Яков Ильичёв - Сиваш

— Спасите! Тону!

— Товарищи, спокойно! — кричал комбриг. — Ничего страшного нет! Забирай вправо!

— Вправо! Вправо! — подхватили командиры.

— Авангард, вправо! Куда прете в воду! — кричали бойцы.

Орудия и пулеметные тачанки никак не могли выбраться на сухое место. Колеса глубоко врезывались в мягкий ил. Лошади тянули, выгибали спины — лопались постромки. В горячке, не чувствуя холода, люди спрыгивали в воду, стаскивали с тачанок и несли на себе пулеметы, по пояс в воде брались за спицы колес, наваливались на полузатонувшие орудия.

Подобравшись к берегу, батальоны залегли на мокром дне и наспех стали рыть мелкие окопы — лопатами выкидывали грязь, В ямки сразу набегала вода. Восточный ветер пригнал волну, она с шорохом накатывалась на песок. В середине ночи по цепям пронесся сдержанный ропот:

— Чего ждем? На штурм! На штурм!

На берегу в свете прожектора виднелись серые фигуры, ползущие между рядами кольев. Это бойцы штурмовой колонны торопливо доделывали свое дело — ножницами перекусывали колючую проволоку. Кубанцы из окопов поливали их огнем, забрасывали гранатами. Коммунисты штурмовой не выпускали ножниц, пока пальцы шевелились; оставляя позади себя мертвых, резали ряд за рядом.

В черное небо взвинтилась зеленая ракета.

— Ура-а! В атаку!

Серые пригнувшиеся фигуры бойцов во тьме пронеслись ветром. Люди падали, вскакивали и снова — вперед. Взбежав на берег, потоком врывались в узкий проход, проделанный в колючей изгороди. Не сумевшие туда попасть, не различившие прохода во мраке, бросались грудью на проволоку, рвали ее штыками, расшатывали руками колья. Кидали на проволоку шинели и падали, сраженные пулями и осколками, повисали на проволоке. Задние пробегали по телам убитых и раненых, скользили в их крови, перелезали проволоку по шинелям. Несся неистовый крик:

— Дае-е-ешь!

Врангелевцы лихорадочно продолжали бросать гранаты, в упор расстреливать из пулеметов. Перекопская артиллерия повернула орудия на Литовский полуостров.

Но уже прорвались бойцы к окопам. Штурмовая — впереди. За нею устремились три батальона. На рассвете сквозь туман показались на Сиваше еще два полка. Сквозь гул и грохот сражения слышалось и новое:

— Даешь! Да-е-ешь!

Под напором тысяч тел затрещали колья уже в глубине обороны. Куски оборванной проволоки цеплялись за шинели, рвали ноги. За проволокой раскинулись широкими цепями и пошли в штыки. Попрыгали за брустверы, работая штыками, прикладами, очищали окопы от белых. Цепь набегала за цепью. В одно мгновение окоп заполнялся серыми шинелями красноармейцев.

Всю ночь Матвей был при командире пехотной колонны. Когда резали проволоку, лежал в мерзлой западине — пули посвистывали над головой. В свете прожектора Матвей видел и покосившиеся столбики заграждений, и как бойцы пошли на них, и как на место раненых и убитых подползали не задетые огнем, высвобождали ножницы из мертвых или ослабевших рук. Слышал стрельбу, стоны, лязг и крик в окопах. И опять «ура!» Командир поднялся, спешно двинулись вперед. Еще в темноте взяли хутора Новый Чуваш, потом Старый Чуваш. Белые отходили. У хат лаяли, заходились псы, сквозь стрельбу послышалось, как тонко зазвенели разбитые оконные стекла. Черная муть на земле и на небе посерела, и начало светать. Командир будто только сейчас заметил рядом с собой Матвея.

— Ну, всё, товарищ проводник, дорогой папаша! Валяй теперь к дому.

— А могу и дальше с вами идти! Вон как двинулись. — Почерневший за ночь Матвей довольно оскалился.

Красноармеец с перевязанной щекой подъехал к Матвею в повозке на паре.

— Садись, отец, отвезу. Приставлен к тебе, чтобы в цельности доставить в Строгановку.

Лошади карьером понесли повозку в сторону от ухающей земли. Пробегая мимо окопов и порванной проволоки, кони шарахались от мертвых. Их было немало. Матвей подумал: жив ли Антон? Когда повозка выехала на взгорок, обернулся и увидел, как далеко позади словно из-под земли выпрыгивают огоньки — уже слабые и бледные. Ночь кончилась, мгла истаяла.

Съехали в Сиваш. На востоке в небо поднималось зарево, поднимался и дым, не понять, восходит солнце или вспыхнул пожар. Зарево стояло и на юге, в крымской стороне, и на западе. Словно и там всходило солнце. Дым поднимался над всем Литовским полуостровом.

Из тумана выполз огромный румяный шар — вот оно, взошло солнце. Зарева вдали погасли, но по клубившимся дымам было видно, что бой размахнулся очень широко, возможно красные ушли еще дальше вперед. Эх и молодцы же, ну и молодцы! Матвей с удовлетворением подумал, что и его рука к этому делу приложена. Нет-нет, и сам себе дивился, как это ночью он перевел войска.

«Ухватились за крымский берег, — думал он. — Неделю назад сказали бы мне — не поверил бы в такое чудо… Нынче все не так. Земля взялась крутиться по-другому. Такая страсть у людей, что еще немного — взмахнут руками и полетят по воздуху, как птицы… Вот-вот покончат с Врангелем, это уже ясно!»

Потом он подумал, как трудно бойцам на Литовском полуострове, вспомнил, как командир говорил про патроны. Если кончатся патроны, а дополнительно их не подвезут, то беда. А подвезти боеприпасы не так-то просто.

Со стороны Строгановки что-то двигалось навстречу, будто ползла по дну Сиваша темная длинная змея. Это шла конница со своего берега на крымский. Красноармеец с перевязанной щекой остановил повозку. Пропуская эскадроны, он любовался свежими, румяными лицами отдохнувших за ночь всадников, бодрым видом лошадей. Любовался и Матвей. Весело подумал: «Конница идет, значит, будут дальше наступать, крымский берег теперь не выпустят…» Провожая глазами ряды, Матвей снял шапку — помахать. Кавалерист в полушубке, по всему видать — из командиров, отделился от эскадрона, подлетел к повозке и, осадив коня, нагайкой ткнул в Матвея.

— Пленный?

Ездовой ответил:

— Вот уж и нет! Не угадал ты, товарищ! Это наш проводник, ночью показывал нам брод. Вы идете по его следам.

Всадник выпрямился в седле, взял под козырек.

— Приветствую, отец! — Крутнулся и поскакал за эскадроном.

Под бабаханье орудий солнце поднималось все выше. Вдруг застучали орудия и на западе, в стороне вала, на Перекопе, там тоже началось. Теперь все кругом громыхало. Горизонт от Перекопа до края Литовского полуострова заволокло черным, минутами застилавшим солнце, клубившимся дымом.

«Возьмут Крым», — решил Матвей. Красноармеец-ездовой вдруг заволновался:

— Слышал, отец, ребяты говорили — вода в Сиваше прибывает! Наши войска вот и отрежет на Литовском. Пропадут тогда без патронов! Это правда, что вода прибывает?

— Ну и что из того? — нахмурился Матвей. — Ты панику не сей! Волна всегда то прибывает, то убывает, на месте не стоит. Но это же не то, что хлынула и затопила. Прибывает медленно. Вот здесь, где мы едем, будет до вечера сухо.