Ким Мишель Ричардсон - Книжная дама из Беспокойного ручья

Глаза застилала кровавая пелена. Пытаясь высвободиться, я выдавила из себя зверский крик, плевалась и кусалась, но в результате никто не пострадал, кроме воздуха. Толстая монашка буквально пригвоздила меня к полу.

Она смеялась и била меня по заду.

– Посмотри на нее. Фиолетовая как слива.

– Вколи ей нембутал, – приказала вторая. Боль от колена только усилилась.

Осмотрев тело, они натянули кожу и больно укололи чем-то большим и тяжелым. Игла прошла гладко. Почувствовалось тепло. Меня тут же одели в тот халат с прорезью и перенесли на холодный железный стол. Привязали руки и ноги кожаными ремнями к поручням и оставили в таком виде при свете болтающейся, жужжащей лампочки на потолке.

Не прошло и секунды, как окаменел язык, а вместе с ним угас крик о помощи. Я едва различала лица докторов, нависших надо мной.

Снотворное начинало действовать. По оголенной коже нервно забегали руки, щупая все тело, и послышались возбужденные голоса, которые смешивались в журчащем потоке едва уловимых слов.

– Возьми мазок… Больше крови. Больше образцов… Этого мало. Мы войдем в историю. Самые лучше научные издания будут бороться за публикацию наших статей, анализов и фотографий.

Я попыталась двинуться с места, но сон вцепился крепкой хваткой. Веки тяжелели, и вскоре наступила полная темнота.

Придя в сознание после наркоза, я очутилась на заднем сиденье машины Дока. Тело ныло от боли. Помятый капор подпирал больную голову, в которой отрывками мелькали воспоминания о больнице Иосифа Обручника, медицинских журналах и анализах.

Я наклонилась к окну и тут же почувствовала приступ тошноты, медленно подступающий от живота к горлу. Снаружи проносилась дорога с деревьями, сливаясь в одну размытую массу. Дыхание участилось. Покряхтев, я рухнула обратно на сиденье и вскоре уснула.

Машина подпрыгнула на кочке, и заурчавший двигатель вновь развеял сон. Яркий дневной свет с болью прорезался сквозь нежные глаза. Я поднесла к лицу согнутую руку и тут же вытянула ее во всю длину: оказалось, она была полностью перебинтована.

Надавив на повязку, я почувствовала слабость, а уже размотав руку, увидела следы крови на венах, ушибы, ссадины, опухшие участки кожи и уродливые глубокие следы от ремней, которыми меня связывали.

– Что вы сделали? – Я медленно села и подалась к переднему сиденью. От страха сжималось горло. – Что?

Док повернулся ко мне.

– Ах, уже проснулась. Отлично. Не беспокойся. До свадьбы заживет, – спокойно ответил он. – Все будет нормально. – И добавил уже чуть веселее, переведя взгляд на дорогу. – Если считать нормальным кровь шоколадного цвета.

Шоколад . Я посмотрела на руку и взяла бинт, залитый коричневыми каплями.

– Прости, что с тобой так грубо обошлись медсестры, но нельзя было терять ни минуты. Скоро мы узнаем состав крови твоей семьи и найдем лекарство. Вылечим тебя, дорогая.

В глазах вспыхнула искра гнева, вызвав головную боль. Больше всего на свете мне хотелось жить нормальной жизнью Василька. Поэтому я никогда не понимала людей, называющих больным любой цвет кожи, кроме белого.

– Ты же хочешь излечиться?

Лечение . Снова это страшное слово встало поперек горла, и в этот момент мне вдруг вспомнилась мама, которая пыталась вылечить это ужасное проклятье горькими травами. Но чуду не суждено было случиться. И все же вопрос Дока заставлял задуматься о нашей с отцом жизни после «исцеления» . В голове сильнее застучало от разыгравшейся фантазии. Я прикоснулась к шее, осмотрела руки и ноги и стала давить на ноющие места. В животе резало, боль опускалась все ниже и ниже.

– Мои внутренности. Они… болят, – сказала я без какого-либо смущения, которое поглотила усталость.

– Все в порядке. Мы взяли у тебя кровь и образцы шейки матки, кожи головы и спины. Ничего страшного в этом нет. Скоро все пройдет. Тебе поможет хороший сон и настойка опия. – Покопавшись в сумке, он достал грушу. – Алета собрала нам еду в дорогу. Даже немного сыра положила. Хочешь перекусить?

– Нет, у меня все болит, – жаловалась я, согнувшись в три погибели. – Мне не хочется туда возвращаться.

– Осталось совсем чуть-чуть. Обещаю. Послушай, вдруг удастся вылечить тебя. Сделать белой. Разве ты не хочешь этого? – Спросил он вежливо, припарковавшись на обочине.

Возможно, для какого-то «василька» это была самая заветная мечта, но воспоминания о пережитом внушали ужас и страх, заставляя отбросить подобные мысли.

– Жизнь станет безопасней. И тебе больше не придется беспокоиться о людях вроде Фрейзера и прочих мерзавцах, задумавших избить тебя или еще чего хуже.

Его слова холодом прокалывали мой больной живот. Но стоило отречься от доктора, как нас с отцом тут же ждала бы куда более страшная участь. «Синих и черных вешали и за более мелкие проступки». – От одной только фразы бросало в дрожь.

Покопавшись в медицинском саквояже на переднем сиденье, Док достал мелкий пузырек с пипеткой и передал их мне.

– Тут настойка опия. Прими одну каплю сейчас и две – перед сном.

Едва пипетка коснулась языка, как боль стала утихать. Я осмотрела руки. Синяки и царапины теперь уже казались мелким недоразумением.

От любопытства и удивления я закупорила коричневый пузырек крошечной пробкой и убрала его в карман платья. В этот момент во мне что-то сильно изменилось.

– Нужно чем-то вылечить эти порезы, – намекнула я.

– Да-да, конечно. – Он глубже сунул руку в сумку. – Мы же не хотим, чтобы ты подцепила какую-нибудь заразу.

– Нет, не хотите. Еще у нас в последнее время стало водиться меньше еды. Иногда чувствуется слабость…

– Возьми грушу с сыром. Позже принесу вам пару головок сыра и буханок хлеба.

Куча сыра и хлеба! Я едва не захлопала в ладоши.

– И возьми спирт. – Док вручил мне сумку и пузырек с прозрачной жидкостью. – Сначала протри им раны, а потом намажь их медом, – добавил он, достав в этот раз банку со сладким содержимым. – Хочу, чтобы ты хорошо себя чувствовала и ни в чем не нуждалась.

Любая женщина из Кентукки знала цену этому продукту, способному вылечить любой недуг. Но достать его было вовсе не просто.

Почти позабыв о больнице и тяжелом дне, я прижала ценные гостинцы к груди и даже улыбнулась доктору, после чего спрятала их в мягком подоле платья. Вскоре меня снова настигли объятия Морфея, уложившие спать на заднем сиденье.

Мы вернулись в Беспокойный ручей незадолго до наступления темноты. Старый доктор отвез меня на лошади через лес к хижине.

Уже собираясь уходить домой, я заметила, как он уставился на мою помятую одежду, непричесанные волосы и распустившиеся косички и сунул руку в карман пальто.