Михаил Шитов - Свидания в непогоду

— Михаил Петрович! — крикнула она. — Давайте-ка скоренько! К телефону!

Взметнув бачки, мужчина гаркнул в ответ:

— Спроси — откуда?

Девушка убежала в дом и почти тотчас выскочила обратно:

— Из райкома-а!

Михаил Петрович прибавил шагу. Палка тыкалась куда придется, правая нога непослушно соскальзывала в рытвины. Не обтирая сапог на крыльце, он бросился через сенцы в комнату направо. Лида Симакова, счетовод горского отделения совхоза «Новинский», держала наготове телефонную трубку. Густой голос, прерываемый одышкой, наполнил комнату:

— Алё! Алё! Лопатин слушает… Алё!

Мембрана щелкала от натуги. Телефонистка Новинской подстанции взывала к говорившим и что-то переключала, прежде чем в трубке отчетливо зазвучал голос, доставленный из самого Березова. Но Михаил Петрович кричал так, словно хотел перекрыть семидесятикилометровую даль. Лида отошла к окну, зажала уши ладонями.

— Да!.. Конечно нужен… Еще бы! — гремел сочный баритон, по которому, верно, скучали морские просторы. — На когда? На завтра?.. Как, говорите?.. Тураев? Тугаев?..

Накричавшись вдосталь, Михаил Петрович повесил трубку на рычажок, устало перевел дух.

— Что такое? — тревожно спросила Лида, ожидавшая ревизии из Березова.

— Лектор приезжает. Из города, — обычным домашним голосом сказал Михаил Петрович.

Лида недоверчиво взглянула на него. Она была довольна, что опасения ее не оправдались, и вместе с тем, узнав, из-за чего этот шум, протянула разочарованно:

— Только-то…

— Что «только-то»? Чудо-голова! Лектор не какой-нибудь, а из обкома партии, по международным вопросам… Ты скажи мне: давно у нас такого видала?

— Да я ничего, Михаил Петрович. Я так…

— «Так», — передразнил Михаил Петрович и повернулся к столу за палкой.

Только теперь он увидел другую девушку, сторожко за ним наблюдавшую.

Валя Ковылева, подруга Лиды, сидела на скамье у окна, поджав ноги в черных лакированных ботах. Ничего, собственно, нового в этом не было, но Михаил Петрович с минуту рассеянно, словно забыл что-то, смотрел на девушку.

Она была в демисезонном пальто без талии, из модных, малиновые складки которого отчеркивались беличьим воротником. На голове небрежным конвертиком перетянут цветной шелковый платок, хотя и не по сезону, но тоже модный.

— Что смотрите? — не выдержала Валя затянувшейся паузы.

— Смотрю, боты у тебя, невеста, как с прилавка, — усмехнулся Михаил Петрович. — Кругом грязища, а у тебя ни пятнышка, один блеск! У нас бы на «Кирове»…

— А вон он, ручей, у крыльца, — оборвала Валя и отвернулась к окну.

Невестами Михаил Петрович называл не всех горских девушек на выданье, а лишь тех немногих, которые, закончив новинскую десятилетку, нигде не работали. Валя давно заметила это и сердилась, когда Михаил Петрович называл ее так.

Для всех в деревне Михаил Петрович Лопатин, флотский старшина в прошлом, а теперь пенсионер и секретарь партийной организации в Горах, — человек взыскательный, радеющий за хозяйство, а для Вали — въедливый и непонятный старик, которому обязательно нужно сунуть нос, куда не просят… Еще в прошлом году Валя подала заявление в институт, но на экзаменах срезалась, и с тех пор сидит дома, при матери, или изредка съездит куда-нибудь — в поисках неведомых перемен.

«И чего тебе надо, не знаю, — наставлял ее при случае Михаил Петрович. — Глянь-ка, какой у нас простор! Красота! Разве в городе найдешь такое? Живи, работай, и всё тебе будет!»

Валя смотрела на леса и холмы, на серебряную под солнцем Жимолоху. Хотелось верить, что Лопатин желал ей добра. Но нетрудно было догадаться, что за разговорами о сельских красотах скрывалось у него более существенное намерение: заполучить лишнюю пару рабочих рук. И пряча в обшлага эти руки, словно оберегая их от посягательств, она говорила:

— Ну вас, Михаил Петрович. Ничего-то вы не понимаете…

Подцепив палку, Михаил Петрович перевел взгляд на Лиду:

— Из «Новинского» позвонят, скажешь — к Барсукову пошел, в кузню. Да насчет лекции не забудь. Кто будет приходить, говори: завтра, мол, в восемь вечера.

— Ладно.

— Я, кажется, знаю вашего лектора, — сказала Валя и шмыгнула носом. — Вчера вместе из Березова ехали. Такой хлюпенький, в очках.

Михаил Петрович покосился на нее с подозрением:

— Опять насчет работы ездила? (Валя смолчала.) Чего же он не сразу сюда?

— Говорил, у него путевка такая. Сперва в Моторное, а потом к нам.

— «Вашего» лектора, — спохватился вдруг Лопатин. — Почему это «вашего»? Тебя это не касается?

— Обойдусь и без него.

— Ишь прыткая. — Михаил Петрович растерянно чиркнул палкой по полу, дернул один бачок, другой. И тут прорвался: вспомнил прошлые разговоры с Валей, ее поездки в Березово и в город. Что, в самом деле, ищет она там?

— Эх, Валюшка, чего тебе надо, не пойму…

— Живи да работай, — подхватила Валя. — Хватит, Михаил Петрович! — И порывисто поднялась, блеснула ботами.

Лопатин тяжело, со скрипом, отвалил от стола. Помедлив, справился у Лиды:

— Яшка не здесь ли?

— Тут, кажется, Михаил Петрович.

Оставляя на полу ошметки глины, Лопатин прошел через сенцы в противоположную дверь.

Узкая комнатка с одним окном была и курилкой, и фойе горского клуба. По стенам висели плакаты, красные щиты с обязательствами совхоза. Всё было, новенькое, свежее, включая последнюю сводку по надоям. «Молодец Яша», — подумал Михаил Петрович, и на сердце его отлегло.

Следующая комната солидно именовалась в Горах зрительным залом. После вчерашнего киносеанса окна в ней оставались плотно занавешенными. Полумрак рассеивался лишь в глубине, у помоста, где байковая занавеска наискось приоткрывала окно.

На помосте, за широким столом, сидел, пригнувшись, парень в пальто и в сдвинутой на затылок барашковой шапке. Это и был Яша Полетаев, заведующий горским клубом и секретарь комсомольской организации.

Заслышав знакомое поскрипывание, Яша привстал, оглянулся:

— Здравствуйте, Михаил Петрович!

— Здоров, здоров, — ответил Лопатин.

Путаясь между скамьями, он поднялся на помост, неторопливо осмотрелся.

На заляпанном чернилами столе грудились пузырьки с цветной тушью, кисти и ручки со стальными, похожими на лопаточки, перьями. Топорщился изнанкой кверху кусок обоев. «Сегодня в клубе, — сообщала написанная на нем сверху строчка, а все остальное поле — от края до края — занимала цепочка пламенеющих дальнобойных букв: — ТАНЦЫ».

— Когда это?

— Завтра, Михаил Петрович.

— Отставить!

У Яши странно дернулась и побледнела щека, обращенная к Лопатину. Заметив это, Михаил Петрович вздохнул и рассказал о предстоящем приезде лектора.

— Бери бумагу. Пиши.

Яша сосредоточенно вырвал листок из блокнота, не садясь написал под диктовку текст объявления о лекции.