Михаил Шитов - Свидания в непогоду

А в Снегиревке жизнь шла своим чередом — рядовая, будничная. В радужных от мороза обводьях вставало по утрам солнце над Жимолохой, но к полудню нагревались стекла окон и у каждого дома, неутомимо вызванивала капель.

На податливом, как пластилин, снегу отчетливо лепились ромбические следы автопокрышек, рубцы гусениц. От Зеленой горки и от дальних Новинских холмов вели они к мастерским и здесь схлестывались в путаном клубке.

Под закопченным фонарем-крышей в две смены гудели моторы. Убывала и вновь прибавлялась очередь больных тракторов и комбайнов. На земле алмазно вспыхивали огни электросварки.

У каждой машины — свой график, свои лекари-универсалы. Закончив наладку культиватора, Миронов весело подбрасывал рукавицы и принимался за ремонт тракторного двигателя, а некоторое время спустя сам же по праву мастерства обкатывал машину.

Всегда людно бывало в кладовке у Земчина. Ремонтники облюбовывали здесь узлы и детали, вызволенные из лома кладовщиком, обсуждали рационализаторские задумки, общественные дела. Иногда в двери страдальчески вытягивалось лицо Лаврецкого: «Федя, дорогой, выручай: нигде окаянных магнето не найду». — «Заходи, Степа, поищем», — приглашал Земчин. В редкие минуты, оставаясь наедине, он выволакивал из-под стола кирпич и, стиснув зубы, толкал его неживыми ступнями ног; ни на один день не оставляла кладовщика мысль снова сесть за машину.

В гул моторов и тарахтенье гусениц встревало вдруг заливистое тявканье: по площадке семенили Гайка и Шайба. За ними показывался Лесоханов. Принимая с механиком работу, Андрей Михалыч, если исполнитель внушал доверие, говорил коротко: «Дело!» — и доставал из кармана записную книжечку. А не внушал — дотошно проверял всё.

Больше, чем другим, не везло обычно дружку Миронова — Алеше Михаленко. По-флотски дисциплинированный, но самолюбивый, он не признавал за собой ошибок. Механизаторы грудились вокруг Лесоханова и Михаленко, подтрунивали над собратом, нетерпеливо и встревоженно ожидавшим приговора. Случалось, найдя огрех, Лесоханов говорил: «Что ж ты, Алеша, не спросил, как надо, запорол?» Михаленко артачился, и тогда Андрей Михалыч приподнимал голову: «Ну-ка, ребята, где Миронов?» — «Ладно, переделаю», — цедил Михаленко, зная, что дружок не обойдет шуткой и его.

— Пропиши ему ижицу в свою книжицу, Андрей Михалыч. По-флотски! — смеялись механизаторы.

В мартовский ветреный день дядя Костя короткими гудками известил Снегиревку о возвращении передвижки. Залепленная ошметками снега, машина подкатила к воротам мастерских. Ремонтники окружили ее, подошел Андрей Михалыч.

— Вот и опять дома, — улыбнулся Шустров, вылезая из кабины. Сторонясь дворняг, пожал руку Лесоханову, механику, кивнул другим.

— С успехом, конечно? — спросил главный.

— Порядок. Еще одна установка в активе!

Позади фургона разминались пообмятые в дороге Петро и Агеев. Перед тем, как идти, Агеев поднялся на лесенку фургона, взял чемодан. Эта поездка была для него последней в зиму: предстоял учебный отпуск, а там сессия, а там отпуск обычный. Как на дорогих свидетелей трудных и упорных минут своей жизни, смотрел он на топчан с жидким матрацем, на верстак и печурку. А Малютка подталкивал исподтишка Петра, мигал в сторону ларя: «С приездом, а?» Петро решительно мотал головой.

В конторе, переговорив обо всем, Лесоханов сказал Шустрову:

— Придется, Арсений Родионыч, пока с монтажом подождать. Здесь люди больше нужны, и вы тоже.

— Я — пожалуйста, — помедлил Шустров. — Но как у нас получится со сроками? Вот и Прихожин напоминал недавно требование Узлова: установить до весны не меньше шести-семи агрегатов.

— Так он, верно, забыл, Узлов-то, — неловко улыбнулся Андрей Михалыч. — И почему шесть-семь, а не одиннадцать, не пятнадцать?

«Они точно сговорились с Бересневым», — подумал Шустров, сердясь на себя за то, что затеял ненужный разговор. Заметив в нем эту перемену, Лесоханов сказал смущенно:

— Ничего… В крайнем случае — на меня ссылайтесь.

После поездки по району монтажникам дали возможность отдохнуть, сходить в баню и, само собой, отчитаться в командировке. Дядя Костя, получив деньги, отдал их на столованье заправщице нефтебазы, старой своей подружке, которую называл кумой. Агеев, принарядившись, пошел в клуб, а Петро сразу же оказался под бдительным вниманием Евдокии.

До сих пор он никого не посвящал в тайну своей сделки с новинским слесарем-торгашом, снабдившим его клиновыми ремнями. Но уже не первый день беспокоила Петра мысль: не напал ли он на след воров, которых разыскивали осенью? И как теперь быть с часами? Он мешкал, не зная, что предпринять. Между тем Евдокия сразу же после возвращения передвижки заметила пропажу часов. Близко подойдя к мужу, спросила негромко, требовательно:

— Пропил?

— Нет, — ответил Петро. — В «Новинском» они, — и рассказал, как всё было, но о подозрениях в связи с кражей умолчал.

Евдокия не могла понять, зачем понадобилось для казенного дела поступаться своими часами. Объяснение мужа не удовлетворило ее, и она разыскала на другой день Агеева.

— Не знал я этого, — смутился, выслушав ее, бригадир. — А верно, я тогда так и подумал, что дело здесь нечистое… Ладно, вы пока помалкивайте, а я с Андреем Михалычем поговорю.

Чувствуя и свою вину в случившемся, Агеев пошел к Лесоханову. Потом он никак не мог взять в толк, чего больше — досады или непостижимого удовлетворения вызвало его сообщение в главном инженере. Вначале Лесоханов растерянно покусал ногти, затем — и в мастерских это стало известно всем — неожиданно улыбнулся и, грохнув по столу кулаком, сказал — точно отвечал кому-то другому, не Агееву:

— А вы говорите… Эх, знатоки!.. Великое дело, когда у человека совесть пробуждается.

Но сейчас же он подумал, что надо поподробнее выяснить всё у самого Петра, узнать, есть ли у него деньги на выкуп часов. Найдя слесаря на площадке, он пригласил его в кладовку, к Земчину (хотелось, чтобы и парторг всё знал), и тут Петро после недолгих колебаний рассказал и о своих подозрениях.

— Это еще любопытней, — задумался Андрей Михалыч. — Значит, ты всё-таки встречался тогда с ними, с этими двумя.

— Должно быть, Андрей Михалыч. Только верно говорю: ничего не помнил, а тут будто осенило. И главное, с доильных установок много у них там всякого, в верстаке.

— Вот что, Петро, — сказал Земчин, — поезжай-ка ты завтра в Березово, в прокуратуру. Они или не они — там разберутся, а тебе самому съездить нелишне.

Лесоханов поддержал его. «Прощай, часы», — подумал Петро и побежал оформлять командировку. А Андрей Михалыч, вернувшись в контору, коротко и с явной неохотой напомнил Шустрову историю с ремнями. Под конец спросил: