Валерий Осипов - Неотправленное письмо [сборник]

«Глухово, Сарафанову. Послушайте, Сарафанов, вы что там — с ума сошли? Или рассчитываете, что из Москвы до Сибири руки не дойдут? Щ у р о в».

«Москва, Главнефтегаз, Щурову. Не мешайте работать. С а р а ф а н о в».

«Чернореченский север, Глухово, начальнику нефтеразведочной экспедиции Сарафанову — выписка из приказа по Главнефтегазу от 28.I сего года. «…§ 6. С л у ш а л и: сообщение начальника нефтяного отдела тов. Щурова о положении дел в Глуховской нефтеразведочной экспедиции… П о с т а н о в и л и: до более детального выяснения всех обстоятельств тов. Сарафанова от исполнения обязанностей начальника экспедиции освободить. Вызвать тов. Сарафанова с подробным докладом в Москву. Временно исполняющим обязанности начальника экспедиции назначить главного геолога Глуховской нефтеразведки тов. Долженкова».

«Москва, Главнефтегаз, Щурову. Положение дел в экспедиции надо выяснять не Москве, а самой экспедиции. Бурение продолжаю. С а р а ф а н о в».

«Москва, Молния. Союз писателей, Олегу Чистовскому. Олег, никак не могу найти твой домашний адрес. Поэтому семафорю прямо вашу главную контору. Крайнем случае извинись перед товарищами — дело срочное, неотложное. Щуров снова душит идею. Меня сняли приказом, но работать продолжаю. Нужно дать бой страницах печати. Вылетай немедленно. Обнимаю. С а р а ф а н о в».

— Алё, аэропорт? Когда у вас будет ближайший рейс на Чернореченск? Пусть проходящий… Пусть ИЛ-14… Понял… Алё, такси? Можно машину? Домодедово… Пишите адрес… Чистовский…

— Улетаешь?

— Надо.

— Я понимаю.

— Я бы остался…

— А нельзя?..

— Нет.

— Там холодно?

— Не очень.

— Ну, сколько?

— Градусов сорок, сорок пять.

— А помнишь Кубинку?

— Помню.

— Приехал с бородой, в сапогах…

— Я тогда прямо с самолета к тебе рванул.

— А утром мы пошли в лес…

— А вечером поехали в Москву.

— Я хотела увидеть, где ты живешь.

— А в санаторий больше не вернулись.

— Ты украл меня?

— Ага.

— Поцелуй меня…

— . . . . . . . . . . . . .

— Будешь меня там вспоминать?

— Я тебя лучше не буду забывать.

— Будешь. Приедешь к своим бородачам и сразу забудешь.

— Нет, не забуду.

— Лучше скажи, что будешь вспоминать.

— Буду вспоминать.

— Каждый день?

— Каждый день.

— Каждый не надо. Это было бы слишком хорошо.

— Пусть будет хорошо.

— Нет, лучше через день.

— Хорошо, через день.

— А когда?

— Что когда?

— Когда будешь вспоминать меня: утром, днем или вечером?

— И утром, и днем, и вечером.

— Лучше вечером, когда будешь ложиться спать.

— Хорошо.

— Поцелуй меня…

— . . . . . . . . . .

— Тебе обязательно ехать?

— Обязательно.

— Плохо…

— Привезти тебе чего-нибудь?

— Привезти.

— Чего?

— Самого себя.

— Постараюсь.

— Не уезжай, а?

— Нельзя.

— А я сейчас плакать буду…

— . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Сколько время?

— Не знаю.

— Светает. Скоро утро…

— Скоро.

— А самолет в девять?

— В девять.

— Ты ведь любишь меня, правда?

— Конечно.

— И уезжаешь?

— Надо.

— И совсем-совсем ничего нельзя сделать?

— Не надо об этом.

— А там сейчас ночь?

— Да.

— Ты уедешь, и здесь будет ночь.

— Ну уж и ночь.

