Владислав Смирнов-Денисов - Дурман-трава

Поставил таган я поздно вечером, как увидел на сером небе одинокую Аксак-Энэи — Хромую старуху, по-вашему, созвездие из шести звезд, ее только и заметил я среди черных облаков.

Всю ночь мне снилась жена Анна в своей лисьей шапке. Лицо у нее было скучное какое-то, а темные ее глаза — грустные. Потому утром я знал: сон предостерегает от какого-то несчастья, что-то впереди должно случиться.

И верно, после обеда, часа за три, сзади будто раскололись небо и горы. Та, что была напротив перевала, разломалась на куски и расползлась в стороны. Страшная груда снега понеслась к перевалу, ломала толстые кедры и пихты на склоне, что лучину. Потом захлестнула перевал и, как с трамплина, взлетела к небу. Понял я: Кайраган покровительствует мне. Он заставил мои ноги унести меня от опасности. Вспомнил сразу печальные глаза моей Анны во сне, видать, не зря остерегала меня жена.

Больше полдня́ прошло. Я так и не встретил еще ни одного сто́ящего зверя. Нужно назад, домой. Главное, идти другим путем, не перевалом — его накрыла лавина, горбинами слежалого нижнего снега. Да и опасно там идти, может, снег не успокоился, оживет, поползет заново.

Пошел вокруг, поодаль подножья хребта, по свежей звериной тропе. И так я привык думать — нету в этой тайге дичи, что чуть не упустил кабаргу. У теплого родника она паслась. Но зверь этот не велик — нам на два дня еды.

Иду дальше. Стало повеселей — все ж не пустой к вам иду. Впереди скала, загораживает та скала тропу, узкий проход остается. Вижу, дальше расширяется он и под уклон уходит, на красную стену. Вдоль стены дальше бежит тропа.

Вошел в тот коридор. Там тепло и тихо. С потолка капают теплые серые капли и пахнет чем-то тухлым. Газ какой-то кислый из стен сочится. Вдруг на другом конце коридора появляется медведь и идет мне навстречу. «Вот так раз, — думаю, — сам пришел, Кайраган внял мне и прислал зверя». Замираю, кладу его на мушку. Стреляю два раза. Медведь падает и исчезает. Ну нет его на том месте, где стоял, как олень языком слизал. А у меня в ушах заложило — силен грохот в том коридоре. Перезарядил ружье. Вывел Вожака назад из-под сводов тех, привязал его к сосенке, а сам обратно туда. Тихо крадусь вперед.

Впереди снова показывается тот же медведь. Не ранен, не волнуется, идет, как не было стрельбы, только носом воздух вонючий вынюхивает.

Стукнул я себя в лоб. «Позор тебе, Серафим, с такой близи мазанул. Во второй раз промашки никак дать нельзя», — так думается мне. Ветер идет на меня, и газ этот не сладко пахнет. Пока он меня не заметил, очень я хорошо приготовился.

Стрельнул снова два раза. Он, мохнатый, упал и опять исчез, на ровном месте как сквозь землю. Аза (черт), что ль, пули мои отводит от него!

— Ну, Аза тебя бери, что ты за медведь! — крикнул я в голос.

Что же вы думаете? Вижу его, дьявола, снова: идет прямо на меня, так не спеша, как если бы гулял среди жимолостных кустов летом. Жутко мне стало. Что за медведь! Стреляешь в него, два заряда кладешь, а он не бежит, ничего ему не делается, только исчезает. Снова вспомнил я скучное лицо моей Анны. Не выдержал. Нервы отказали. Неловко так пальнул и бежать. — Серафим смущенно поморщился и продолжал: — Этот коридор Азы неподалеку. Можно и через перевал к нему, там тропа уже проторена: дикие олешки, знай, гуляют туда-сюда, на глаза не попадаются, а следы оставляют. Но, кажется мне, лучше идти вокруг, а не верхом добираться. Ходу здесь, может, и трех часов не будет. Долго я плутал — темно было; направление терял, петлял до того, как Уш Мыйгак (путеводная звезда) меня не вывел.

