Михаил Шитов - Свидания в непогоду

— И вовсе она не болеет, а так вот — дурачков ищет, от своей группы хочет избавиться, — говорил управляющий, сердито топорща небритую губу. — Сама же запустила скотину, а теперь другим хочет подкинуть.

— Да, надои у нее пустяковые: четыре килограмма на корову. Себе в убыток, — согласился Михаил Петрович и с досадой пришлепнул записную книжку. Лицо его стало расстроенным и по-стариковски усталым.

— На вечер пойдешь? — спросила Валя, наклоняясь к подруге и в то же время прислушиваясь к разговору мужчин.

— Конечно. Куда же я? — Лида смахнула костяшки, и одновременно с их щелканьем Вале послышалась фамилия Ганюшиной. Она бегло взглянула на Михаила Петровича: отставив больную ногу, он неловко засовывал в карман свою потрепанную книжку.

— И черт ее что, — вполголоса ворчал он. — Опять же говорит: кормов нет. А вчерась смотрю: сено у нее коровы топчут, концентраты тут же под ногами…

Звонкий шлепок прервал его слова. Это управляющий ударил ладонью по столу:

— За корма взыщем, Петрович. И людей найдем. Свои не хотят — со стороны позовем. Придут!..

Лида взяла журнал учета и линейку. Разлиновывая лист, тихо спросила Валю:

— У тебя нет ли мулине? Голубенького?

— У меня? Голубенького? — рассеянно переспросила Валя.

Хлопнула входная дверь: на пороге показался Яша Полетаев с развернутым в руках куском обоев. Он был без пальто и шапки, — значит, пришел не с улицы, а от себя, из клуба, но щеки его пунцовели, точно нахлестанные ветром, а в походке и в небрежно скинутом на лоб вихре чувствовалась старательная молодцеватость.

— Последнее, — сказал он и, искоса поглядывая на Валю, шагнул к Лопатину.

Михаил Петрович многозначительно кашлянул и подхватил край свертывающегося куска обоев. По белой изнанке его изгибались, ускользая от глаз, цветные строчки объявления.

— Куда это?

— Трактористам.

— Вот и ладно… Да ты мне, никак, показывал его? Давно бы повесить надо.

— Сейчас бегу, — смутился Яша.

Лида хмыкнула в кулак, управляющий забарабанил пальцами по столу, а Михаил Петрович снова кашлянул. Все поняли, что Яшу привело в контору не объявление о лекции, а нечто более для него важное.

— Ничего, ладно написано, — сказал Лопатин, стараясь сгладить неловкость и приободрить Яшу. — Давай, главное, комсомолию мобилизуй. А после лекции и танцы, пожалуй, можно… Ты чего лыбишься? — строго спросил он Лиду, сдерживая сам улыбку.

— Что вы, Михаил Петрович! Я ничего…

— Помогли бы лучше Якову людей собрать.

— Обойдусь, — обиженно сказал Яша, и конец узорчатого платка упал с его опустившегося плеча.

«И чего меня сюда принесло?» — думала Валя, передвигая на столе линейку. Улучив минуту, когда управляющий и Лопатин заговорили опять о делах, она быстро вышла из конторы. Но как только повернула за угол, на осклизлую дорогу, убавила шаг.

Перед спуском к дому Валя услышала за спиной топот ног, плеск воды; разорванный ветром возглас пронесся над ухом:

— …ля-а!

Догадываясь, что зовут ее, она не оглянулась.

— Валя! — послышалось совсем рядом, и уже не громко, а робко, неуверенно. — Ты что же в библиотеку не зашла?

От бега или волнения Яша тяжело дышал и не глядя шлепал по грязи.

— Не можешь осторожней? — сказала Валя, подбирая хлопающие, как паруса, по́лы пальто.

— Я достал «Пармский монастырь». Помнишь, просила?

— Ты мог сказать об этом в конторе… И вообще, это глупо — бегать на виду у всех.

