Илья Шнейдер - Записки старого москвича
- Название:Записки старого москвича
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советская Россия
- Год:1970
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Илья Шнейдер - Записки старого москвича краткое содержание
На фоне Москвы дореволюционной и послеоктябрьской проходят, либо в коротких эпизодах, либо в обширных воспоминаниях, А. В. Луначарский, Г. В. Чичерин, В. А. Аванесов, В. В. Маяковский, А. К. Глазунов, Ф. И. Шаляпин, К. С. Станиславский, Анна Павлова, Айседора Дункан, Е. В. Гельцер, А. В. Нежданова, А. Д. Вяльцева, Н. В. Плевицкая, Лина Кавальери, А. Н. Вертинский, Макс Линдер и другие.
Илья Шнейдер известен читателю как автор другой книги воспоминаний — «Встречи с Есениным», вышедшей в издательстве «Советская Россия» в 1966 году.
Записки старого москвича - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Московский Совет рабочих депутатов взял в свое ведение театр бывшей оперы Зимина. Когда кто-то принес эту «сенсацию» в ночную редакцию «Новостей сезона», владелец газеты Кугульский, брызжа слюной, выходил из себя, доказывая, что «этого не может быть»!
— Совет рабочих депутатов занимается государственными и политическими делами и никогда не станет заниматься искусством, — кричал он, перекатывая во рту слюну, давясь ею и обнаруживая свою политическую близорукость. Но и нам это сообщение казалось невероятным.
Однако оно оказалось верным.
В театре шли оперные и балетные спектакли. Революция впустила под сень своих сводов русский балет, возникший при крепостничестве под крылом царизма.
«Каким творческим па вспорхнет Терпсихора перед революцией?» — думалось многим из нас.
2
Дипломатическое досье. — Г. В. Чичерин. — «Консульство на Таити». — Разговор по телефону с В. И. Лениным. — Нота кардинала Гаспари. — Через 20 лет в Свердловске. — Дипломат ленинской школы.
В те первые послеоктябрьские годы об «освоении советской темы» искусством, конечно, еще и не было никаких разговоров, но ряд видов искусства довольно скоро откликнулся, если не созвучными дням темами, то во всяком случае — творчеством революционным и героическим. Только балет оставался на прежних архаических позициях, сохраняя всю рутинность и обветшалость в постановках даже гениальных по музыке балетов Чайковского. И значительно позднее, в 1919-м, 20-м и 22-м годах балет пришел только к возобновлению сначала «Щелкунчика» Чайковского, затем «Петрушки» Стравинского, к которому был добавлен дивертисмент на музыку импрессионистов Дебюсси и Равеля, и, наконец, «Эсмеральды».
Тогда я еще только начинал смутно разбираться в этом, но работа в искусстве стала мало удовлетворять меня, а газетная работа в хиреющих, но продолжавших выходить в свет «Новостях сезона» и «Театре» — и тем более. В новых же газетах в первое время театральному отделу отводилось или совсем малое место, или не уделялось никакого.
Все это привело меня к новым решениям. На моем жизненном пути засверкали иные огни, застучали переводимые стрелки, блеснули убегающие в другом направлении рельсы, и жизнь покатилась по ним…
Когда Советское правительство переехало из Петрограда в Москву, я отправился в отдел печати Народного комиссариата по иностранным делам и предложил свои услуги. Меня приняли рядовым сотрудником, но через две недели я был назначен заведующим секцией русской прессы.
Деятельность наркомата находилась в то время в самой начальной стадии. Из зарубежных стран новую Россию признал один только Афганистан, и потому отдел печати выполнял пока только часть свойственных ему многообразных функций. Отдел занимался главным образом классификацией сообщений и телеграмм, опубликованных в газетах, приходящих со всех концов страны, а также в иностранной прессе, поступавшей из-за границы весьма скудно. Все сообщения вырезались и наклеивались в определенном порядке на листы простой писчей бумаги, и из них составлялись так называемые дипломатические досье. Но настоящего порядка в досье еще не было, и, когда в отдел поступало задание — подобрать сведения по тому или иному вопросу, аппарат, состоявший в большинстве из молодых девушек, терялся в массе плохо изученного материала.
Спустя некоторое время в отдел пришло новое руководство, и я принял участие в разработке усовершенствованной классификации. Большой хитрости в ней не было, но она сразу позволила установить четкость в работе, и из РОСТа и петроградских учреждений к нам специально приезжали товарищи, чтобы ознакомиться с рационализацией.
Вскоре я получил новое назначение. Моя должность именовалась чрезвычайно громко: заведующий подотделом внешней политики и дипломатических досье отдела печати Наркоминдела. С утра я садился в своем кабинете за разбор огромной кипы свежих газет. Чтобы не было простоев в работе целого подотдела, требовалось чрезвычайно быстро их размечать. Но я изучил классификацию еще в процессе «наладки», она удобно расположилась в моей памяти, и мне уже не нужно было заглядывать в таблицы. Все происходившее на земном шаре было строго распределено по соответствующим разделам.
Больше всех пользовался дипломатическими досье народный комиссар по иностранным делам Георгий Васильевич Чичерин: они были необходимы ему и для составления нот, и для подготовки докладов о международном положении и внешней политики Советской России на съездах Советов, и для других целей. Конечно, Чичерин редко требовал досье к себе, иногда он приходил покопаться в них сам, а обычно поручал кому-либо из сотрудников составить на основе досье меморандум по той или иной проблеме. Получал такие задания и я.
Георгий Васильевич, человек небольшого роста, с рыжеватыми волосами, острой маленькой бородкой, ходил в грубом верблюжьем свитере, поверх которого были надеты черный жилет и невзрачный пиджачок. Он был очень прост в обращении с людьми, внимателен к ним, но в своих требованиях точен, а сам обладал необычайной трудоспособностью. Работал он с двенадцати часов дня до пяти-шести утра, когда, наконец, уходил спать. Поэтому у него всегда были красные, воспаленные от бессонницы глаза. Ночами работало и большинство отделов. Недаром МОГЭС регулярно присылал в Наркоминдел «ноты» о перерасходе электроэнергии, указывая, что в наркомате, очевидно, пользуются запрещенными нагревательными приборами, хотя их у нас не было и в помине.
Чичерин не любил дожидаться, когда к нему поступит затребованный через секретаря материал, а сам быстрой походкой направлялся в отделы за нужными справками. Он с головой уходил в работу, выключая все происходящее вокруг, и ничто тогда не могло оторвать его от стопки бумаги, которую он исписывал своим торопливым почерком.
На этой почве с ним иной раз происходили курьезные недоразумения.
Как-то один из его молодых секретарей, недавно женившийся и живший со своей юной женой где-то в Дорогомилове, глубокой ночью был внезапно разбужен телефонным звонком. Говорил Чичерин. Нарком просил секретаря зайти к нему. Городской транспорт Москвы и днем-то работал, что называется, еле-еле душа в теле, а ночью его вообще не существовало. К тому же неубиравшийся с тротуаров снег образовал на них целые отроги Гималаев и Кордильеров, и люди ходили больше по мостовым.
Секретарь полтора часа пробирался по распустившемуся к весне снеговому покрову мостовой, глубоким холодным лужам, наконец, мокрый, усталый, но довольный подошел к красноармейцу, стоявшему у дверей Чичерина, и, отряхиваясь, вошел в ярко освещенный кабинет.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: