Яков Ильичёв - Турецкий караван

Тесной группкой прошли по темному коридору. Зал, освещенный керосиновыми лампами, был полон: депутаты, публика, репортеры — все с покрытой головой… Кулага шепнул:

— И нам бы все-таки в буденовках, Михаил Васильевич?

— Не к чему прикидываться мусульманами… Говорилось уже.

— А ну как начнут сердиться?

— Так ведь они и сами иногда снимают, скажем, дома.

В комнате, примыкающей к залу, толпились члены президиума, правительства, председатели комиссий. Завидев Фрунзе, Кемаль подошел, взял его за руку:

— Пойдем, познакомлю… Это Хюсейн Рауф, наш сотрудник…

У Рауфа большая грубая рука, рукопожатие преувеличенно крепкое и с поворотом — кажется, еще усилие, и сломает пальцы Фрунзе.

Кемаль подозвал военного с усиками кончиками кверху, как у кайзера Вильгельма и Энвера.

— Это векиль национальной обороны, Рефет-паша, ценит русские винтовки…

Стройный, немного томный человечек. Мягкое, почти женственное рукопожатие. Вспомнив рассказы Абилова, Фрунзе подумал: «Если что, от этих двоих пощады не будет».

В приоткрытую дверь видны школьные парты, занятые депутатами. Кемаль указал на старца, сидевшего у самой кафедры:

— Это Омер Мюмтаз. Пойдем, познакомлю… Он участвовал в Сивасском революционном конгрессе в девятнадцатом… Раньше служил в почтово-телеграфном департаменте… Сейчас стар, мало работает, но уважаем.

Старик обрадовался подошедшим, стал звать Фрунзе к себе домой в гости. Депутаты в зале замолкли, прислушиваясь, все смотрели на Фрунзе. Похоже, что на это и рассчитывал Кемаль. Возле него вдруг оказался какой-то пехотный офицер. Кемаль представил и его:

— Это Осман, прекрасный работник нашего штаба.

Недавно Осман командовал в Киликии национальными отрядами, теснил к морю французские войска. Теперь он при Кемале, как и три года назад. Однажды, когда Кемаль со штабом переезжал из Эрзерума в Сивас, а султанские агенты, с целью задержать его, принесли в пути ложное известие, будто курды засели над ущельем и перебьют всех, Осман первым поехал в автомобиле — вызвать возможный огонь на себя, проверить…

Фрунзе узнал его: Осман был среди встречавших миссию на вокзале. Фрунзе чувствовал, что подобные Осману военные люди искренне благожелательны…

Кемаль попросил Абилова:

— Ты всех знаешь, расскажи его превосходительству Фрунзе, кто при чем. А я пойду, скажу… несколько необходимых слов… кое-кому.

И подошел к Рауфу. Фрунзе следил за выражением лица Рауфа, заметил, что тот чем-то недоволен. Теперь о депутатах рассказывал Абилов:

— Тот, в третьем ряду, круглощекий в коричневой феске — это Мазхар, весьма видный деятель. Он помещик, а по образованию врач. А когда напали враги, стал вожаком партизан. Вооружил своих батраков.

— Молодой же совсем, — сказал Фрунзе.

— Рядом с ним Мюфид, видите? Бывший вали Битлисского вилайета. Большой административный талант. Из богатой семьи, служил по ведомству внутренних дел. Теперь горячий сторонник улучшения жизни крестьян, ремесленников. Оратор! А должность великая — председатель суда независимости. Вроде нашей Чека.

— Абилов, спасибо. На этот раз лучше бы вам, которого все тут знают, переводить мою речь. Да? Пожалуйста, с подъемом, горячо. Не спешите… Откровенно говоря, волнуюсь.

