Нина Ивантер - Полтора года

Кино кончилось. Вышли. Томка все ко мне лепится. Потом за рукав дернула.

— Слушай, говорит, неужели мы ей все забудем? Давай письмо ей напишем.

— Какое еще письмо?

— А такое, чтобы она три раза перевернулась.

— Тебе надо, — говорю, — ты и пиши.

— Так я уже написала, только не знаю, как подсунуть.

И толкает мне в руку письмо. Я в рукав спрятала, только потом, в спальне уже, прочитала. Ну не все — первые строчки, дальше не стала. Мне и раньше такое слушать было неохота. Вот помнишь, Райка иногда загнет, ты даже языком прищелкнешь. «Ну Раиса, настоящий виртуоз. — А на меня удивлялся: — И откуда в этой обители такая цирлих-манирлих».

Если б она на денек раньше с этим письмом подступилась, турнула бы я ее, сама перевернулась бы. А теперь подумала: «А чего мне ее жалеть, Ирэн эту прекрасную? Она меня пожалела?» Взяла да в тот же вечер ей в сумку сунула. Она не заметила. Никто не заметил.

Так она письмо в сумке и унесла.

За это время, Валера, такое могло случиться, что мы с тобой уже в жизни больше не встретились бы!

Вот сижу, пишу, в окно посмотрела. Ветер березку качает, ветка по стеклу стучит, как в дом просится. Вот так же стучала бы, а я бы не слышала. Меня бы уже не было, Валера!!!

Опишу по порядку. С той минутки, когда я ей письмо в сумку сунула. Так исхитрилась, Томка, и та не углядела, хоть весь вечер за мной глазами водила. Утром встали, кровати заправили, в умывалку пошли. А там — здрассте! — Сенса. Эта зачем пришлепала? «Давайте, давайте, девочки, по-быстрому». Она всегда, надо не надо, и своих и чужих подгоняет.

— Приветик! — говорю.

— А по-человечески не можешь?

— Почему, — говорю, — могу. Чао.

Не понравилось.

— Да, — говорит, — не цените вы нас. Мы на вас жизнь кладем, а вы нам только нервы трепете. А случись что с нами, и не почешетесь.

Сенса начнет гудеть, не сразу уймется.

— От вас инфаркт получить, это в один момент. Со всеми вытекающими последствиями.

— А с какими? — спрашиваю. — Вот с такими?

Голову набок свесила, язык высунула. Все, товарищи, последний парад наступает.

Она уже ничего не говорит, головой качает.

— Ладно, — говорю, — Елена Даниловна, не переживайте, это я так, от хорошего настроения.

А настроение какое? Жалко, что Ирэн выходная, вот какое. Хотелось бы на нее поглядеть, после письма-то. Ну да ничего, авось до завтра не помрем.

Позавтракали. Топ-топ в школу.

Первый урок — литература. Слушаю, не ленюсь, охота была на нее потом время тратить. Второй — история, тоже послушать не вредно. А только, пол-урока прошло, я очнулась: ведь ни полсловечка не слыхала! А все из-за нее, из-за Ирэн. Вдруг вспомнила: какая же она выходная, сегодня ж не вторник! И вчера сама сказала: «До завтра». Почему ж не явилась? Да и вечер наш сегодня, одной нашей группы — все училище смотреть придет! Я назад обернулась, там Дашка.

— Эй, — говорю, — что это твоя мадам нынче сачкует?

Не ответила. Обиделась за свою ненаглядную. Ладно, обойдемся. Мне Сенса обо всем доложит, я к ней подход знаю.

Уроки кончились. Я в коридоре за уголок завернула. Жду, когда выкатится.

— Елена Даниловна, — говорю, — вы, пожалуйста, меня извините, что я вас немножко побеспокою. Но если вас не очень сильно затруднит, ответьте мне, пожалуйста, на один мой вопрос.

— Вот видишь, Венера, как ты умеешь! Вот всегда бы так, и оставила бы свои чао-мао. Ты уже не маленькая, в твоем возрасте девушка должна…

Ну пошла-поехала. Я ничего, терплю.

— Ты все поняла? — спрашивает.

