Джон Голсуорси - САГА О ФОРСАЙТАХ

Динни заметила, что Джерри Корвен о чём-то тихо беседует со своим поверенным и защитником. "Очень молодой" Роджер, пробираясь к своему месту, бросил:

— Обвинение собирается ещё раз вызвать Корвена.

— Зачем?

— Не знаю.

С видом сомнамбулы вошёл судья, слегка поклонился суду и сел. "Ниже, чем обычно", — отметила про себя Динни.

— Милорд, прежде чем продолжить допрос ответчицы, я, с вашего позволения, хотел бы ещё раз допросить истца по тому пункту, которому мой коллега придаёт такую важность. Ваша милость, вероятно, помнит, что, подвергая истца перекрёстному допросу, мистер Инстон приписал ему намерение развестись с женой, которое тот якобы возымел сразу же после её отъезда. В этой связи истец имеет сделать дополнительное заявление, и мне удобнее всего вызвать его именно сейчас. Я буду предельно краток, милорд.

Сердце Динни неистово заколотилось: она увидела, с каким выражением лица Клер внезапно подняла глаза на судью.

— Пожалуйста, мистер Броу.

— Сэр Джералд Корвен.

Следя за движениями зятя, неторопливо направлявшегося в ложу, Динни успела заметить, что Клер тоже не сводит с него глаз, словно пытаясь поймать его взгляд.

— Вы сказали, сэр Джералд, что первого ноября, когда вы в последний раз виделись с женой перед возвращением на Цейлон, ваша встреча состоялась в её квартире на Мелтон-Мыоз?

— Да.

Динни глотнула воздух. Вот оно!

— Эта встреча сопровождалась только разговорами или ещё чемнибудь?

— Да. Мы опять стали мужем и женой.

— Вы хотите сказать, что между вами восстановились супружеские отношения?

— Да, милорд.

— Благодарю вас, сэр Джералд. Я полагаю, что это окончательно проливает свет на пункт, затронутый моим коллегой. Вот и всё, что я хотел выяснить.

Настал черёд Инстона вмешаться.

— Почему вы умолчали об этом факте при первом допросе?

— До того как вы подвергли меня перекрёстному допросу, я не придавал ему значения.

— Вы готовы присягнуть, что не выдумали его?

— Разумеется, готов.

Динни откинулась на спинку деревянной скамьи и, закрыв глаза, не шевелясь, думала о молодом человеке, сидевшем сзади, в четвёртом ряду от неё. Какая жестокость! Но кому здесь до этого дело? Здесь у человека вырезают самый сокровенный кусок души, холодно и даже не без удовольствия разглядывают его, а затем, истерзав, вставляют на место.

— Леди Корвен, не соблаговолите ли вы снова пройти в ложу?

Когда Динни открыла глаза. Клер уже стояла у решётки, высоко подняв голову и пристально глядя на адвоката.

— Ну, леди Корвен, — начал неторопливый низкий голос, — вы слышали новые показания истца?

— Да.

— Они соответствуют истине?

— Я не буду отвечать.

— Почему?

Динни увидела, как сестра повернулась к судье.

— Милорд, я уже отказалась говорить о моей семейной жизни, когда меня спрашивал о ней мой защитник; не буду говорить о ней и теперь.

Судья на мгновение устремил взгляд в сторону свидетельской ложи, затем снова перевёл его на что-то невидимое.

— Заданный вам вопрос вытекает из показания, сделанного с целью опровергнуть предположение вашего защитника. Вы обязаны на него ответить.

Ответа не последовало.

— Повторите ваш вопрос, мистер Броу.

— Правда ли, что в случае, о котором рассказал ваш муж, между вами восстановились супружеские отношения?

— Нет, неправда.

Динни, которая знала, что это правда, подняла глаза. Судья по-прежнему смотрел поверх её головы, но ей было видно, что он слегка выпятил губы. Он не верит Клер!

Опять раздался неторопливый низкий голос, и девушка уловила в нём скрытое торжество.

— Вы даёте в этом присягу?

— Да.

— Таким образом, ваш муж, утверждая это, совершил клятвопреступление?

— В данном случае приходится верить нам обоим на слово.

— И мне кажется, я знаю, кому поверят. Вы отрицательно ответили на мой вопрос только для того, чтобы пощадить чувства соответчика. Разве это неправда?

— Да, неправда.

— Есть ли у нас основания больше верить всем вашим предыдущим ответам, чем последнему?

— Я нахожу постановку вопроса неправомерной, мистер Броу. Ответчица не может знать, есть у нас основания верить ей или нет.

— Хорошо, милорд. Я поставлю его по-другому: вы с начала до конца говорили правду, леди Корвен, и только правду?

— Да.

— Очень хорошо. Больше вопросов к вам у меня нет.

Пока Клер отвечала на несколько дополнительных вопросов защиты, тщательно избегавшей всякого упоминания о последнем пункте, Динни не думала ни о ком, кроме Тони Крума. Она сердцем чувствовала, что процесс проигран, и хотела одного — незаметно увести отсюда Клер. Не попытайся человек с крючковатым носом, сидящий сзади неё, ошельмовать Корвена и доказать больше, чем было нужно, тот не пустил бы в ход свой последний козырь. Но ведь в шельмовании противной стороны и заключается смысл судебной процедуры!

Когда обессиленная и бледная Клер вернулась на своё место, девушка шепнула:

— Не уйти ли нам, дорогая?

Клер покачала головой.

— Джеймс Бернард Крум.

В первый раз за все дни процесса Динни как следует разглядела Тони и еле узнала его. Вид у него был измождённый: загорелое лицо исхудало и поблекло, серые глаза запали, у крепко сжатых губ пролегла горькая складка. Он постарел по меньшей мере на пять лет, и Динни сразу догадалась, что отрицательный ответ Клер не обманул его.

— Ваше имя Джеймс Бернард Крум, вы проживаете в Беблок-хайт и заведуете там конским заводом? Есть ли у вас частные источники дохода?

— Никаких.

Допрос вёл не Инстон, а какой-то более молодой остроносый адвокат, сидевший за его спиной.

— До сентября прошлого года вы состояли управляющим одной из цейлонских чайных плантаций. Встречались вы с ответчицей на Цейлоне?

— Никогда.

— И никогда не бывали у неё дома?

— Нет.

— Вы слышали здесь о состязании в поло, в котором вы участвовали и после которого она устроила приём для всех игроков?

— Да, но я на нём не был. Мне пришлось вернуться на плантацию.

— Значит, вы впервые встретились с ней на пароходе?

— Да.

— Вы не делаете секрета из своей любви к ней?

— Нет.

— И невзирая на это, обвинение в прелюбодеянии не соответствует истине?

— Ни в какой мере.

Крум давал суду показания, а Динни не отрывала глаз от его лица, словно зачарованная сдержанной и горькой скорбью, которую оно выражало.

— Теперь, мистер Крум, поставлю вам последний вопрос. Вы, конечно, отдаёте себе отчёт, что, если обвинение в прелюбодеянии соответствует истине, вы попадаете в положение лица, соблазнившего жену в отсутствие мужа. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Скажу, что, если бы леди Корвен питала ко мне те же чувства, какие я питаю к ней, я немедленно написал бы её мужу о положении вещей.