Фрунзе следил: Кемаль о чем-то настойчиво говорил то с одним, то с другим векилем. Резко поворачивался. Рауф держался возле. Тут же степенный Аднан — второй председатель. Кемаль, по-видимому, резко что-то сказал, все подтянулись. Рефет опустил умные глазки. Да, в каждом сердце и жар и холод. Фрунзе вдруг услышал высокий голос Рауфа:

— Пора начинать! — Рауф двинулся в тихо гудящий зал, прихватив за рукав Аднана. — Прошу, господа, пожалуйста, — хмурился Рауф, уже стоя на пороге. — Начинаем.

— Постой, — окликнул его Кемаль. — Первым пройдет гость.

Зал зааплодировал. Кемаль сказал Рауфу:

— Иди в первый ряд, садись и Аднана усади… Не жалей ладоней, приветствуя этого… И чтобы все видели.

Мустафа Кемаль прошел затем к столу, так же как и в комнате президиума, покрытому черной скатертью, обратился к залу:

— Уважаемое Собрание! Сегодня мы счастливы принять прибывшего к нам выдающегося деятеля. Господа, от вашего имени я прошу его превосходительство Фрунзе сказать свое слово.

Под шум аплодисментов Фрунзе с папкой в руке вышел к светло-коричневой, с затейливыми карнизиками кафедре. Возле нее висела на стене лампа — крепко несло керосином. Сразу же подошел и Абилов в меховой своей низкой кубанке.

Фрунзе провел ладонью по волосам, глянул в зал. Колыхались фиолетовые фески чиновников. Но больше всего сидело за партами ходжей и мулл. В полутьме белели их круглые чалмы, и зал казался вечерним лугом, заросшим местами пушистыми одуванчиками. Фрунзе понял, почему Кемаль после победы на Сакарье сказал в этом зале: «Аллах помог!..» Тишина… Многие — из мест, разоренных врагом. Их можно растрогать: они все же беженцы, хотя у власти и богаты.

— Сила птицы — в крыльях, сила человека — в братстве, — начал Фрунзе, и едва успел Абилов перевести, как послышались аплодисменты. Фрунзе продолжал: — Я привез вам привет от Украины и от всех народов Страны Советов, включая армянский, который по совету Ленина свое оружие уступает вам, стремящимся выкинуть хищников из своей страны. Сакарийская победа вызвала у нас большую радость…

Снова аплодисменты, заколыхались чалмы. Фрунзе продолжал:

— Много общего в истории Советских Республик и революционной Турции. Однако не будем скрывать, что наши добрососедские отношения подвержены многим опасностям. Враги пытались огнем и мечом стереть с лица земли турецкое государство, но натолкнулись на героизм турецкого народа, сплотившегося вокруг Великого национального собрания. Враги убедились в силе турецкой нации. И вот теперь они стараются изменить характер своих действий. Они начинают играть роль льстивых друзей и доброжелателей. Но, как говорит турецкая пословица, вместо соловья ворону продают. Все для того, чтобы подорвать дружбу между Турцией и советскими правительствами — эту единственную гарантию целостности и независимости Турции. Теперь враги настойчиво толкают Турцию на выступление против советских правительств, стараются под маской дружбы достигнуть цели, добиться которой им не удалось применением оружия. Но мы уверены, что правительство и народ Турции, которые перенесли так много испытаний и получили столько уроков политической истории, не будут обмануты уловками и интригами наших общих врагов…

Фрунзе смотрел в зал, когда переводил Абилов, и чувствовал, что хорошо слушают.

— Как вредоносных жучков, враги питают деятелей, подтачивающих нашу дружбу, чтобы снова воевать на Кавказе… Турцию бросают себе под ноги… Но мудрость народов уже давно не верит хищнику льву, когда он мурлычет, что идет на Восток слушать сказки Шехерезады и выращивать цветы… Противники добрососедства имеют шанс одуматься… Каждому свой очаг дорог. Путь новой Турции — через доброе соседство и независимость — к счастливой жизни ее сынов и дочерей. От древней сохи — карасапана, от горных кочевий, от ручного промысла, от голодного прозябания и неграмотности — к светлому электричеству, к машинам и национальной культуре, к развитому земледелию и скотоводству, к дружбе племен…