Владимир Писаревский - На месте зеленой беседки

Олег Викторович нагнулся, раскрыл валявшийся около Юры бумажник. Пусто. И, видимо от злости, на мелкие куски разорвано с таким трудом доставшееся удостоверение водителя трактора.

Вернулся Николай Филиппович.

— Сейчас придет «скорая».

— Ольга Александровна дома? — спросил Максименко.

— Дежурит, — ответила Надя и сама удивилась сухости своего тона, как и той деловитости, с какой прикладывала носовой платок к кровоточащей ссадине на Юриной щеке.

Бригада «Скорой помощи» уложила Юру на носилки и вкатила в салон машины. Врач сел около него. Наде, попросившей взять ее, указал на место рядом с водителем и распорядился:

— В заводскую.

— Поехали, — ни к кому не обращаясь, сказал Николай Филиппович, и все направились к троллейбусной остановке.

В приемном покое их встретила Надя и на молчаливый вопрос ответила:

— Взяли в операционную. У него еще ножевое ранение.

— Ольга Александровна видела? — спросил Максименко.

— Да, ушла с каталкой.

Больше говорить не о чем. Устроились в креслах вдоль стены. Максименко не мог простить себе, что прозевал парня, а Надя не испытывала ничего, кроме ощущения пустоты.

Часа через полтора по лестнице спустилась Ольга Александровна в медицинском халате и белой шапочке с аккуратно заправленными под нее волосами. Бесстрастно, будто о чужом, сказала:

— Повреждено правое легкое, возможно сотрясение головного мозга. Еще без сознания.

И только когда Надя, захлебываясь слезами, кинулась ей на шею, профессиональная выдержка изменила Юриной матери.

Благодаря строгостям, установленным в больнице, да контролю мамы и Нади посетителей к Юре не пропускали, и он гадал, кто сумеет прорваться первым. И уж никак не ожидал, что им окажется…

Надя слышала, как открылась дверь в палату, но не обратила внимания, решив, что вошел кто-то из медперсонала или больных. И только по побледневшему лицу Юры и его попытке подняться поняла, что пошедший вызвал его беспокойство.

Придержав Юру, она обернулась и, подавив вспышку гнева, поздоровалась с Артемьевым, который два дня назад допрашивал ее.

Уступив следователю место, Надя устроилась по другую сторону кровати, недоумевая в душе, что может дать этот приход.

Появление работников милиции в травматологическом отделении не такое уж редкое явление, однако ходячие больные моментально отложили шахматную баталию и повернули головы к Юриной кровати.

— Мне дали всего пять минут, — начал Артемьев, — и поэтому сегодня главное, а подробности в другой раз.

Следователь так мало внешне изменился, что только боль да иная обстановка напоминали Юрию, что это происходит не тогда, а почти пять лет спустя, и он теперь не обвиняемый, а потерпевший.

— Мне в первую очередь нужны фамилии тех троих, что встретили тебя с Надей третьего марта, — продолжал Артемьев. — Ты их знаешь?

Юрий прикрыл глаза.

— Назовешь?

Юра в упор смотрел на следователя. Хорошо сказать «назовешь», и как, когда из горла вырывается только хрип, которым он иногда, забывшись, пугает своих сиделок и соседей по палате.

Следователь спохватился.

— Ты согласен их назвать? — иначе сформулировал он вопрос.

Юра облегченно закрыл глаза.

— «Бугор» — это Филипчук?

Опять опущены веки.

— Двое других освободились вместе с тобой?

Глаза открыты.

— Позже?

Юра продолжал смотреть на следователя.

Значит, раньше?

Юра устало прикрыл глаза.

Попробуем угадать. Иванов, Петров, Сидоров, Фёдоров…

Названы десятки фамилий, а Юра не закрывает глаза. Лечащий врач, вошедший в палату, прервал допрос, сел на место Артемьева, посчитал пульс и, обернувшись, сказал:

На сегодня все. В следующий раз — только после телефонной договоренности.

Артемьев попрощался, сделал Наде знак рукой, чтобы вышла, и стал инструктировать прямо в коридоре:

Не зная тех двоих, Филипчука нам не найти. В Архангельск, по месту назначения, он не прибыл и, видимо, обитает здесь, у своих дружном. Поэтому я вас прошу, когда будет позволять состояние Иванникова, выяснить их фамилии и имена с помощью алфавита. Как удастся, сразу позвоните мне.

И он написал на страничке, вырванной из записной книжки, свой служебный телефон.

Надя вырезала из газет большие буквы, разложила по алфавиту и, когда Юра чувствовал себя прилично, показывала ему. На букве «Е» он закрыл глаза. И снова с «А» до «Л».

Когда дошла до «К», Надя сама по смыслу дописала фамилию «Елкин» и поставила знак вопроса.

— Правильно, Юр? — спросила она, показывая листок.

Так, работая с частыми перерывами, Надя к вечеру составила интересовавшие следователя фамилии и имена.

— Артемьеву звонить уже поздно, — сказала она, посмотрев на часы.

Юра лежал с открытыми глазами.

— Думаешь, работает?

Юра закрыл глаза.

— Хочешь, чтобы сейчас позвонила?

Юра снова опустил веки.

— Хорошо, попробую, — сказала Надя, вставая. — Полежи минутку один.

Вслед за длинным гудком в телефонной трубке раздался щелчок и голос:

— Старший следователь Артемьев слушает.

Сообщила фамилии.

— Спасибо, Надюша. Вы даже не представляете, как это важно.

Вторым после Артемьева к Юре прорвался Суворов. Иванникову было значительно лучше, он мог уже говорить, и постоянное дежурство было отменено.

— Ребята привет шлют, на работе нормально, так что велели передать, чтобы лежал спокойно, — поздоровавшись, выпалил Миша.

Несмотря на длинный халат, Юрий заметил, что на Суворове новые джинсы.

— Никак фирменные? — прищуриваясь, спросил он.

— А ты думал!

Не столько бахвальство, сколько интонация, за которой перед глазами встал Корнилов, подкинули Юру на кровати. Сморщившись от боли, он с придыханием спросил:

— Никак с Сенькой связался?

— А тебе что?

Теперь Миша повторил и нагловатую улыбку Семена.

— То есть как что? — задохнулся Юрий, снова опускаясь на постель.

Сосед по койке отложил книгу и взял на себя обязанности отсутствующих сиделок.

— Вот что, молодой человек, — деликатно начал он. — Не мое дело вмешиваться в ваши дела, но больному Иванникову противопоказано волнение. Поэтому сейчас идите, а в другой раз, как я понял, приходите в других штанах и с другими новостями.

И он бесцеремонно выпроводил Суворова из палаты.

Пришедшим на следующий день Николаю Филипповичу и Максименко Юра рассказал о визите Миши и своих тревогах.

— Похоже, что так, — выслушав его, согласился Архипов.

— Купить не мог, это ясно, — вслух рассуждал Максименко, — два дня назад пришел на работу в этих джинсах. Объяснил, что взял долг.

— Надо что-то предпринять, Олег, — сказал Архипов. — Парниша на глазах меняется. Работать хуже стал, чуть что — огрызается.