— Все как есть, Елена Даниловна. Большое-большое вам спасибо, что разъяснили, а то так бы и померла дурой.

Она было заморгала. А я в глаза ей смотрю, не дышу прямо, такая ей благодарная. Проехало! Тогда свой вопрос задаю: почему это Ирэн не пришла сегодня? Она нет чтобы ответить. По новой завелась.

— Вы думаете, мы железные, все от вас перенести можем. А мы все на нервах…

Так бы и стукнула! Слава богу, сама устала. Передохнула. Потом говорит, у Ирэн вчера сделался сердечный приступ. Муж вызвал «скорую». А потом позвонил, сказал, она не придет сегодня.

Тут она вроде забыла про меня, как сама себе говорит:

— И что у них телефон с утра не отвечает? Неужели в больницу увезли? Не дай бог инфаркт.

— Ну да, — говорю, — инфаркт! Она ж молодая. У меня вон дядя родной инфаркт схватил, так ему пятьдесят стукнуло. И то ничего, в больнице полежал сколько-то, а теперь обратно пьет как лошадь зеленая.

Я говорю, она не слушает.

— У нее ведь сердце слабое, у Ирины. С детства. Такие волнения даром не проходят. У нее и мать сердечница была. В одну минуту скончалась, врач не успел доехать — все.

И вот тут сама не знаю, что со мной поделалось, всю заколотило и дышать трудно. А Сенса вдруг как вскинется.

— Ты почему это здесь, все уже построились!..

А я все равно стою. Ну не могу я уйти.

— Елена Даниловна, — прошу ее, — ну пожалуйста…а от чего приступ, какое волнение?

Не хотела говорить. А все-таки сказала:

— Письмо она одно получила…

Я услышала, неживая сделалась.

Потом, уже на работе сижу, а как пришла, не помню. Мотор жужжит, руки свое делают, а я как каменная. Перед глазами полотно, белое в синий цветочек — такое сегодня работаем, — цветочки бегут, а я гоню, гоню, мне бы только побыстрей, а зачем, спроси, быстрей, и не скажу.

Мастер, Евдокия Никифоровна, подходит.

— Ты что это сегодня какая, а?

А я ведь слышу ее, а толком не понимаю. Спасибо, язык сам выговаривает:

— Все в порядочке, тетя Дуся.

— Нет, девка, вроде не очень в порядочке.

Она всех девками, и нас и воспитательниц.

Постояла. Отошла.

А я все шибче гоню, майки одна за другой так и отлетают.

Девчонка рядом смеется.

— Смотрите, Венерка сегодня рекорд дает!

А я опять и слышу и не слышу, а только стараюсь быстрей, еще быстрей, будто меня кто в спину толкает. А думать не думаю, ну совсем ничего не думаю, пустая голова.

Когда тихо стало, удивилась даже. А это моторы выключили, смена окончилась. А я вот будто бежала, бежала и с маху остановилась. Такой сон бывает, ты и проснулся и вроде спишь еще. Перед глазами маечка, а я смотрю и не вижу — я Ирэн вижу, какая она в дверях стояла, когда я Герасима облаяла, бледная, губы поджатые.

Все со своих мест повставали, строиться, и я за всеми.

Девчонки в клуб стали собираться. Я тоже платье вытащила. Надела, стала поясок завязывать, и вдруг мне в самое ухо голос Сенсин: «Письмо она одно получила…» Я как стояла с пояском незавязанным, так и стою. Я-то знаю, какое письмо!..

Потом, уже в зале сидим, занавес еще не открытый, щель большая между половинками, видать, как там Сенса руками машет, девчонками командует, а они носятся как ошалелые. При Ирэн не так было. При ней девчонки хоть и переживали за свои выступления, а все же как праздник у них. Теперь уже так не будет, без нее вся жизнь перевернется. Подумала так и давай сама себя ругать: ты что, вовсе спятила, это как — без нее?! Поболеет сколько-то и придет. Подумаешь, письмо! Что она, девчонок здешних не знает? Да они что хочешь напишут-намарают, что ж, воспитателям из-за этого концы отдавать!.. Сама говорю, а самой страшно, руки под коленки подложила, трясутся и трясутся.