Яков Ильичёв - Турецкий караван

— Прекрасно! — поддержал Рефет, будто не он сам только что предлагал поднять против Кемаля Национальное собрание.

— С первого дня прибытия в Ангору я это делаю, — невольно шепотом проговорил Рауф. — Я составляю тайный список наших единомышленников. Дай имена, которые знаешь.

— Дам, дам. Отлично! — сказал Рефет.

Десять офицеров готовили покушение на жизнь Кемаля. Но сейчас о них небезопасно было говорить, так как могло открыться, что, зная их имена, он до сих пор молчал, и Рефет от ответа уклонился.

— В Инеболу я намекну, что «Общество друзей Англии» есть не только на Босфоре во дворце, но и в Ангоре, Позволяешь ли мне назвать твое имя?

— Они его знают! — заявил Рауф. — К сожалению, все анатолийские газеты нетактично поносят Англию, Попроси англичан сделать соответствующий жест, чтобы мы могли заткнуть рот поносящим и устроить несколько правильных решений в Собрании.

— Брат, ты умно сказал. Я объясню в Инеболу, что не имею полномочий для глубокого соглашения, но таковое — моя мечта. Я и мои товарищи, мы верим в благородную морскую душу, надеемся на цивилизованную помощь бедной сестре, Турции, которая не останется в долгу. Скажу также — секретно, — что в отношении делегации Фрунже принимаются некоторые меры, пусть ее появление не беспокоит…

— Скажи там, что его плохо встречают у нас. Он навязывается! Прямо скажи: в Собрании есть силы, стремящиеся по-вер-нуть его! Они растут, эти силы, они требуют: пусть едет домой! — как посоветовали группе Субхи, на свою беду заткнувшей уши и ничего не услышавшей…

— Это было бы чудесно! — подхватил Рефет. — Ведь если большевик приедет в Ангору, наобещает золота, то… тот всех нас в пыль сотрет, совсем затопчет.

— Нет, сам падет! — Рауф ударил ладонью по столику, чай пролился. Пока вошедший слуга убирал, молчали. Потом пересели на диван и Рауф продолжал спокойнее: — Фрунзе обещает пока миллион. Но как пережить появление этих буденовцев на этом вокзале под окнами моей квартиры… Аллах мой, Фрунзе хочет, чтобы мы и дальше проливали кровь. Вот на что упирать в Собрании!

Рефет закрыл глаза, лицо его стало белым, неживым:

— Этого, Рауф, в Собрании не следует говорить. Люди станут вспоминать, что не красные наслали на нас эвзонов, а англичане, а Москва, наоборот, шлет нам вооружение, помогает нам. Лучше сказать, что теперь эта помощь не нужна, мешает нам помириться с друзьями, которые в любой час могут посоветовать королю увести из Турции свои войска.

— Брат, я согласен с твоей тонкой мудростью, — ответил Рауф. — Не будем горячиться. Добавим только: господа, вполне возможно, что Фрунзе приехал развивать у нас коммунистическое движение. А это недопустимо! Мы — мусульмане. У нас Коран! Нет, эту делегацию я не пущу в Ангору! Твердо скажи в Инеболу: вы против Фрунзе, мы также.

— Было бы прекрасно, если подходящая весть о судьбе этой делегации поступит в Инеболу при мне.

— Поступит!

— И еще, Хюсейн. Дай знать французам, Франклен-Буйону и Мужену, чтобы и они поторопились каким-нибудь путем повлиять на… того прежде, чем Фрунже…

Рауф впервые в этот вечер улыбнулся:

— Сделано! Уже знают! Через моего друга Васыфа.

— И последнее, Хюсейн. Необходимо организовать внесение проекта и принятие в Собрании закона: министры избираются самим Собранием, путем тайного голосования, а не назначаются… тем, председателем. Иначе… он всех нас выбросит!

