Яков Ильичёв - Турецкий караван

— Это уж точно, товарищ Фрунзе.

— Поэтому прошу помнить, что кроме мусаватистов, бежавших в Турцию, там турки живут, борются не с нами, а с Антантой. Пожалуйста, не поддавайтесь настроениям вражды… До вражды еще не дошло. Несомненно, у части кемалистов, видимо, есть склонность договориться, пойти на сделку с Антантой. Но нет у нас никаких данных за то, будто сговор уже произошел. Что сообщает Абилов о соглашении с Францией? Ничего! Есть ли секретные статьи в этом соглашении? Мы пока не знаем. На месте попытаемся все выяснить. Наша поездка покажет, что мы, как и прежде, не бросаем турецкий народ на произвол… Антанты. Должен напомнить вам, товарищи, что вопрос о помощи революционной Турции наш Цека не снимал и не снимает. Чем и как — поподробнее — помогло Ангоре наше Закавказье? И с каким настроением…

Киров с жизнерадостной улыбкой, от которой на его щеках появились бороздки, сказал:

— С прекрасным настроением! Выполняя директивы Цека, с удовольствием помогали кемалистам — так и передай им, пожалуйста, Михаил Васильевич! Помогали материально — бензином для двигателей, керосином. Морально помогали… Ведь они, кемалисты, помогали нам — рабочим, коммунистам Баку — установить в Азербайджане Советскую власть! Да, да! О своей готовности в этом помочь, я знаю, Кемаль писал в Москву, он предлагал нам военный союз. Кемалистская делегация, прибывшая в Баку еще при мусаватистах, нелегально провела совещание с большевиками. И вот когда пришла наша Одиннадцатая армия, мусаватистское правительство уже было арестовано! Это сделали те самые кемалисты с помощью бывших турецких военнопленных.

Киров затем рассказал, сколько было послано в Анатолию винтовок, бомб, патронов, золота, и вдруг, неожиданно для Фрунзе повернулся к Гамидову:

— Вот наш боевой товарищ Гамидов в прошлом году провез через Нахичевань золото в слитках для Ангоры.

Фрунзе сделал пометку в блокноте, поднял глаза:

— Товарищ Гамидов, это интересно. Вы мне расскажете потом еще о Субхи и о том, как золото провозили? Может быть, и нам придется…

— Всегда готов, товарищ Фрунзе!

Вновь заговорил Гусейнов:

— Мы старались выручить восставших. Весной я посылал телеграмму: Азербайджан восхищается вашей борьбой, всегда готов помочь. Но Грузия — меньшевики — не пропускала эшелоны. Теперь над Грузией красный флаг, и Баку шлет своему турецкому соседу первый поезд: тридцать цистерн нефти, две — бензина, а еще восемь прицепит Тифлис. Такую телеграмму послал…

— Запишем, — сказал Фрунзе. — А кто из вас, товарищи, хоть однажды встречался с Кемалем? Вы, Гамидов? Нет? А ругаете.

— Абилов там встречался, — поспешно проговорил Гусейнов, будто заслоняя Гамидова. — Пишет, хорошо встречался. Все сказал ему о бежавших от нас мусаватистах, которые теперь в Карсе, Трапезунде и в Самсуне враждебные нам группы создали. Кемаль ответил: примем меры, пусть не беспокоятся в Баку.

— Да, оно конечно, беспокойно возле таких месторождений нефти, — пробормотал Фрунзе. — Приходится беспокоиться.

В бакинском гостиничном номере, передавая Ване парадную шашку, еще не остыв после совещания, Фрунзе говорил:

— Под морским дном — колоссальные запасы… То-то так волнуются всяческие «друзья» Турции, Азербайджана тож! А бакинский рабочий сам прекраснейшим образом распорядится нефтью, сам, сам… И Россию снабдит керосинчиком, и ангорскому правительству подбросит кое-что…

Ване было по душе это доброе умение Фрунзе — думать вслух, если рядом человек, мыслями поделиться.

