Михаил Шитов - Свидания в непогоду

— И это дело, — мирно согласился Лесоханов.

Приняв от Иванченко дела, Шустров внешне ни в чем не изменился. В беседах с людьми по-прежнему был сдержан, ходил руки за спину, улыбался скупо. В те же часы, что и раньше, вставал, приходил на работу. Недавние мысли о новой машине и обстановке в кабинете были забракованы ввиду их явной незрелости. Кое-что, правда, пришлось сделать. Он перевел в мастерскую шофёра «газика» — человека, мало ему знакомого, взяв к себе дядю Костю; предложил Кире Матвеевне заменить настольную лампу, — всё по мелочам, в пределах благоразумия.

Но в главном, в организации работы аппарата, он решил с самого начала установить новый порядок, хотя еще не представлял ясно, как он будет выглядеть.

— Кира Матвеевна, — сказал он секретарше к концу первой субботы своего управления. — Послезавтра у нас, как обычно, диспетчерское. Предупредите всех, чтобы являлись точно к девяти, без опозданий. — И вручил ей список приглашенных на совещание.

В понедельник он пришел в контору раньше обычного — посмотреть бумаги, подготовиться к диспетчерскому часу. В прохладных комнатах никого еще не было.

Шустров открыл дверь в кабинет, и кровь прихлынула к его щекам: у стола вполоборота стояла Нюра, водила руками над бумагами, будто колдовала. Услышав скрип, она повернула голову и тоже вспыхнула, засветилась на солнце в смущенной улыбке.

— Нюра, — сказал он. — Что это? Что вы тут делаете?

Она отняла руки от стола, прикусила дольку пухлой губы. И тогда Шустров увидел среди своих бумаг граненый стакан и в нем распавшийся букетик каких-то бледно-голубых ранних цветов. Всё стало ясно без объяснений. «Не хватало еще этих сентиментальностей». Войдя в кабинет, он прикрыл дверь.

В окно ломилось солнце, выплескивалось на пол, на стены. Шустров искоса поглядывал на пустынную улицу. Надо что-то сказать Нюре — разумно, убедительно, мягко, но чтобы это было раз и навсегда. Ему было жаль ее, ничего плохого он ей не хотел и сейчас с досадой подумал, что все эти дни не обмолвился с нею добрым словом, обходил стороной.

— Нюрочка, — сказал он тихо, твердо. — Я должен сказать… Ты должна меня правильно понять («должен, должна — тьфу ты, путаник, ну же, выбирайся!»). — Между нами теперь ничего не должно быть. И… ничего не было. Пойми меня правильно. Ведь я не обманывал тебя, ничего не скрывал…

Она уронила руки, пригнула голову. Не своим певучим, а чужим голосом спросила:

— Что же изменилось?

«Ты даже этого не можешь понять», — подумал он.

Не поднимая головы, Нюра потянулась за цветами.

— Оставьте, зачем же.

Она поставила на место стакан и тенью скользнула мимо Шустрова. «Закатит еще, чего доброго, истерику». Нет, получилось не разумно, не мягко, а топорно. Топорно, как вся эта незавидная история. Теперь достаточно одного ее признания, десятка слов, и всё, что только еще начинается, пойдет насмарку. Ну и черт с тобой, сам распустил все моральные застежки!..

Понадобилось немало усилий, чтобы за полчаса до совещания вернуть утраченное равновесие. «Почему всё должно пойти насмарку? Из-за чего бы? Просто надо что-нибудь придумать…» Перед самым совещанием он незаметно заглянул в диспетчерскую. Нюра сидела на месте. Подперев голову ладонью, кричала в трубку:

— «Искра»! «Искра»!.. Сколько можно ждать?..

«Ничего, перетерпится»…

Неизвестно, что́ помогло — внушительное предупреждение Киры Матвеевны или желание посмотреть и послушать, как поведет дела новый управляющий, — но большинство приглашенных явилось точно. Сидели каждый на своем месте. Несвязно плелся случайный разговор, — хмурый вид Шустрова не способствовал оживлению. Устроившись сбоку шустровского стола, Климушкин листал бумаги в папке — готовился к сообщению о выполнении плана.

Попозже других вошел Иванченко; предполагалось, что после отпуска он станет заведующим мастерскими. Все стулья были заняты, и Лаврецкий предложил ему свое место.

— Сиди, дорогуша, сиди! — замахал руками Иванченко. — Я здесь вот, с краешку… Всё равно последний денек.

— Едешь, Яков Сергеич? Решено? — спросил Земчин.

— Порядок, Федя! Вчера Прихожин, спасибо, сам позвонил: в Ессентуки путевка.

Шустров взглянул на часы: шесть минут десятого. Постучал легонько карандашом по чернильнице:

— Кого у нас нет, товарищи? Васильева, Лесоханова…

— Никак Андрей Михалыч в бухгалтерию пошел, только что видел, — метнулся к двери, по давней привычке, Иванченко.

— Спасибо, Яков Сергеич, сидите, — сказал Шустров. — Так мы народ распустим… Начнем, — и предоставил слово Климушкину.

Минут через пять подошел Лесоханов. Взглянул озадаченно на говорившего Климушкина, на Шустрова, сказал недовольно:

— Из «Зари» там приехали…

По раскладкам Климушкина получалось, что денежных поступлений в ближайшие дни не ожидается, а раз так — надо форсировать ремонт и сдачу техники.

— За техникой дело не станет, — возражал Лесоханов. — А вы вот на запчасти нажмите.

Выслушав обе стороны, Шустров сказал примирительно:

— Надо по всем линиям действовать, товарищи, все резервы мобилизовать.

Едва досидев до конца совещания, Лесоханов убежал в мастерские; разошлись и остальные. Климушкин возился с оборвавшимися тесемками папки.

— Дожили, Арсений Родионыч, при старом-то начальстве: порядочных папок нет. Э?.. Андрея Михалыча я, сами знаете, весьма уважаю, но скажу честно: странная его позиция мне непонятна.

— Что вы имеете в виду? — спросил Шустров.

— А то, что слишком уж скрупулезен с техникой, за каждый болтик боится. Да что болтик!.. «Натики» вон из старого фонда прошли обкатку, включены в ведомость, а он всё придерживает.

— Видимо, что-нибудь не в порядке.

— Э!.. Всякое может быть, — повел Климушкин длинным, как карандаш, указательным пальцем. — И перестраховка не исключена… Но что скажут люди: новый управляющий, и без зарплаты?

Шустров смотрел на его лоснящийся пробор, на черные, с блеском нарукавники и думал, что Климушкин намекает, вероятно, на какое-то решение денежного вопроса.

Продолжая начатый разговор, они направились к мастерским. Под теплым солнцем подсыхала дорога. Отполированные в зиму под гранит, раскисли и стали самими собой ошметки навоза.

На прикатанной площадке было людно. Подцепив руку Шустрова, Климушкин повел его к дальнему навесу, где стоял один из «натиков», о которых он только что говорил. У трактора топтался усатый, краснощекий — точно сбежал из репинской компании запорожцев — Бидур, председатель колхоза «Заря», из полеводов. Когда Шустров и Климушкин подошли, председатель вежливенько приподнял шляпу, ткнул через плечо пальцем:

— Скильки он по описи тянет?