— Ты хочешь сказать… — Яша распрямился, побледнел и, тяжело переставляя ноги, отступил на полшага.

— То, что слышал. Разве непонятно?

Секунду они испытующе смотрели друг на друга, пока Валя не спохватилась, что надо идти. Но, едва повернувшись, она поскользнулась и вскрикнула. Яша бросился к ней. Он наклонился, крепко охватив плечи Вали, и она близко увидела его мальчишески припухлую губу и какие-то необыкновенные, испуганно сияющие глаза.

— Медведь, чуть не уронил, — сказала она и улыбнулась. — Никому не давай Стендаля: я вечером зайду.

Отпустив ее руку, Яша долго стоял на пригорке.

Уже с утра всё в Горах было подготовлено к приезду лектора: люди оповещены, объявления вывешены, клуб выскоблен, а лектора всё не было.

Погода смущала Михаила Петровича. Он был не в духе, словно предвиделось что-то неладное.

В пятом часу дня он позвонил в райком партии и тут узнал о поломке машины, в которой Тугаев добирался до Гор. Дальше выяснилось, что райкомовская «победа» уже час, как доставлена в Березово, а лектор, по словам Павлуши, пересел на попутную машину.

— Куда бы ему запропаститься? — дивились на дальнем конце провода.

— Вам оттуда видней! — кричал Михаил Петрович и, прикрыв трубку ладонью, хрипел Лиде Симаковой: — То-то, понимаешь, у меня всё время под ложечкой ныло…

Телефонный звонок встревожил райкомовских работников, и позже они несколько раз справлялись — не прибыл ли Тугаев? Крепко встревожился и Михаил Петрович. Он звонил в Моторное и Малкино, в «Новинский» — на центральную усадьбу, и всюду отвечали, что никакого лектора не видели.

— Неужто пешком добирается? В такую-то непогодь? — недоумевал Лопатин, всё чаще поглядывая на подступавшие к Горам дороги, — с «верхушки» они просматривались далеко.

На всякий случай он решил выслать вперед мальчишеские дозоры, благо недостатка в охотниках не было. И вот уже по всем направлениям побежали отчаянные горские огольцы, для которых ветер был не ветер и дождь не дождь. Прошло еще минут сорок, и один из дозорных, размазывая по лицу капли дождя, явился с докладом, переполошившим всех, кто был в конторе. Знакомый шофёр из «Новинского», заметив его на дороге и узнав, в чем дело, рассказал о своей недавней встрече с ореховским трактористом, а тот будто сказывал, что еще днем видел в лесу человека, который страшно торопился в Горы.

— Может, это и есть лектор. В шляпе и с чемоданом был. А идет, говорит, по ореховской повертке.

— Он не он, а кой черт занесло туда лешего? — ругнулся Михаил Петрович и стал звонить в Ореховку, но и там ничего не добился.

Хозяйничавший весь день ветер к вечеру опустил поводья, а муть и вовсе рассеялась. Небо облегчилось. Потеплело.

— Всё бы ладно, да поется нескладно, — вздыхал Михаил Петрович, глядя из окна на двигавшихся к «верхушке» односельчан. Всем, кто знал о случившейся с лектором передряге, он наказал помалкивать, чтобы не расстраивать раньше времени народ. — Еще, может, и подъедет. А в крайности картинку прокрутим, и то ладно!

В клубе стало людно и шумно. Раньше всех, как водится, заявилась мелкота — мальчишки в нахлобученных по уши шапках, расцвеченные лентами девчурки. Парни дымили в проходе и подтрунивали над девушками, которые быстро прошмыгивали в зал, роняя по пути смешок, а то и дерзкое словцо. Старики неторопливо счищали грязь с сапог, проходили в контору или раскуривали на крыльце неистребимую махру. С Новинской стороны, где пролегал подъезд к «верхушке», урча и чихая подкатила полуторка; из-за бортов посыпались касимовские свинарки с детишками и мужиками.