Михаил Шитов - Свидания в непогоду

Шустров до боли в пальцах придавил о пепельницу папиросу. Взглянув на тетрадь, захлопнул ее, сунул в стол.

С рассветом в щель ставня врезался обозначенный пылью луч. Петро бесшумно поднялся, выскочил открыть ставень. При свете наступающего дня он тщательно побрился, надел под спецовку новую рубашку, повязал галстук. Для него этот обычный рабочий день был необычным: в «Зеленой горке» сегодня было назначено первое испытание его разбрасывателя удобрений.

Запивая булку с колбасой холодным чаем, Петро смотрел на тесную баньку, на спящих жену и девочек, с тревогой думал: будет ли перемена в жизни семьи?

Несколько дней назад жилищно-бытовая комиссия пересматривала в последний раз заявления на жилплощадь в новом доме, который уже отделывался. Был приглашен и Петро. В комнате рабочкома сидели члены комиссии — Агеев, Алеша Михаленко и председатель Алла Петровна — сотрудница бухгалтерии. Присутствовали также Шустров и Лесоханов, рядом с ними чистил ножом ногти Земчин. Зачитав заявление слесаря, Алла Петровна спросила: какие будут суждения? Петро, опустив руки, мял кепку на коленях. После небольшого молчания Агеев предложил дать семье Жигая отдельную двухкомнатную квартиру; Лесоханов поддержал его. И тут слово взял Шустров. «В принципе я не имею ничего против предложения Агеева, — сказал он. — Но если говорить по существу, Жигай не может претендовать и на комнату». Земчин и Лесоханов попросили его разъяснить свою мысль поточнее. «А очень просто, — ответил Шустров. — Квартиру или комнату мы ему, положим, дадим, а через неделю, не дай бог, увольнять придется, как нарушителя дисциплины. Сами подумайте, и ты, Петро, тоже: по-государственному ли это?» Конечно, это было не по-государственному, и все молчали, а Петро опять, как в Гришаках, увидел голубые холодные льдинки и почувствовал вдруг, как почва ускользает из-под ног. Тогда слово взял Агеев. «Я, может быть, отвлекусь, — заговорил он ровно, — и пусть Арсений Родионыч извинит меня, но хотелось бы спросить его: а по-государственному ли было, когда мы, скажем, гнали с доильными установками, лишь бы побыстрее отчитаться, или принимали от Петра ремни, не интересуясь, как и откуда они получены?» — «Это не имеет никакого отношения к делу», — возразил Шустров. «Может быть, и не имеет, но Вадим прав», — сказал Андрей Михалыч, а Земчин добавил, что, если на то пошло, видеть в людях только плохое и не замечать хорошего — это тоже не по-государственному. Поднявшийся спор на полчаса отвлек комиссию от заявления Петра, а когда вернулись к нему, единого мнения так и не нашли. Агеев настаивал на квартире, Алла Петровна и Михаленко соглашались только на комнату. «И то в лучшем случае», — поглядывая на Шустрова, сказала Алла Петровна. Шустров хмурился и был, кажется, очень недоволен спором. В конце концов решили рассмотреть заявление Жигая еще раз попозже. С тяжелым сердцем покидал Петро комнату рабочкома.

«Черт его знает, как еще обернется дело», — думал он теперь, надевая перед уходом часы.

При виде часов Петро улыбнулся и понемногу успокоился. Они были его собственные, возвращенные из злополучного залога березовской прокуратурой. Неприятной была для него, но нужной поездка в Березово по совету Земчина и Лесоханова. Его сбивчивый рассказ следователь слушал вначале недоверчиво, но, когда Петро описал приметы двух торгашей из «Новинского», живо заинтересовался. Дальше всё пошло своим чередом, и спустя несколько дней нескладный парень и его дружок-коротышка, на счету которых числились еще кое-какие грешки, оказались под надежным замком. Показания сельповской сторожихи не расходились с тем, что сообщили на допросе сами арестованные: они тоже видели в темноте нетвердо шагающую фигуру, подходили к ней близко, а потом повернули к реке.

— А я уж и себя готов был обвинить в соучастии, — рассказывал Петро в мастерских. — Такое дрянное самочувствие было.

— Поделом: не перекладывай, — отвечали ему.

«Вот оно как бывает», — думал Петро. Оглядев еще раз баньку, он тихо прикрыл за собой дверь.

На площадке, перед мастерскими, было пустынно, тихо; почти вся техника ушла в хозяйства, на полевые работы. Над Жимолохой клубился туман, в поселке кричали петухи.

Петро прошел в тень, под навес, где стоял ДТ с навешанным на гидроподъемник разбрасывателем. Он оглядывал со всех сторон то валкователь, то — на четвереньках, голову к земле, — низ стальной лопаты, шевелил губами: верен ли угол сгиба? Обжигая сигареткой пальцы, присел, затянулся дымком…

Всё было на месте, как задумано, выношено в бессонные ночи. На память пришли последние дни, недели. Слух о новом агрегате прошел по хозяйствам, и не раз уже Андрей Михалыч снимал приезжим механизаторам копии чертежей. А недели две назад вот здесь, под навесом, взмаливался Володя из «Зеленой горки»: «Выручайте, товарищи! По шестьдесят тонн навоза и торфа вывезли — никогда такого не бывало! А раскидывать нечем». — «Погоди, Володя, — улыбался тогда Лесоханов. — Вот эту штучку запустим, как дунет — ни одного штабеля не останется».

— Не спится, изобретатель? Смотри, штаны прожжешь!

Петро поднял голову: к трактору, сбивая кочки, подходил Миронов, — ему сегодня вести ДТ, испытывать агрегат.

— Грех, Коля, спать в такое утро.

Мелькнула длинная качающаяся тень: под навесом показался Земчин. Поздоровался, подсел к Петру, осторожно расставив ноги. Миронов легко, пружиной, вспрыгнул в кабину трактора, ощупал рычаги. Не спуская с него тягучего тоскливого взгляда, Земчин сказал, как будто про себя:

— Пожалуй, и мне бы время попробовать.

— Тяжело, Федя, — посочувствовал ему Петро.

— Нелегко, конечно. А надо…

Закурили. Солнце набирало высоту.

— Слышь, Петро, — соскочил на землю Миронов. — Говорят, запродал Шустров твой разбрасыватель. На корню Володе запродал да еще деньги вперед запросил.

— Мне что. На пользу было бы.

— Я к тому, что продает он, а с тобой волынку тянет, по бризу не рассчитывается.

— Рассчитается, — сказал Земчин. — Никуда не денется.

Подошло еще несколько человек, — балагурили, дымили, осматривали агрегат, подавая Петру и Миронову советы. Туман над Жимолохой утоньшился, припал к воде. У ларя, под раскидистой елью, перекатывал бочки вислощекий продавец.

— Вон, Петро, и Фролыч к банкету готовится.

— Ладно вам…

— Наши идут. Пора, хлопцы, — сказал Земчин и, опрокидываясь корпусом на руки, поднялся.

К навесу подходили Шустров и Лесоханов.

— Готово? — спросил Шустров, взмахнув рукой всем и ни к кому особо не обращаясь.

Петро, глядя под ноги, поскребывал ладонь. Миронов браво подтянулся:

— Так точно, товарищ начальник! Можно выезжать?