Илья Шнейдер - Записки старого москвича

Спустя долгие годы мне опять привелось вспомнить о ноте кардинала Гаспари, когда судьба столкнула меня с бывшим папским нунцием всей Буковины, обладавшим по иронии судьбы внешностью злейшего врага католицизма — гугенота адмирала Колиньи.

Нунций папы римского лично знал кардинала Гаспари, которого он охарактеризовал как «человека маленького роста и большого юриста».

Я высказал удивление по поводу того, как «большой юрист» мог в свое время составить ноту, которую Чичерин очень точно назвал «глупистикой». Однако ответа не получил. «Адмирал Колиньи», поглаживая свою седую, клинышком, бородку, продолжал распространяться о блестящей юридической эрудиции кардинала…

Я забежал вперед. А в восемнадцатом году нота возмутила меня не только своим идиотизмом, но и тем, что я по своей тогдашней наивности все ждал совсем других дипломатических нот — с признанием Республики де-юре, или хотя бы де-факто, — нот, за которыми мне мерещилось в тропическом мареве консульство на Таити…

Однако Г. В. Чичерин окончательно развеял мои романтические представления о далеких экзотических островах. Когда появилась первая ласточка будущих признаний — предложение Антанты вступить в переговоры с Советским правительством, созвав для этого конференцию на Принцевых островах, это название тоже прозвучало романтически для таких дипломатических младенцев, как я.

Георгий Васильевич это отлично понял и как-то сказал:

— На Принцевы острова вывозят из Константинополя собак, которыми этот город особенно изобилует. Конечно, на этих островах есть большие культурные поселения, но выбор для конференции именно Принцевых островов сделан безусловно нарочито и должен, по мнению политиков Антанты, прозвучать как оскорбление.

В Наркоминделе я проработал недолго, но в моей памяти на всю жизнь остался этот большой человек. В молодые годы, находясь на службе в царском министерстве иностранных дел, Георгий Васильевич Чичерин, по рождению дворянин, еще в 1904 году примкнул к революционному движению и тогда же, избегая ареста, эмигрировал в Германию, где продолжал революционную деятельность и был близок с Карлом Либкнехтом. Октябрьская революция застала Чичерина в Лондоне, где он был заключен в тюрьму, но освобожден по настоянию Советского правительства. В 1918 году Георгий Васильевич возвратился на Родину, встав вскоре во главе Наркоминдела.

В тяжелый для молодой Советской республики момент, когда по вине Троцкого были сорваны переговоры в Бресте, Владимир Ильич Ленин настоял на создании новой делегации, в которую вошел Г. В. Чичерин. Брестский мир был подписан, Республика Советов вышла из войны и смогла приступить к социалистическому строительству, к созданию Красной Армии и укреплению государства.

В апреле 1922 года на международной Генуэзской конференции глава советской делегации Г. В. Чичерин по поручению В. И. Ленина выдвинул принцип мирного сосуществования стран социализма и стран капитализма и предложил осуществить всеобщее разоружение государств. Тогда же в Рапалло, под Генуей, Чичериным был заключен советско-германский договор, основанный на принципах мирного сосуществования. Возглавлял Чичерин советскую делегацию и на конференции в Лозанне.

Руководя советской внешней политикой, Г. В. Чичерин стойко проводил ленинские принципы.

Выдающийся государственный деятель, виднейший дипломат ленинской школы, человек большого ума и личного обаяния, Георгий Васильевич Чичерин навсегда вошел в историю Советского государства, навсегда остался в сердцах знавших его людей. Умер он в 1936 году.

Вольный театр. — «Золотой король». — Экзамен Асафа Мессерера. — А. В. Луначарский. — Фракция беспартийных. — Первые выборы в Моссовет. — Статья наркома. — Встреча с А. К. Глазуновым.

В Москве образовался Вольный театр с режиссером Б. С. Неволиным во главе. В театре комплектовались две труппы — драматическая и балетная, так как в репертуаре предполагались постановки старинных мелодрам, в которые хорошо вплетаются хореографические узоры. Кроме того, балетная труппа должна была давать и самостоятельные спектакли.

В это время я читал лекции по истории и эстетике танца в балетной школе В. И. Мосоловой и, получив предложение Вольного театра взять на себя руководство и режиссуру в балетной труппе, включил в нее много молодежи из этой школы. Балетмейстером был приглашен А. А. Горский.

Первой постановкой драматической труппы была старая французская мелодрама «Две сиротки», а для балетной труппы было решено поставить совсем новый одноактный балет, объявив конкурс на его либретто. Искусство балета все еще покоилось в своих архаических формах, никак не откликаясь на переживаемые революционные дни созвучной тематикой, а тут вдруг кто-то вздумал сразу разрешить репертуарную проблему, объявив для представляемых на конкурс либретто балета тему — «Труд и капитал»…

Когда нам, желавшим принять участие в конкурсе, стала известна тема, я вернулся домой обескураженный. Величественная тема никак не укладывалась в рамки балетной драматургии…

— Легче инсценировать правила для абонентов, напечатанные в телефонной книжке… — говорил я себе. Но ночью тема, от которой горел мозг, вдруг предстала передо мной в раме оформленного красочного спектакля, с реально видимыми персонажами, с мрачной завязкой и пронизанной светом и радостью развязкой, словом, я увидал всю эту хореографическую картину решенной в плане символики и тут же названной мною: «Золотой король».

Я уже не мог уснуть, встал и, сев за стол, закончил в эту ночь либретто «Золотого короля», написанного почему-то белыми стихами. Наутро я переписал его и сдал в комиссию конкурса, где оно неожиданно для меня получило первую премию.

В здании Московского комитета партии большевиков в Леонтьевском переулке произошел предательский взрыв, и комитет переехал в бывшее помещение Литературно-художественного кружка на Большой Дмитровке, предоставленное до этого Вольному театру, руководителям которого было уже не до конкурса балетных либретто. Надо было срочно подыскивать новое помещение и перенести туда все подготовительные работы по постановке «Двух сироток».

Театру отвели здание кинематографа «Колизей» на Чистых прудах, и работа закипела, но о постановке «Золотого короля» никто, конечно, и не думал. Балетная труппа репетировала в своем помещении в зале школы Мосоловой, занимавшей днем фойе бывшего театра Незлобина на Театральной площади.

Человек тридцать балетной молодежи разучивали «Фарандолу», которую ставил А. А. Горский и которая была довольно эффектно включена в мелодраму путем «чистой перемены»: в одно мгновение «вырубался» весь свет, мрачная декорация уличных трущоб Парижа взлетала под колосники, на ее место так же молниеносно опускался дворцовый зал, пятнадцать пар танцующих в две секунды занимали свои места, вспыхивали многосвечные дворцовые люстры, вздымались звуки оркестра, и, открывая бал, двигались в «Фарандоле» танцующие пары. Однажды во время репетиции в школе Мосоловой туда пришли два мальчика, которые хотели переговорить со мной. Один из них, очень маленького роста, с короткими и светлыми курчавыми волосами, был одет в куртку и брюки гимназического покроя, но почему-то коричневого цвета и без ременного пояса. Другой, повыше ростом, был в серой форме гимназиста, хотя гимназий уже не существовало. Оба имели желание поступить в балетную труппу и непременно вместе, как неразлучные друзья.