Павел Далецкий - На сопках маньчжурии

На штабной карте значились кое-какие пункты. Алешенька перенес их на листок бумаги, нарисовал схему. Но схема эта была малопригодна. Вокруг отсутствовали какие-либо ориентиры — один гаолян.

С юго-востока донеслись выстрелы. Очевидно, отданная японцам сопка была там, на юго-востоке, но дорога шла в другую сторону. Есть ли дорога к сопке, нет ли — никто не знал. Ивнев решил двинуться через гаолян напрямик на выстрелы.

Пока он с казаками пробирался сквозь чащу, выстрелы зазвучали и справа и слева. Ориентироваться не было никакой возможности.

«Зачем же меня послали? — подумал Ивнев. — И других послали. А никто не знает, куда ехать. Что за чепуха!»

В гаоляне раздался шум. Казаки схватились за винтовки. Но из гаоляна показался русский солдат, посмотрел на казаков и пошел мимо. Был он без всякого снаряжения, бескозырка съехала набок, винтовку он волочил прикладом по земле.

— Какой части, братец? — спросил Ивнев.

— Все перепуталось, своих не могу найти, — прохрипел солдат. — Водицы, христа ради, нету?

Казак отстегнул от пояса фляжку.

— Три глотка!

— Христа ради!

Солдат трясущимися губами приложился к фляжке и медленно, зажмурившись, сделал три глотка.

С раннего утра 1-й Восточно-Сибирский стрелковый полк блуждал по гаоляну. Подполковник Буланов, прибывший из госпиталя после ранения под Вафаньгоу и теперь командовавший полком, созвал батальонных командиров и сообщил им, что высоту, взятую ночью японцами, так называемую Нежинскую сопку, приказано вернуть во что бы то ни стало.

— К штурму сопки назначено двадцать девять батальонов. Японцев там помене — батальонов семь, семь с половиной. Начальствует над ними некий японец Окасаки.

«Сведения на этот раз подробные», — подумал Свистунов.

Полк выступил в восемь утра. Шли по дороге, которая извивалась куда ей было нужно, но, по-видимому, не туда, куда нужно было полку.

Свистунов все время держался около головной 1-й роты, поредевшей больше чем наполовину. Солдаты шли, глядя под ноги. Логунов то ехал верхом, то слезал с коня.

… Солдаты не хотели отступать из-под Ляояна, не хотели подчиняться приказам.

— Вперед пойдем, ваше благородие!.. Вперед веди нас!.. Назад не пойдем!

И когда все-таки пошли назад, шли так, что для Логунова стало ясно, что потеряно самое дорогое: вера в то, что когда-нибудь будет победа.

«Столько крови, героизма — и все даром! — думал он. — Разве это можно простить?»

С дороги Нежинская сопка не была видна. Где она, черт ее знает! Карт для этой местности не существовало.

— Расстегнуть всем воротники, — приказал Логунов Куртееву, теперь фельдфебелю.

Аджимамудов, уходивший в сторону по тропинке, заинтересовавшей его, сообщил Свистунову:

— Колодец! Однако почти пуст.

Свистунов оглядел солдат, огнедышащее гаоляновое поле и скомандовал:

— Левое плечо, к колодцу — бегом!

Батальон повернул к колодцу. За колодцем оказалась просека. На просеке, как на старинных батальных гравюрах, через небольшие интервалы друг от друга стояли пушки. Головы отведенных в сторону коней покрывали шляпы из гаоляновых листьев. Зарядные ящики были раскрыты.

— Честное слово, это Топорнин! Поручик Топорнин!

Поручик обернулся, снял фуражку, замахал ею:

— Да здравствует встреча русских людей в китайском гаоляне! Ты жив, Николай? Благословен господь!

— Неведомский цел?

— Непостижимыми путями цел. Я все время ощупываю себя. Жив, да не верю. До чего же в жизни может простираться нелепость. Стреляют по тебе несколько батальонов, а ты цел. Неправдоподобно.

Топорнин был черен, худ. Рубашка порвана, на штанине темнела заплата.

— Как я рад, что вижу тебя, — говорил Логунов, испытывая желание обнять этого нескладного худого человека и стесняясь это сделать при солдатах. — А где Неведомский?

— Пошел по начальству. Тут, видишь ли, опять неразбериха. Сто пятьдесят четыре орудия получили приказ бить по этой горушке. На сопочке будет ад, по математическому закону на ней не должно уцелеть ни одного японца. Пойдут наши стрелки и займут сопку голыми руками. Но приказ пришел с ссылкой на распоряжение Куропаткина «быть экономными в расходовании снарядов, так как настоящий бой будет происходить только завтра». В результате этой ссылки нам разрешено выпустить по десять снарядов, а к чему тогда сто пятьдесят четыре пушки? Лучше пятьдесят, да чтоб пристрелялись! Но это еще не самое худое. Наша тридцать пятая дивизия должна быть уже у подножия сопочки. А где, у какого подножия, с какой стороны? Никто не знает. Ни один генерал, ни один полковник. Куда же прикажете бить? А если дивизия уже пошла в атаку? Потому что есть предположение, что начальник дивизии не поставлен в известность о том, что сто пятьдесят четыре пушки откроют в помощь ему огонь по высоте.

— Путаница невообразимая, — согласился Логунов. — Вчера в приказе было сказано, что отступление от Ляояна — это такой маневр, который приведет к полному уничтожению противника. Знаешь, Вася, я уж на все махнул рукой: чем хуже, тем лучше.

— Да, чем хуже, тем лучше, — задумчиво согласился Топорнин.

Логунов вернулся к батальону.

Вода из колодца была выпита вся.

Солдаты разметались на земле. Пришедшие попозднее, которым не досталось воды, лизали влажную землю около сруба.

«И это в начале похода, — подумал Логунов, — насколько же устали люди!»

Горнист заиграл подъем. Медленно поднимались солдаты, медленно строились, медленно шли на свои места офицеры. Небо делалось все выше, все бездоннее, теряя от жары цвет. Утром оно было голубым, с каким-то радостным бирюзовым оттенком. Теперь оно было белесым. И было страшно этого белесого неба.

Рота за ротой уходили в гаолян, безнадежно, молча, хмуро, истомленные двумя днями жесточайших боев, непрерывным, в течение суток, маршем, но всего более — отступлением. Вперед они шли бы иначе. Им и гаолян не показался бы тяжким. В этом Логунов был уверен.

Земля дрогнула: рявкнули пушки, снаряды полетели на Нежинскую сопку.

Батареи били с трех сторон, и грохот их мешал командирам стрелковых частей командовать.

Свистунов потерял 2-ю роту, долго искал ее и наконец нашел. Хрулев с конем в поводу и десятка полтора солдат стояли среди примятых стеблей.

«Это черт знает что такое! Вы же опытный офицер!» — хотел закричать Свистунов, но, взглянув на измученные лица Хрулева и солдат, сказал:

— Как только канонада стихнет, играть сбор.

Шли еще полчаса, Набрели на небольшую возвышенность, скорее, бугор, чистый, без гаоляна.

На бугре поджидали отставших. Аджимамудов шашкой нарубил стеблей и сделал навес.

— Для штаба батальона… капитан Свистунов, садись.

— Должно быть, Нежинская сопка — вон та, — решил Свистунов про высоту, маячившую верстах в пяти.