Михаил Шитов - Свидания в непогоду

— Тысячу триста, копейка в копеечку, — по памяти сказал Климушкин. — Бери, Семен Семеныч, пока дешево. На полном ходу машина, сейчас и счетик оформим.

— Це гарно… Ну-кось, побачим!

Смахнув шляпу, Бидур полез в мотор, деловито запустил его, забрался на сиденье. Шустров с любопытством наблюдал за этой сценой, а Климушкин подталкивал его сбоку: «Вот вам и полевод, Арсений Родионыч!» — и, казалось, был смущен. Машина тяжело стронулась, вышла из-под навеса, но сейчас же остановилась. Бидур переключал рычаги; дрожа в горячем ознобе, трактор рванулся и опять стал, обволакиваясь дымом. Покопавшись еще в моторе, председатель сказал в сердцах:

— Що ж вы сватаете, как цыган кобылу? За Щукаря примаете? — и ус нацелил на Шустрова. — А ну сядь сам, попробуй!

— Кто сватает? — возразил Шустров. — Полегче на поворотах, Семен Семеныч… Сам берешь — сам и отвечай.

Бидур махнул рукой, отходя, и не успел Шустров обдумать случившееся, как к «натику» прилип Ильясов со своим собственным инженером, которым успел обзавестись. Инженер — щекастый паренек с заросшими висками и почему-то в морской фуражке с «капустой» — тыкался носом в двигатель, а Ильясов, стоя возле, распинался перед Шустровым и Климушкиным:

— Деньги есть — ссуду получил. Вы только с монтажом подсобите, а уж я такую мастерскую закачу — весь район ахнет!

— Смотри, проахаешься, Лазарь Суреныч, — подошел со стороны Лесоханов. — Что тебе — «Сельхозтехники» мало?

— Вот уж и завидки берут!..

Не слушая его, Лесоханов повернулся к «натику». В это время щекастый спрыгнул с трактора, весело сказал:

— Говори, председатель, чтобы завернули покупку. Берем!

— Оформляем, Арсений Родионыч, дай руку, — подхватил Ильясов.

Шустров не заметил протянутой руки, — смотрел на Лесоханова. А тот, покусывая губы, переводил недоуменный взгляд с «натика» на морскую фуражку, на Климушкина, на Шустрова.

— Ничего не понимаю, — сказал Лесоханов. — Я же просил не включать этот «натик» в ведомость. У него не отрегулирован карбюратор, подшипники не подтянуты.

— В ведомость включал не я, а комиссия, — щепетильно ответил Климушкин. — И, кроме того; трактор прошел обкатку.

— Прошел, но дефекты еще не устранены.

Пошарив глазами по лицам всех трех представителей «Сельхозтехники», Ильясов взмахнул рукой, как плетью:

— Ну, вижу, вы и между собой-то не разобрались! И чего ты смотришь, дипломник?

— Здесь просто, видимо, недоразумение, — сказал Шустров размеренно и веско, как арбитр. — Ни о какой сделке речи пока нет. А посмотреть — пусть посмотрят товарищи, пусть сами разберутся.

Выдержка далась ему нелегко. Он не мог с уверенностью сказать, что Климушкин пытался сбыть неисправную машину, — плановик мог не знать результатов обкатки. Не знал их и Шустров, хотя признаться в этом не решился. И самому себе он не хотел признаваться, что всё-таки надеялся на изворотливость плановика. «Опять, как с Бицепсом, запрещенный прием?» — припомнился ему случай из студенческой практики.

Не мог понять истории с продажей и Лесоханов. Пойти на аферу осторожный Климушкин, по его убеждению, не решился бы, на Шустрова это тоже не было похоже. Возможно, в самом деле произошло недоразумение. Но смутная тревога оставалась. «Черт меня дернул подойти к этому «натику» некстати», — ругал он себя.

Дня два-три он был сдержан в разговорах с Шустровым, о случившемся не вспоминал, но оба при встречах испытывали неловкость, стремились найти как-то общий язык. А четвертый день был днем получки.

Деньги на зарплату, конечно, нашлись, но и Шустрову пришлось немало похлопотать.

— Вот они — кровные! — говорил он не без гордости Лесоханову, выравнивая стопку банкнот — только что полученную зарплату.

Они были вдвоем в кабинете. Облокотись на стол, Лесоханов полуспросил:

— Хлеб-то не легко достается, Арсений Родионыч?

— Нелегко, верно.

— Д-да… Но всё-таки деньги — дело наживное. — Андрей Михалыч сдвинул кепку, почесал затылок. — База у нас хорошая, народ чудесный. Давайте-ка так, Арсений Родионыч: вы берите на себя хозяйственную часть, заключайте договора (улыбнулся: у вас это получится!), а я уж, как всегда, — технику. Да вот если еще на реконструкцию деньги схлопочете — совсем будет отлично.

— Оно, видимо, так и должно быть, — согласился Шустров.

Предложение Лесоханова понравилось ему своей определенной позицией и, казалось, отвечало собственным его настроениям. Именно так: каждому свое — по призванию, по качествам…

Многое в эти дни представлялось ему в необычном освещении и словно бы подчеркивало значительность происшедшей с ним перемены. Одна второстепенная встреча, которой он не придавал решительно никакого значения, особенно дала знать об этом.

Был вечер, и он направлялся в столовую поужинать. У буфетной стойки стояла небольшая очередь, а за стойкой щелкала на счетах Луиза. Шустров, избегая теперь встреч с нею, приостановился, но она успела заметить его. Помедлив, он подошел к буфету, и, когда последним в очереди приблизился к Луизе, она наклонила голову:

— Поздравляю, товарищ управляющий! Что-то вы уж совсем не показываетесь!

— Дела, — сказал он, напряженно всматриваясь в меню.

А Луиза, привалившись к буфету, нашептывала:

— А-яй!.. Нехорошо друзей забывать. Я так хотела вам новым проигрывателем похвалиться. Зашли бы…

Тогда он поднял глаза и с удивлением увидел перед собой не ту Луизу, которую привык видеть — с янтарными локонами и светлым лбом, а обыкновенную рыжеволосую бабенку, накрашенную, с блудливой улыбкой. Впечатление необычности было настолько сильным, что он не сразу нашелся с ответом на Луизины любезности. Он сказал ей что-то невразумительное и, взяв талончики, поспешил к столу. Оставалось не совсем ясным — с нею или с ним случилась такая необычайная метаморфоза, но самый ее факт был неоспорим, и это осознавалось Шустровым как хороший признак.

Вернувшись в свою холостую комнату, он просмотрел газеты, написал письмо Марии, затем вытащил из стола тетрадь в зеленой обложке. Он никогда не вел дневник, но после назначения потянулся как-то к бумаге, стал записывать мысли и события.

«9 апреля, — писал он, подсев к столу. — Исполнилось две недели, как я приступил к обязанностям управляющего. Решил прежде всего навести порядок в аппарате, и, кажется, люди это почувствовали…»

Машинально он поставил одну точку, другую… Ему вспомнилось, с каким приподнятым настроением шел он на первое с в о е диспетчерское совещание и как было неожиданно увидеть в кабинете Нюру с цветами; вспомнился сердитый выкрик Бидура: «А ну сам сядь, попробуй»… Он закурил, подошел к окну.

Ночь опустилась над поселком, свет фонарей рассеивался в ней одинокими туманностями. В открытую форточку подувал влажный ветер с полей, и слышно было, как там, на незримых березовских просторах, весна невнятно шуршала чем-то, хлопотливо прибирала землю.