— Правда, правда…

«Чернореченский обком КПСС, секретарям обкома. Приказом Главнефтегаза освобожден от работы начальник Глуховской экспедиции Сарафанов. Начальником экспедиции назначен бывший главный геолог Долженков. Глуховская районная партийная организация считает это решение в корне неправильным. Долженков — ярый противник идеи нефтегазоносности северных районов Чернореченской области, сторонник перенесения разведки в южные районы с дальнейшим выходом вообще за пределы области. Между тем на разведочной буровой Р-24 уже сейчас получен в кернах нефтяной битум, имеются признаки проявления газов. Поэтому решение о смене руководства экспедиции именно сейчас выглядит крайне неоправданным. В самом начале навигации к глуховским причалам должны подойти баржи и лихтеры с новой буровой техникой. И поэтому присутствие в эти дни в экспедиции тов. Сарафанова, горячего энтузиаста будущей чернореченской нефти, весьма и весьма необходимо. От имени районной партийной организации прошу обком КПСС поставить перед Главнефтегазом вопрос о вторичном рассмотрении положения дел в Глуховской экспедиции с учетом мнения районной партийной организации как в адрес тов. Долженкова, так и в адрес тов. Сарафанова. Секретарь Глуховского райкома партии Н е м ч и н о в».

«Глухово, райком КПСС, Немчинову. Срочно сообщите промышленный отдел обкома причины перенесения Сарафановым два километра ближе поселку точки, выданной под бурение геологами».

«Чернореченск, обком КПСС, промышленный отдел. Объяснительную записку начальника нефтеразведочной экспедиции Сарафанова высылаю. Н е м ч и н о в».

«А я пишу тебе из-под самых облаков, мы болтаемся в небе где-то между Омском и Новосибирском, я веду содержательную беседу со стюардессой, которая за каких-то полчаса рассказала мне всю свою жизнь, так как почувствовала, по ее словам, ко мне доверие.

Кажется, мы начинаем снижаться, постепенно теряем высоту, шли все время три тысячи метров, а теперь уже 2800, 2500, 2300, 2100 — это я смотрю на альтиметр. Катастрофически падаем вниз, в животе что-то сжимается, екает. Конечно, этот паршивый ИЛ-14 телега деревенская по сравнению с ТУ-104…

Высота 1500 метров. По московскому времени двадцать три часа, а по местному три часа ночи. Легкая болтанка с крыла на крыло. Вираж, еще вираж, 1200 метров, 800, 400, 200, 100, 50 — вот-вот сядем, где-то совсем рядом земля. Она давно уже должна была быть. Нас трясет, подкидывает, мелькают за окном красные огни маяков, ну же, ну — бух! Сели, катимся, опять трясет, болтает из стороны в сторону — наконец-то, остановились.

…А вот мы опять взлетели и теперь уже трясемся с облачка на облачко по направлению Красноярска. В Новосибирске сменился экипаж, и теперь у нас новая стюардесса, еще симпатичнее прежней. Ту звали Галя, а как зовут эту — я еще не выяснил, так как она, по всей вероятности, еще не почувствовала ко мне доверия.

Еще в нашем самолете летит маленькая девочка, ей всего один год шесть месяцев, ее зовут Наташа; и когда к ней подошел командир экипажа и спросил, как дела, она ответила: «Хочу к маме».

Наташа хочет к маме, а я хочу обратно в Москву, к тебе.

…А вот, оказывается, я уже сижу в ресторане Красноярского аэропорта, и по ресторанному залу, чирикая и садясь на люстры, летают воробьи. Их смелое поведение навело меня на мысль о необходимости выпить сто граммов коньяку, потому что дорога наша еще дальняя, а самолетик наш старенький, тихоходный. Вот если бы мы летели на какой-нибудь сверхсовременной реактивной модерняге, то крамольные мысли о коньяке, естественно, не могли бы возникнуть у нас. Мы были бы заняты более высокими соображениями — о прогрессе авиации, например о научно-технической революции…