Фрунзе всегда тянуло к памятникам минувших эпох. Его волновали следы шагов человечества, вид раскопок, городищ. Но в Трапезунде ему не до остатков цитадели, городских стен, дворцов и церквей, мостов, бань и греческих монастырей, высеченных в отвесных скалах. Пока шторм и не выехать, надобно говорить с местной властью, с генерал-губернатором и военными. Уловить их настроения, понять их мысли и, если в чем-то недобром подозревают Советы, — разубедить! Но прежде посоветоваться с советским консулом…

Голубь, человек с добрыми, умными глазами, ласково встретил Фрунзе в коттедже консульства на набережной, полуобнял, усадил в плетеное кресло с высокой спинкой и стал угощать местным напитком — бузой.

— Меня волнует, что с Юсуфом, — сказал Фрунзе. — Вы говорите: отставка не принята? По-прежнему — коминдел? Это замечательно! Но точны ли сведения? Точны! Но, может, он переменил свое отношение к секретным статьям соглашения с Буйоном и поэтому остался на посту?

— Не знаю, Михаил Васильевич, — виновато проговорил Голубь.

— Ладно. А что происходит вообще на сей древней земле, в Малой Азии и на Босфоре? — спросил Фрунзе, окидывая глазами шкафы с папками и книгами, полки с подшивками газет, сейф в углу.

— Сто лет страну грабили, — раздумчиво стал отвечать Голубь. — Только ленивый в ее карман не залезал. Султан как обезденежит, тут же продает часть страны. Стала колонией… А теперь турок говорит: всяк петух на своем пепелище хозяин. Вполне законно хочет сам распоряжаться у себя. Антанта не дает, а с ней султан, двор, феодалы… Кемалист винтовкой, кстати русской, отбивается от Антанты — и, стало быть, от султана? Но султан вроде бы свой. Невозможно представить себе Турцию без султана. В самом ангорском правительстве острейшая борьба.

— Я слышал, что турки уважают вас, говорят, что вы их понимаете. Как это вам, большевику, удалось?

— Я говорю туркам правду: поддерживаем вас потому, что враг у нас общий, ваша борьба справедливая; наше правление и ваше правление внутри стран не зависят одно от другого. Эти мысли действуют безотказно.

— Но вот франко-турецкое соглашение как будто свидетельствует о повороте в ангорской политике, — сказал Фрунзе. — Какие данные у вас?

Голубь кивнул на полки с газетами:

— Дипкорреспондент «Дейли телеграф» утверждает, что, пока Франклен-Буйон договаривался с Кемалем в Ангоре, Бекир Сами в Париже столковался с польским представителем — заключить договор между Францией, Польшей и Турцией против нас.

— По-моему, он выдает желаемое за действительное.

— Константинополь сообщает, однако, о контакте Бекира в том же Париже с белыми бывшими правителями Закавказья.

— Спрошу в Ангоре, как относятся к похождениям своего Бекира, — воскликнул Фрунзе. — И что это в общем значит!

— Скорее всего вот это, — Голубь взял с полки газету крохотного формата со слепой печатью. — Константинополь, газета «Илери». Симпатизирует ангорцам, пишет от чистого сердца. Любопытная заметка, и стиль… Пожалуйста, вот копия перевода…

Фрунзе вслух прочел:

— «Русские уже оказали поддержку… в тяжелый момент поставили нам военные припасы… удостоились нашей признательности. Но ничего больше… Русские не могут доставлять нам капитал, науки, технику и тысячи культурных средств… ибо у них нет этого… Было бы отныне наивно ждать большего от русских, руководствуясь чувством, становясь рабом прошлого…» Вот как! — проговорил Фрунзе и продолжал читать: — «А Запад нуждается в турецком мире, в торговле на Востоке… Сегодня единственная арена деятельности и успеха для турецкой дипломатии находится на пути в Лондон…» Ясно, — сказал Фрунзе. — Надеюсь, что ангорские руководители умнее. Как давно это напечатано?