Анатолий Петухов - Люди суземья

— Ты бы маленько потише!.. — взмолился Василий Кирикович.

— Куда уж тише? Тише и лошадь идти не умеет... А вообще-то вы и одни дойдете. Дорогу знаете, а чемоданы ваши я на почте оставлю.

— Одни? Без тебя?

— А чего же? И спешить не надо, — он поддернул вожжи и быстро зашагал за повеселевшим мерином...

Герман догнал отца, когда тот брел по проселку уже один.

— А где Маркелов?

— Вперед уехал. Да мы и без него дойдем...

Неужели Катя сговорилась со своим отцом? Это уже совсем плохо. Но все равно он увидит ее! Это — последний шанс, чтобы еще раз объясниться и развеять нелепое недоразумение.

И он пошел дальше, будто встретил на дороге не отца, а случайного пешехода, который идет слишком медленно и потому не годится в попутчики.

Сапоги путались в высокой траве, ветви деревьев больно хлестали по лицу, будто хотели задержать его, умерить пыл, но Герман не замедлял шаг. Под гору бежал, в гору шагал крупно, тяжело дыша...

Когда навстречу на размашистой рыси вынеслась рыжая лошадь и над гривой мелькнула красная шапочка, Герман остолбенел от неожиданности — Катя?! Но в следующее мгновение понял: лошадь эта — не Орлик и в седле — незнакомая девушка, белолицая и совсем не похожая на Катю. И догадался: медичка, та самая Марина, которая в прошлом году вылечила бабушку. Он приподнял руку, как обычно останавливал в городе такси.

Девушка натянула поводья. Лошадь вскинула голову, ощерилась желтыми зубами, остановилась.

— Вы не на вызов едете?

— Да, — из-под красной шапочки на Германа смотрели озабоченно-настороженные темные глаза. — К Кирику Савельевичу Тимошкину. Как он там?

— Плохо.

— Температура есть?

— Я даже и не знаю... Дышит тяжело, стонет, ничего не ест... Вы уж его полечите, он на вас надеется.

Девушка тронула поводья.

— Простите, еще немножко задержу, — остановил ее Герман. — Вас, кажется, Марина звать?

— Да.

— Вам никто не попал навстречу?

— Попал. Иван Маркелов.

— Один? С ним еще должна быть дочь...

— Которая? — настороженность в ее глазах сменилась любопытством. — Катя или Люська?

— Катя.

— Нет, не видела... Она же вчера в Сарге была. Вместе чай пили... Куда же она поехала?

— В Чудрино. На работу устраиваться.

— На работу? — темные глаза Марины удивленно расширились. — Странно... Мне она сказала, что пока не решила с работой.

— Вчера не решила, а сегодня уехала... Извините, что я вас задержал!.. — Герман махнул девушке рукой и пошел дальше.

То, что Маркелов попал навстречу Марине один, мало встревожило: кто знает, как проложены прямые тропы от Ким-ярь в Саргу! И вряд ли они выходят на этот проселок. Скорей всего Катя встретится с отцом именно в Сарге, и уж потом, в Чудрино, они отправятся вместе. Значит, во что бы то ни стало надо догнать Маркелова.

И Герман, казалось бы, сделал невозможное: перед самой Саргой он все-таки нагнал Ивана!

— Ты как это? Откуда взялся? — изумился Маркелов.

Герман хотел улыбнуться и не смог.

— Отца-то далеко ли оставил? — опять спросил Иван, с любопытством присматриваясь к Герману.

— Там... — Герман неопределенно махнул рукой.

— Чего же вы так? Вместе-то лучше идти. И спешить не надо было... Вон уж тебя шатает! — Иван полез за кисетом, на ходу свернул цигарку. — А мало вы погостили, мало... Не успели дедко да бабка нарадоваться, а вы уж обратно.

— Я-то не хотел уезжать...

— Не хотел, дак и надо было остаться. Не маленький. И старикам веселее... Худо ведь, смотри, одним-то жить, очень худо!.. По себе знаю. Вы-то этого еще не понимаете. Поймете, когда сами станете старыми... Вон Катька у меня тоже ни с того ни с чего хотела на работу ехать, а того не подумала, что на маткины плечи новая заботушка раньше времени ляжет.

— А она где сейчас? — спросил Герман, холодея.

— Катька-то? Где была, там и есть — дома. Успеет еще наработаться. Ей и дома дела хватит. Пускай матке помогает. К концу лета с хозяйством канители много. Ведь и на зиму припасы надо делать. А как же! В деревне без этого никак нельзя! — убежденно заключил он и обернулся к Герману.

Но сзади никого не было. Маркелов натянул вожжи, остановил лошадь.

Герман лежал в траве вниз лицом на обочине дороги. Иван подошел к нему, наклонился, потряс за плечо.

— Эй, парень, чего ты?

— Я... устал. Поезжайте.

Маркелов пожал плечами. Он ничего больше не стал спрашивать, но вдруг что-то понял, о чем-то догадался, и по-отечески теплое чувство шевельнулось в нем.

— А ты письмо напиши... Катьке-то. Письмо — оно штука надежная. Вон моя Нюрка все мои письма берегет, которые с войны... Тоже девкой была... А то дойдем до деревни, там и отдохнешь!..

— Спасибо. Поезжайте!..

— Ну, как знаешь...

«Письмо! Я ей напишу письмо, — как утопающий за соломинку, Герман ухватился за эту мысль. — Письмо надежнее слов, его можно хранить...», — думал он, пока глубокий сон не затуманил голову и не бросил его в темную бездну...

Они пришли в Саргу засветло.

Обессиленный, еле живой Василий Кирикович ввалился на почту и, не здороваясь, хрипло бросил через барьер:

— Председателя колхоза... Контору или квартиру, — и грузно опустился на скрипнувший стул.

Он был совершенно разбит, испытывал мучительный голод, но на железнодорожную станцию хотел ехать немедленно.

Герман остался на улице. Окна почты были закрыты, но он слышал, как отец с кем-то долго разговаривал по телефону, возмущался, что не могут найти председателя, у кого-то требовал срочно предоставить машину, объяснял, кто он есть, ссылался на какие-то неотложные государственные дела, потом что-то доказывал, ругался угрожал...

Все это проходило как-то мимо сознания Германа. Ему было совершенно безразлично, пришлют за ними машину или нет, выедут они из Сарги сегодня или завтра, успеют к скорому поезду или не успеют.

Ехать домой ему не хотелось. Ему вообще не хотелось ехать куда бы то ни было. Он ничего не желал и там, куда его умчит поезд, ни в ком не нуждался, ни с кем не хотел встречи, даже с матерью и сестрой. Единственный на свете человек, который ему по-настоящему близок и дорог, уже остался позади и неизвестно, когда с ним будет встреча. Одно Герман знал твердо: он должен написать Кате письмо. Большое, откровенное, как исповедь. Написать это письмо было ближайшей целью жизни. И получить ответ. Что же касалось будущего, то оно представлялось ему зияющей пустотой.

Наконец в дверях почты показался Василий Кирикович с чемоданами в руках.

— Ты бы хоть помог багаж вынести!

Герман поднялся на крыльцо, принял чемоданы.

— Куда прикажете? На персональную или на такси?

— Пойдем к бригадиру. Придется ночлег искать.

Василий Кирикович стал громко возмущаться, что нет здесь никакого порядка, что даже председателя найти не могут, а парторг вообще не умеет разговаривать и его место таскать кирпичи.