Аркадий Чернышевич - Затор на двадцатом

— Не надо, Яська! — испуганно вскрикнула Анеля, хватая его за руку.

— Какая же ты трусливая! — мягко упрекнул он, притягивая ее к себе.

Анеля рванулась, но Ясь крепко держал ее.

— Пусти меня, Ясь…

— Какая же ты, ей-право… Ну чего ты боишься! Я же тебя не съем. Да не рвись же ты… Ну вот, пойдем вместе… Вот уже наш хутор.

— Пусти, Ясь… Мне стыдно… — в голосе ее слышались слезы.

— А кто нас видит?

Он отпустил ее, но взял под руку, и она вынуждена была идти с ним рядом. Она думала, что возле своего хутора Ясь останется, а он даже не задержался, шагал с ней до самой калитки, что вела во двор маленькой Анелиной усадьбы. Здесь они остановились.

— Я пойду, Ясь… Не задерживай меня… — попросила девушка.

— Постоим минутку, Анеля…

— Мама будет ругать.

— Мама спит.

Она хотела открыть калитку, но Ясь схватил ее за руки.

— Пусти! А то закричу!

— Ну и что же! — засмеялся Ясь. — Кто тебя услышит?

— Мама!

— А что мне сделает твоя мама?

— Она скажет твоему отцу.

Эти слова подействовали на Яся.

— Ну, Анеля, смотри! Это не последняя наша встреча!..

Он повернулся и медленно пошел к своему хутору.

И действительно, это была не последняя встреча.

Анеля несколько дней избегала Яся. Она чувствовала, что боится его, и понимала, что Ясь ей не пара. Он богатый шляхтич, разве нужна ему такая беднячка, как она? Просто, он задумал что-то плохое.

Наступила пора жатвы. Анеля косила рожь, а мать собирала за нею и вязала в снопы.

Во время работы Анеля вспоминала вечеринку, и перед глазами вставал Антось Калюга. Ей почему-то хотелось его видеть. Особенно сильным это желание было вечерами, когда тьма нависала над хутором и откуда-то издалека доносились звуки гармони и девичьи напевы жнивных песен. О чем бы она разговаривала с Антосем, Анеля не представляла, но она не могла забыть этого коренастого парня с веснушками на лице и русым чубом, упрямо вылезавшим из-под шапки.

Вспоминала и Яся Кандыбу. Нельзя было его не вспоминать. Он был здесь, рядом. Он не работал на поле, но приходил проверять, как работают батраки. Анеля замечала, что он часто бросает взгляд в сторону ее хутора, и боялась, чтоб не подошел к ней.

Может, Анеля и не скоро встретилась бы с Ясем, если бы не случай.

Она быстро закончила уборку ржи на своем кусочке поля. И вот однажды старый Кандыба зашел к ним в хату.

— Может быть, соседка, отпустишь свою дочку ко мне на пару дней? — обратился старик к Анелиной матери. — Сама видишь, жито перестаивает, боюсь, что осыпаться начнет.

— Коли ласка, пан Кандыба! Мы уже свое дожали.

— Что вы, мама, у нас же… — хотела возразить Анеля.

— Сколько у нас этой работы! Вот заработаешь себе на платье…

Анеля покраснела, она снова вспомнила вечеринку. Ей очень не хотелось идти в поденщицы к Кандыбе, не хотелось встречаться с Ясем. Девушка предчувствовала, что эта встреча ничего ей, кроме беды, не принесет…

Назавтра утром она уже была на хуторе Кандыбы. Случалось, она и раньше работала здесь, но прежде ничто ее не тревожило.

Уже стемнело, когда Анеля вышла из Кандыбиного двора. Она была рада, что сегодня Ясь весь день был в гмине [2] Гмина — волостное управление. и на поле не появлялся.

На полевой тропинке она почувствовала себя очень легко. Всю усталость как рукой сняло. Анеля даже тихо запела, неторопливо шагая к своему хутору.

Возле самой калитки ее догнал Ясь.

— Как ты быстро ходишь, Анелька, — сказал он ласково.

У Анели дрогнуло сердце.

— Зачем я тебе, Ясь? — спросила она.

— Глупая… — шептал Ясь. — Наши же хутора рядом.

— Ну и что?

— Поженимся… Хутора соединим… Эх, ты!

— Ах, Ясь… Какой у нас хутор! Да разве твои родители захотят?

— А что мне родители! — Ясь воинственно выпрямился. — Что мне родители! Я единственный сын в семье, и по закону все мое! Что захочу, то и сделаю.

— У меня и приданого нету…

— А хутор разве не приданое! И ты одна, твое тоже все.

Потом он склонился к ней и зашептал:

— Анелечка, золотце… Люблю я тебя, поверь. А думаешь, родители будут перечить? Знаешь, что сегодня сказал мой отец? Вот, говорит, такую бы работницу, как она… как Анеля Батянова, вот такую бы в хату.

— Работницу… Может, батрачкой взять хочет?

— Перестань же ты говорить глупости, Анеля… Разве он не знает, что ты одна — и хозяйка и хозяин в хате! Анеля, любимая, золотце… Почему ты не хочешь мне верить? Анелечка, золотая… Ну что ты плохого слышала обо мне?

Он взял ее за плечи и прижал к себе.

— Пусти, Ясь!..

— Счастье свое ты отталкиваешь от себя, Анеля…

И таким сердечным и правдивым показался ей Ясев голос!

Первые встречи с Ясем навсегда остались в памяти Анели. Сначала она шла на свидание с ощущением какой-то вины, понимая, что этого делать не надо. Целый день она твердила себе, что не пойдет, даже верила этому, но когда наступал вечер — такой тесной и бедной казалась своя хатка, так грустно становилось на сердце, что она выходила за калитку. Там, возле забора, под кустами черемухи и акации, стояла скамеечка, на которой ее уже ожидал Ясь. Он нетерпеливо прижимал ее к себе и бесконечно целовал. Анеля не отвечала ему.

— Ты меня не любишь, Анеля… — с упреком шептал он.

Она молчала. Перед ее глазами в этот миг стоял Антось Калюга, и она не могла понять, кто ближе ее сердцу — Ясь или Антось.

— Не любишь? — допытывался Ясь. — Не любишь, Анеля?.. Ты хоть поцелуй меня… Один раз… Я не могу жить без тебя…

И он рассказывал, как мучается днем, как всматривается в ее хутор, чтобы хоть издалека увидеть ее… Как ждет вечера, чтоб встретиться с нею…

Так один за другим проходили летние вечера. Анеля ждала их хотя и без большого нетерпения, но все же ждала. Они украшали ее бедную невеселую жизнь.

И вот однажды Анеля почувствовала, что не может жить без Яся. Это произошло после того, когда она ответила на его поцелуй. Назавтра утром она проснулась с чувством счастья, нахлынувшего на нее как волна и заполнившего все ее существо. Даже в хатке стало светлее и просторнее. Когда она вышла во двор, солнце только всходило. Легкие облака на востоке, покрытые пурпуром зари, догорали на ее глазах. На листьях дуба, что рос возле ворот, искрилась холодная роса, и Анеле хотелось прижаться к его стволу, прижать к своей груди его холодные листья, чтоб отдать им хоть капельку тепла своего сердца. И необъятный простор открылся перед ее глазами. Впервые за всю жизнь она увидела и красоту далеких рощ, разбросанных среди полей, и зелень лугов, покрытых молодой отавой, и даже уютность своего хуторка. Когда она подошла к дубу, руки ее невольно потянулись к стволу, она обняла его и прошептала:

— Ясь… Милый мой, любимый мой Ясь… Дубок ты мой молодой…