Варлен Стронгин - Вечный всадник

Наступил первый день съемок, и Марина, сообразив, что сегодня ей так или иначе придется подчиниться мужу, играла роль жены-слуги, время от времени шепча Батасову на ухо: «Что прикажешь, милый? Я слушаю тебя, говори. Я сделаю все, что ты пожелаешь! О, какой ты сильный!»

Покорность жены, хорошая солнечная погода настроили Батасова на творческий лад, и он внимательно отнесся к начинающему киноактеру.

— Ютти, дорогой, — обращался к нему Батасов. — Почему вы прыгаете как акробат? Вы — снежный человек и должны неуклюже, по-медвежьи переваливаться с камня на камень. Не прыгайте. Аккурат Аккуратович, объясните ему, пожалуйста. Так, лучше. А теперь вы неожиданно увидели Джейн. У вас загораются глаза, хищно двигается челюсть, вы протягиваете к ней руки. Не стесняйтесь. Хватайте ее за груди! Марина, ничего не поделаешь, это кино. Зачем вы заложили руки за спину? Аккурат Аккуратович! Так. Так. Протягивайте руки к Джейн! Хватайте ее за груди! Где груди? Бутафор, быстрее! Так. Хватайте! Неужели она вам противна?! У нее высшее образование плюс такие формы! Хватайте! Ютти, что с вами! Почему вы не хватаете?!

— Он влюблен, — объяснил режиссеру Аккурат Аккуратович. — Он никого не хочет видеть, кроме своей Атти. Он на ней помешался!

— Ютти, вы действительно сошли с ума! — попытался уговорить артиста режиссер. — Вы играете снежного человека, а не Ромео. Что такое любовь? Сейчас это вообще называется сменой партнеров, а вы тут разминдальничались! Вы снежный человек, дикарь, у вас не должно быть вообще никаких чувств, кроме грубых животных инстинктов. Ну, хватайте же ее побыстрее! Солнце заходит!

Ютти не слушал размахивающего руками режиссера, что-то объясняющего ему Аккурат Аккуратовича и грустно смотрел на тропинку, ведущую к пещере, в которой раньше жила Атти, взгляд его заскользил по горам, и вдруг на одной из них он увидел медленно движущуюся точку. Это был не барс и не дикая коза. Ютти не поверил своим глазам. Бешено заколотилось сердце, потемнело в глазах, но через секунду к нему вернулось прежнее сознание, и он отчетливо разглядел Атти. Неведомая сила наполнила Ютти, он забыл обо всем, что с ним произошло, испарилась усталость, спало нервное напряжение. Ему показалось, что Атти движется в его сторону, и он как на крыльях понесся навстречу своей любимой.

— Что он делает? — воздел к небу руки режиссер. — Солнце заходит! Куда от помчался, ненормальный?!

— В магазин! — уверенно сказал осветитель.

— Не успеет! — покачал головой ассистент режиссера. — Зря побежал. У всех магазинов сейчас обед!

— Ничего, — сказал осветитель. — У «шестерки» возьмет. У нее и в обед можно!

Один Аккурат Аккуратович догадался, что случилось, и, понурив голову, медленно побрел вниз. Он даже забыл о потерянных деньгах, и ему вдруг стало жалко самого себя, стало грустно оттого, что он ни разу не любил и ни разу не познал счастья. Женщин на его пути было много, но ни на одной из них он не хотел жениться — не на Ларисе же или Клавке?! А хорошие женщины (он непременно желал иметь приличную жену, опасаясь, что ему подобная изменит в трудный момент или — еще хуже — предаст), хорошие женщины были ему недоступны. Разве они будут жить с таким человеком, как он?

— Аккурат Аккуратович, вы-то куда?! — донесся до него крик режиссера.