Выйти бы надо нам сейчас же. Поискать надо бы этого заговоренного зверя и затемно домой вернуться. Не знаю, что за привидение медведь этот… может, однако, померещилось?

Старатели оживленно заговорили.

— Странно, как же это ты видел медведя. Они сейчас в лежке, — сказал кто-то.

— Голова у тебя в порядке, Саганов? — спросил Митрофан.

— Чистая моя голова, мужики! Не то ты плетешь, Николаич, — обиделся охотник. — Поздоровее я вас, и десны у меня здоровые. Неделями не ел ничего. Не то ты говоришь, не то….

— Не ерепенься, Серафимушка, и на старуху бывает проруха. Напереживался, намаялся, и-и-и…

— Нет, нет, Николаич, наши люди с ума не трогаются. Ваши эти болезни. — Охотник отодвинул миску, сердито уставился в горящую топку. — Медведя, думаю, лавина выгнала с берлоги. От грохота такого из кожи вылезешь, не только из берлоги. Так ли, Николаич? — Охотник улыбнулся.

— Правда что, — согласился под смех старателей бригадир. — Не чудо теперь ошалелый медведь в тайге. Только как же он исчезал у тебя, что-то ты гнешь иль недосмотрел.

Серафим стал натягивать тулуп.

— Ну что ж, мужики, пойдем, что ль, проверим: какой там такой заговоренный зверь бродит?

Трое старателей во главе с Серафимом отправились к чертову коридору. Через несколько часов подошли они к тоннелю. По пути встречались свежие следы оленей и медведей. С предосторожностями подкрались они к входу.

Стояла тишина, молчали скалы и кедры. Ветер, задувая в коридор, рождал тихие свистящие звуки. Серая влага, стекавшая монотонными каплями со сталактитовых натеков потолка, звенела тонкими колокольцами. Тишина успокоила, напряженность пропала сама собой.

Неожиданно Серафим закричал, заставив всех крепко сжать ружья.

— Вот он!.. — Саганов остановился и, несколько раз поклонившись неизвестно кому, сказал торжественно:

— Спасибо, Кайраган! Спасибо, Пурган (бог)! Ты внял мне и помог справиться с великим зверем.

В конце тоннеля, почти у самого его дальнего выхода, была глубокая яма, припорошенная снегом, — туда показывал охотник.

— Мужики! — воскликнул Митрофан. — То ль у меня троится с голодухи в глазах, то ль вижу трех медведей в яме. Вот тебе и заговоренный медведь! Вот это благое дело!

Все бросились к яме, там лежали, накатившись друг на друга, три крупных бурых медведя.

Серафим сполз в яму, к медведям. Рассмеялся, гордо посмотрел на мужиков и покраснел от удовольствия.

— Фарт пришел большой! Не слыхал я, чтоб кто-нибудь на Саянах в один раз трех мишек добыл.

На тропе, откуда пришли медведи, старатели разглядели припорошенные уже следы.

— Непонятно! Как это второй и третий зверюги не услышали твоих выстрелов. Нарошное дело. Ох, нарошное. За жизнь такого не встречал. Тут уж не без твоего Кайрагана обошлось! — усмехнулся Митрофан.

— Он, он, конечно, Кайраган помог, — согласился тоф и стал снова кланяться кому-то невидимому. А вы смеялись, ой, нехорошо, ой, нехорошо, — закрутил он головой. — Прости их, дорогой Кайраган, прости, Пурган! — еще истовее стал кланяться охотник.

— Погоди ты, Серафимушка, с твоим Пурганом, — остановил его старый бригадир. — Проверим давай, как так вышло. Иди-ка ты покудова по тропе. Вдоль конгломерата, да-да, до той самой красной стены, а мы с ребятами в этом коридоре попалим. Как не будешь слышать пальбы — топай к нам.