Ким Мишель Ричардсон - Книжная дама из Беспокойного ручья

Я переоделась в ночной халат, и, откинув одеяла, легла в постель. Мысли занимал дорогой подарок Генри и голод, от которого он страдал.

Эта напасть не обошла стороной и наш дом. Мы питались в основном ягодами, грибами, белками, кроликами и всем тем, что можно было найти в лесу. Иногда отец менял дичь на кукурузу и фрукты – еду, которой у нас попросту не было. И лишь изредка мы могли себе позволить дорогие продукты из магазина Компании. Шахтерские чеки и моя зарплата немного держали нас на плаву несмотря на то, что Па тратил львиную долю денег на магазинные лекарства от легочной болезни, хотя доктор рекомендовал ему более эффективные препараты. Поэтому отец оставался в долгах, покупая новомодные микстуры в надежде, что именно следующая партия полностью его излечит. Подобно маленькому бинту, приложенному к ране, они лишь самую малость действовали, снимая симптомы, чтобы рабочие могли вернуться на работу и заработать денег на следующий сироп, который Компания хранила у себя на складе.

В этих окрестностях насчитывалось около трехсот человек, живущих в лесах, вдоль заливов, на склонах, в городе и шахтерском поселке, и почти у всех были огромные семьи с кучей детей. А мы с отцом были предоставлены только сами себе.

Меня раздражало, что люди умирали от ветрянки и гриппа, не имея шансов на излечение, но ведь от голода было средство, способное спасти всех страдальцев. Оно спокойно лежало в магазине. И это возмущало еще сильнее. Эта мысль не давала мне покоя, пробуждая гнев, который обычно испытываешь от беспомощности.

Я прижала твердый леденец к губам, вдыхая соблазнительный аромат сладкого угощения. « Не открывайте, мэм… сделайте это, когда проголодаетесь » , – вспомнились слова Генри. Пришлось убрать его подарок в жестяную коробку памятных вещей, лежащую на прикроватной тумбе.

– Пока не хочется есть, – сказала я и, задув свечу, стала молиться за благополучие Па, за Генри и других мальчишек этой страны, хотя понимала, что проку от этого столько же, сколько от желания, которое загадывают при виде падающей на землю звезды.

И тем не менее, я продолжала, прося Всевышнего оградить нас и детей от опасности, сжалиться над больными лихорадкой и отправить их на небеса, домой к Каролине Барнс, прошедшей от отчаяния девять миль, чтобы накормить голодающих малюток. Девять смертельных миль холодных, суровых земель нашей округи, безжалостно уносящих жизни ее семьи, которую она защищала до последнего вздоха.

От нестерпимой боли у меня сжался кулак, сквозь зубы прорвался мучительный вой, нашедший отклик у жалобного козодоя. Я закопалась лицом в подушку и проглотила горечь и ужасы, комком подобравшиеся к горлу.

Майская ночь медленно отступала со старинных земель Кентукки, но все же решила оставить на ясном небе Луну. Для маленьких детей из горных районов это было невероятным событием, поскольку из-за тяжелого образа жизни и жалкого существования мамы укладывали в постель своих малышей еще задолго до заката, дабы не разжечь в них неутолимый голод.

Я направилась к далекой горе и, довольная взятым темпом, стала напевать песню, чтобы немного скоротать время, повышая голос при виде голубых холмов и сосновых певунов. Прошло два дня с момента встречи с Фрейзером. Это давало мне надежду на то, что мы еще не скоро увидимся.

Хотя по средам на маршруте насчитывалось всего три остановки, первая из них была самой коварной. Не помогало даже то, что большую часть пути приходилось идти пешком, осторожно ведя мула по узкой, скользкой от устилавшей ее грязи тропе, которая поднимала нас на вершину Крученой горы, на высоту почти в тысячу метров. Юния не испытывала каких-либо проблем, но все-таки было слишком опасно. Помню, как в первый раз со страху чуть не потеряла сознание, увидев, как она, шатаясь, поднималась по крутому подъему и резко повернула в сторону, остановившись в каких-то сантиметрах от края бездонной пропасти, в которую я чуть не упала вместе с ней. Один неверный шаг, и лететь мне до самого лета. Никто бы не нашел тело в густой зелени. С тех пор почти всю дорогу я преодолевала пешком. К тому же, не очень хотелось сегодня умирать. Ведь впереди предстояла встреча с Куини. Почти каждую среду, когда маршруты пересекались, мы сидели и болтали.

Преодолев половину пути, я остановилась у широкого изгиба тропы, попросив Юнию подвезти меня до вершины. Мул без труда прошел несколько резких поворотов и, выйдя на перепутье, захотел спуститься вниз. Тут уже пришлось спешиться и пройтись по отвесной скале, поросшей иссохшими деревьями.

За последним поворотом наконец показалась пожарная башня.

Из убежища выглядывал семнадцатилетний Роди Коул в дырявой футболке и потертых коричневых штанах. Ветер развевал его волосы цвета медной монеты. Он жил в шестидесятиметровой башне Крученой горы, которую построил Гражданский корпус охраны окружающей среды. Взмахи рук выдавали в нем неподдельную радость, а топот ног по металлической платформе говорил об искреннем волнении.

Он с нетерпением ждал книги, ведь они поднимали его даже выше этой пожарной каланчи. Мальчишка любил читать газетные вырезки о погоде и лесах, а еще умолял меня принести «Фермерский альманах», «National Geographic» или любой другой журнал, который помог бы ему стать пожарным диспетчером, чтобы зарабатывать больше денег на обучении других людей и в конечном счете получить должность рейнджера.

Поэтому работа в ГКО была логичным началом карьеры. Они строили пожарные вышки на вершинах гор Кентукки со времен основания Рузвельтом этой организации. Роди хотел пойти по стопам своих родителей, поэтому, как только ему исполнилось шестнадцать, он тут же обратился в Службу лесного хозяйства, солгав о своем возрасте.

Его мать, Халли Коул, была первой женщиной, ставшей пожарным наблюдателем в Кентукки. После смерти мужа от удара молнии Корпус разрешил ей переселиться в его башню на Круглой жемчужине в двадцати милях на восток. Еще со времен строительства и задолго до прихода ГКО это место во все времена считалась домом семейства Коулов.

Уже больше года Роди жил в стальной хижине Крученой горы, следя с высоты птичьего полета за любыми пожарами и погодными условиями, и при появлении слабого дыма или темных грозовых туч он тут же сообщал об этом Службе лесного хозяйства через специальный заводной радиоприемник. Я привязала Юнию к крутой металлической лестнице и вытащила из вьюка книгу и два письма, которые мне передала заведующая библиотекой.

Перегнувшись через металлические перила, на меня смотрел сам Роди. От предвкушения и радостного волнения он едва мог устоять на месте:

– Мисс Василек, – закричал он, подзывая к себе рукой. – Не могли бы вы подняться, пожалуйста? Кажется, я увидел дым. Нужно следить за ним! – добавил он и убежал внутрь.