«Если бы я знал», — усмехнулся про себя Аккурат Аккуратович и смахнул с ресницы слезу, появлению которой он удивился не меньше, чем неожиданно поплывшему бы по горам теплоходу. Но теплоход по горам не плыл, а слеза была. От нее еще остался след на ладони. Аккурат Аккуратович не помнил, когда он плакал в последний раз и плакал ли вообще. Неизвестно откуда и с чего выскочившая слеза испугала его, и он быстро засеменил по тропинке подальше от этих мест и возникающих здесь мыслей.

А Ютти бежал наверх, карабкаясь по камням, не чувствуя усталости и бесконечно радуясь тому, что люди не похищали его любимую и сами привели к ней. Атти то исчезала из поля его зрения, скрытая холмами или скалами, то возникала снова, постоянно увеличиваясь в размерах, он уже различал ее головку и охапку хвороста в руках. Она услышала шум и вздрогнула — не охотится ли за ней барс, а потом увидела Ютти и от неожиданности выпустила из рук хворост.

Ютти остановился метрах в трех от нее и, будучи не в силах справиться с собой, заплакал.

— Где ты был, Ютти? Что с тобой случилось? — спросила девушка и подошла к нему. — Ты не ранен?!

— А где была ты? — тихо спросил Ютти.

— Я ходила к родителям!

— Как? Ведь ты бываешь у них в другое время, когда в горах пропадает снег?!

— В этот раз я решила пойти к родителям раньше.

— Почему? И почему ты не предупредила меня об этом?!

— Я не знала, что скажут родители.

— А что они сказали тебе?

— Они сказали, что ты хороший охотник, что ты любишь меня и будешь всегда моим другом и защитником! — страстно проговорила Атти и взяла его за руку. — Я верю родителям. Они ушли от меня давно, но до сих пор помогают мне советами. Я люблю тебя, Ютти!

Ютти показалось, что произошло колдовство, свершалось чудо — и Атти в любой момент может исчезнуть.

— Атти! — трепетно прошептал он, осторожно поднял девушку и понес ее на их любимое место, туда, где цвели цветы и где им всегда было хорошо.

Они лежали рядом и молчали. Солнце то пряталось за облака, то радостно выползало из-за них, но Ютти не замечал ни солнца, ни облаков. Он думал, что должен рассказать Атти о том, как любит ее, сколько пережил и, конечно, о живущих внизу людях.

Солнце надолго скрылось за облаками, а Ютти лежал рядом с Атти и боялся шелохнуться, чтобы не нарушить колдовства. Только иногда он осторожно протягивал руку, робко касаясь ладони Атти и проверяя — не исчезла ли любимая, и его можно было понять, потому что настоящее счастье не часто приходит к человеку.

Солнце проработало на износ целое лето, а теперь блаженно покоилось на небесах, небрежно разбрызгивая вокруг себя еле теплые лучики и лишь создавая видимость трудящегося в поте лица светила. Обманутые этой видимостью курортники сбрасывали с себя одежды, подставляли жаждущие загара тела солнечным лучам, но, не получив желаемого, уныло одевались, с недоверием поглядывая и на солнце, и на вечнозеленую растительность, а заодно и на винно-пивные автоматы.

В курортном городке наступил если не мертвый, то предынфарктный сезон. До инфарктного состояния дело никогда не доходило, потому что дома отдыха и санатории функционировали круглогодично. А вот количество «дикарей» в городке явно поубавилось. Остались только влюбленные парочки, которым вместе было хорошо в любую погоду, а также отдельные личности, по тем или иным причинам не сумевшие отдохнуть в благодатное время. В санатории понаехали люди из глубинки и окраин страны, куда, по всей вероятности, не доходили летние путевки. Эти люди предпочитали покупать напитки в магазинах, а к автоматам подходили только для того, чтобы воспользоваться стаканами и столиками. У Евгения резко упали заработки. Это бесило его, и даже внешний вид отдыхающих выводил из себя. Евгения стали раздражать немодно одетые люди, он презирал их, считая субъектами второго сорта и своими потенциальными врагами, которые завидуют ему и могут посягнуть на его достаток.