Яков Ильичёв - Турецкий караван

— Не фантазируйте попусту, — засмеялся Фрунзе. — Детская болезнь!

Под конец караванного пути произошла еще одна любопытная встреча.

Уже двенадцатый день шел караван. До станции Яхшихан на узкоколейке Ангора — Сивас, о которой рассказывал в Кескине инженер — начальник завода, осталось полтора часа пути. Из фургона в хвосте вдруг послышался высокий тенор:

Это разошелся Дежнов. Видно, хотел заглушить мучительную боль в боках от отчаянной тряски, — голос прерывался… Фрунзе, нахохлившись в седле, думал: «Ничего, дотерпим. Глядишь, и доехали…» Из фургона доносилось:

Впереди на дороге замаячили в дымке какие-то всадники. Не военные ли со станции Яхшихан? За ними показалась, однако, распухшая в тумане повозка, еще одна и еще… Надвигался встречный караван. Когда поравнялись и стали разъезжаться, из встречных фургонов высунулись люди в шляпах и с шарфами. Ехали европейцы. Они с любопытством смотрели на буденовки. Турецкий чиновник, сопровождавший встречный караван, задержался для короткого совещания с офицером, сопровождавшим советскую делегацию.

— Кто такие? — спросил Фрунзе чиновника.

— Итальянская миссия кавалера Туоцци. Месяц гостила у нас. Теперь хочет домой, ваше превосходительство. Спешит за новыми указаниями.

«Вот как! Это значит, что итало-турецкие переговоры прерваны», — подумал Фрунзе, ответив на приветствие итальянцев.

Итальянцы же, увидев буденовки, будто обрадовались. Ослепительно улыбаясь, так и тянулись из своих окошек. Красноармейцы ответно помахали — дескать, правильно, Италия бросила воевать, — и караваны разъехались.

Дежнов вылез из-под брезента, Фрунзе соскочил с коня:

— Алексей Артурович, чего это они прервали дело, восвояси поскакали?

— По-моему, ясно, Михаил Васильевич. Осторожничают, услышав рычание Лондона, взбешенного уже соглашением Буйона.

— Узнать бы, что скрывается за бешенством Англии. Притворство или обманутые Парижем ожидания? Если Франция получила большие выгоды, которые Англия предназначала себе, если у них серьезная ссора, то осторожность Италии — партнера Франции вполне понятна.

Фрунзе и Дежнов некоторое время шли за фургоном и обсуждали политику Италии.

Всю войну Антанта отпихивала итальянский сапог от Малой Азии. Только шантажом сумел итальянский капитал заполучить зону Адалии и Додеканез. Сам Джулиано говорил, что присоединение Италии к Антанте решают лишь три соображения: «моральность, удобный случай и легкость». А кому какая часть добычи предназначена, это долго скрывали от Италии. Узнав, она с возмущением потребовала увеличить свою долю. Ей в ответ: ах, крикливая, ах, шантажистка… Но в семнадцатом Ллойд Джордж согласился передать ей юго-западный сектор Анатолии — Смирну, Адалию, Конью… Если Россия согласится. А в России революция! Отдали без России, разбудившей чудовищные непокорные силы и спутавшей все карты…

Кончилась мировая война, а сапог так уже обессилел, что не может и шагу ступить, даже долю свою оккупировать. Совсем перестали считаться с Италией. Особенно Вильсон: «Не знаю, не чувствую себя вправе решать, насколько надо считаться…» — «Ни насколько!» — подхватил Ллойд Джордж и теперь уже совсем отстранил Италию. Ее место переуступил Греции, более полезной, рвущейся воевать. Нынче Италия — в паре с Францией, когда та конфликтует с Англией. Французский премьер Аристид Бриан и итальянский Сфорца дружно требуют: пересмотреть Севрский договор, заключенный с султанским правительством и не признаваемый Ангорой! Пересмотреть, чтобы договориться с Ангорой для своей же пользы.

И взялась вот Италия за политику малых дел, торгует почем зря и вполне преуспевает. Газеты сообщали, что кавалер Туоцци поехал в Ангору, имея самые широкие полномочия всех опередить, заполучить торговые привилегии, уступив то, что Италии не принадлежит, и дела у него идут неплохо, переговоры в Ангоре благополучно завершаются…

— Я даже был уверен, что после Буйона итальянцы пойдут дальше. Но, смотрите, вдруг сорвались и скачут домой, — сказал Фрунзе. — Да, наверно, сплоховали. Испугались, наверно…

— Если так, то это может означать, что и Париж в перебранке с Лондоном начинает уступать, — заметил Дежнов. — Такое напрашивается предположение.

— Видимо, видимо! Этот третий член славной антантовской стаи — о, это публика осмотрительная! Не стали ждать, чем кончится англо-французская свара, уложили чемоданы и смылись! Мило!

— Осторожность, — Дежнов утверждал свою мысль.

— А я еще гадал, как скажется англо-французский скандал на итало-турецких переговорах и эти переговоры — на отношении Ангоры к нам. Все думал, как чувствует себя в Ангоре кавалер Туоцци? Что он дает Турции, а Турция ему? А он, значит, бежать! Лихо! Нет, мы с вами едем как раз вовремя.

По брезенту фургонов снова забарабанил дождь, Фрунзе и Дежнов забрались в свои душноватые брезентовые бочки. Хамид заботливо накрыл попоной седло на коне русского паши, при этом печально-вопросительно взглянул на Ваню. Из фургона дипсоветника сквозь шум дождя вновь донеслось:

Сопровождающий миссию офицер, весь отяжелевший в мокрой бурке, подъехал к фургону Фрунзе и с тревогой сказал, что вот-вот уже Яхшихан, но навстречу опять всадники, и за дождем не разобрать, сколько их и кто они, нелишне приготовить оружие.

— Такова доля военного, — ответил Фрунзе и поднял бинокль. — Постойте, а ведь это турецкие кавалеристы. Посмотрите.

— Похоже. Но не будем спокойны, паша.

Ваня надеялся, что полевой бинокль не подвел Фрунзе. Хватит же бандитов! И верно, в пелене дождя из-за холма выступили турецкие конные аскеры с молодым командиром впереди.

— Тот самый караван? — спросил он. — Селям…

То был почетный встречный конвой, высланный со станции Яхшихан. Фрунзе, не вылезая под дождь, ответил:

— Селям! Катим дальше. Под крышей познакомимся.

Вон уже белые домики, над ними темная гора, упершаяся в мутное небо. По железному мосту, лежавшему на бетонных быках, переехали через Кизыл-Ирмак, — река тут бушевала, ревела.

— Новый, кажется, мост? — крикнул Фрунзе.

Командир ехал рядом с фургоном:

— Как с неба спущен на божьих руках…

— Прекрасный мост…

— Турецкие инженеры строили!

Длинный сарай у рельсов — это вроде вокзал. Караван остановился на пятачке, примыкающем к сараю со стороны горы. Здесь его ожидали офицеры. Комендант, сутулый старик, привел взвод пехотинцев, видимо охрану моста, — превратил ее в почетный караул.