, какая же это окраина? Вы сами не велели искать в центре. Именно так и будет — все как у всех, не привлекая внимания. Да, целина вспахана, зерна брошены в землю, вызревают… Есть оставить болтовню и лирику. Но нужны удобрения… Две! Есть доложить лично при встрече!

Положив трубку, Сева сказал сухо, зло и вполне искренне:

— Бурбон! Зараза! Здесь работаешь, как реактивная турбина, а он небось сидит и когти на ногах красит.

Сева прилег на тахту между кумганом и трубкой-кальяном и с досадой закурил «Новость». По секрету автор может сказать, что Сева любил курить «BT», но он не забывал науки Аншефа, который часто утешал его словами: «Если ты не можешь делать то, что тебе нравится, то пусть тебе нравится то, что ты делаешь».

По вечерам диктор Центрального телевидения Анна Шилова и Дарья Беккер сидели друг против друга. Не беда, что сотни километров разделяли их. Шилова приветливо улыбалась. Дарья смотрела подозрительно.

— Опять в новом платье. А фасон? Ни цвета, ни покроя, ни вкуса — капот! Куда главный редактор смотрит? Иоан, кто больше получает — главный редактор или главный диктор?

— Я не в курсе дел, — мямлил Иван Иванович, — какое это имеет значение? Все получают сколько положено.

— А главный редактор может отредактировать диктора?

— Редактируют рукопись, а диктор читает уже готовый текст.

— А почем редактируют? — допытывалась Дарья. — Ада Евсеевна говорила, что на телевидении всем платят чокнутые деньги.

— Почему чокнутые? Есть выражение — бешеные деньги, сумасшедшие, шальные…

— Это раньше говорили: он — сумасшедший, теперь говорят — чокнутый.

— Так это о людях.

— Э, много ты понимаешь. Лучше бы пошел работать на телевидение!

— Кем?

— Кем, кем. Хоть дирижером.

— Так я не сумею. Я настройщик. Это разные вещи, и надо иметь специальное…

— Сумел бы, — перебивала Дарья, — если бы сильно захотел. Ты слышал, что дочь Ады Евсеевны второй раз не принимают в консерваторию. Ада в ужасе, а девка, дрянь, радуется.

— Так ведь у этой девочки абсолютно нет слуха. Как же ее…

— Слух, слух! Зачем ей слух? Пусть его имеет настройщик и те, кто сидят в зале и слушают концерт. Нет! Все по блату, по взятке, а Ада жадная! Так и надо.

В этой части семейной беседы Иван Иванович умолкал, а Дарья была озадачена новой идеей, она прикидывала в уме, сколько получает автор «Семнадцати мгновений весны» за каждое мгновенье.

«Телевизионный очерк «Герои пятилетки», — рассказывала Шилова программу передач, — «Очевидное — невероятное», «Человек, Земля, Вселенная…»

— Смотреть нечего, — зевала Дарья.

— Надо, Дашенька, посмотреть балет, — вставлял слово Иван Иванович, — балет и «Артлото».

— Смотреть балет? Не люблю, когда на меня машут ногами. И тебе незачем косить глаза на тощие коленки…

— Ну «Артлото», — вздыхал Иван Иванович.

— Лото для неполноценных! Хоккей посмотришь.

— Это «Спортлото» для неполноценных, а «Артлото»…

— Я сказала! И все!

Знаток и ценитель покорно пошлепал на кухню, где начал что-то мудрить с клавишей, у которой отклеилась облицовка.