В номер вошел Гамидов, щеголеватый, в желтых крагах, в галифе и во френче. Весел — открытая душа.

— Я расскажу, товарищ Фрунзе. Но вы ведь по другой, по железной дороге поедете?

Фрунзе усадил его на диван перед круглым столиком с вазой, сам сел на венский стул.

— Конечно, товарищ Гамидов, по железной. Но все равно, пожалуйста, расскажите, как золото везли Кемалю!

— Тайно, горами.

— Вот карта, давайте посмотрим.

— Мой ишачий караван взял направление сюда, на Бурчалинский уезд, на немецкую колонию Екатериненфельд. Эта территория была меньшевистской. Еду как закупщик: здесь ведь виноградники, винокооператив «Конкордия» с подвалами, конеферма…

— Без охраны, без оружия?

— Один револьвер у меня, и все! Наркомзем Агамали-оглы дал мне письмо к одному человеку в Екатериновке, — вот она. Этот человек, между прочим, товарищ Абилова, раньше состоял с нами в партии «Гуммет» — «Усердие», но я его не знал… Пришел я в Екатериненфельд, оставляю осликов с золотом под наблюдением своих помощников, иду в земскую управу. В управе было пятеро: Азиз от Азербайджана, двое от Грузии, немец от немецкой колонии, грек от греческого района Цалка — полный интернационал! Вошел, спрашиваю: «Кто здесь Азиз Шериф от Азербайджана?» Отозвался один такой, маленького роста. Спрашиваю: «Агамали-оглы знаешь? Тебе привет от него и письмо…» Азиз с семьей, значит, снимал здесь комнату, ездил инструктором в пять волостей по школьному, санитарному и ветеринарному делу, местность и обстановку знал. Тут альпийские луга, пастухи-азербайджанцы свободно приходили к маслобойкам и сыроварням.

— Чувствую, Азиз помог вам перейти на турецкую территорию?

— Он проникся ко мне доверием, я это понял, и сам доверился, тем более что письмо к нему, — потихоньку сказал ему, с чем и куда пробираюсь. Тогда он дает мне записку к башкичетскому комиссару Бунятову: «Прошу проводить до границы». Я и перевел свой золотой караванчик через турецкую границу, а там уже было свободно. Сдал свой груз в Эрзеруме…

— Ясно, дорогой товарищ. Спасибо… Теперь о Субхи…

Тут вдруг Гамидов достал из полевой сумки фотографию человека в свитере и пиджаке. Острижен под машинку, доброе лицо. Сквозь стекла пенсне мягко смотрели большие глаза.

— Это Субхи, товарищ Фрунзе. Я принес показать вам его лицо. Он был доверчивый, честный. Я знаю его жизнь. Он училище правоведения окончил в Константинополе. Университет окончил в Париже. В тринадцатом году султанская власть ложно обвинила его, что он участвовал в убийстве садразама [5] Садразам — глава кабинета (турецк.). Шевкет-паши… Убили-то свои, соперники. Обвинили же революционеров. И триста человек гуртом без разбора заточили в Синопскую крепость. Среди них и Субхи, революционер. Осудили на пятнадцать лет! Но не тот человек был Субхи, чтобы в крепости пропадать! Сговорился с одним рыбаком, и тот в лодке под парусом переправил Субхи в Одессу. Но скоро началась мировая война. И теперь уже царь ссылает его, человека враждебной страны, на Урал. Тут Субхи познакомился с большевиками. Он участвовал в Октябрьской революции! Он был верен решениям Второго конгресса Коминтерна и всеми силами помогал турецкой революции в борьбе с империализмом. Мне сказал: какой же я буду революционер, если в этот час на родину не поеду? Он писал Кемалю: находясь среди турецкого народа, коммунисты лучше будут помогать в борьбе за национальное освобождение. Сформировал в Баку полк, отправился на помощь Кемалю. Но Кемаль его не защитил от фанатиков, от наемных убийц. Не защитил? Почему? Такого человека!