Юрий Антропов - Ивановский кряж

Донельзя смущенный этим внезапным открытием, Борька словно забыл о том, что за столом уже собрались гости. Надо бы приветить взглядом и улыбкой ребят и девчат, тоже вдруг притихших, брякнуть что-нибудь бодренькое и первым поднять свою рюмку, уже наполненную Солдатихой, но Борька выбрался из-за стола, подошел к отцу, потоптался у него за спиной и неожиданно для себя присел рядом, на краешек ящика.

За столом и вовсе притихли; если кто еще и звякал вилками, тарелками, накладывая закуску, с праздничным пустословием заводя разговор с соседями, то при виде отца и сына, повернувшихся к столу спиной и так и окаменевших, даже самые словоохотливые недоуменно смолкли.

«Чего это они, Аня?» — взглядами пытала хозяйку родня, но та, в душе как нельзя более довольная таким Борискиным поступком, прижала палец к губам: помолчите вы, бога ради, хоть маленько. А сама сидела как на иголках, так бы и выскочила из-за стола, тоже примостилась бы рядышком с мужем и сыном.

Но нет, не сделаешь, как хотелось бы, сиди и не прыгай, а то только испортишь все. И Аня, страдая, тревожась и в то же время радуясь, напряглась спиной, вся ушла в слух, и ей удалось уловить невнятные, приглушенные слова сына и отца.

— О чем задумался, батя? — с нарочитой грубоватой снисходительностью спросил Бориска.

— Да так, ни о чем… — смешался Иван Игнатьевич.

— Гляжу, в одну точку уставился…

Отец покхыкал, поерзал на ящике: тоже в диковинку было ему такое внимание сына.

— Это я, Боря, так просто глядел на террикон-то, — пояснил отец. — На нем уж, на копре, лампочка загорелась. Отовсюду видать, хоть откуда смотри. А тут как раз просвет. Между яблоньками. Я и уставился. Просто так. А думал я, Боря, совсем про другое. Не про шлаки, дьявол их побери!

Бориска засмеялся.

— А гости решили, что ты даже в такой день о терриконе заботишься.

«Зачем же он дразнит отца?» — посетовала Аня, едва удержавшись, чтобы не вмешаться. И тут Иван Игнатьевич мягко возразил сыну:

— Нет, Боря, не о терриконе. Я же сказал тебе. Натка вот на Байкало-Амурскую магистраль собирается…

Борька хмыкнул. Вроде как удивился, что отец не о нем, оказывается, размышляет, а о Наташке, хотя чего о ней и размышлять… Она же на гражданке остается, может жить где угодно и заниматься чем душа желает, а он как новобранец с завтрашнего утра человек несвободный, казенный. Разве не о нем бы и думать?

— Натка дурью мучается, — твердо заявил он.

— Ты что, Боря? Так сказать про сестру родную…

— А пусть не придумывает разную ерунду! На БАМ она, видишь ли, уедет… А кто тут матери будет помогать? Ты, что ли, станешь мыть полы в конторе да и дома тоже?

— А хоть и я помогу. Руки не отвалятся у меня после этого. Как-то ведь выкручиваются другие, у кого детей нету. Или есть, да все в разъезде. Удивляться не приходится. Разве ж вы, молодые, всю жизнь будете держаться за родителей? Рано или поздно откачнетесь. — Отец помолчал, беспомощно помигивая бельмастым глазом. — Тяжело то, сынок, — с притаенным вздохом сознался он, — что как-то враз все это… твои проводы в армию, Наткин отъезд… А там, глядишь, как Вениамин в свое время, сразу после службы подашься куда-нибудь, на стройку какую, на тот же БАМ. И все — считай, отрезанный ломоть. Даже домой небось не заедешь.

Разговор поворачивался желанной для Борьки стороной. Все-таки выдал себя отец, что главная его дума не о Наташке, а о нем, новобранце, герое вечера.

Полнясь незнакомой прежде жалостью и нежностью к отцу, Борька придвинулся к нему еще ближе, помедлил и как бы для удобства — ящик-то узенький, коротенький! — положил отцу руку на плечо.

— Интересно ты за меня рассуждаешь, батя… Как же бы это я смог домой не заехать?! Сказанул! Куда же я еще поеду, если не домой?

— А Венька куда поехал? Так же говорил, как ты.

— Так то Венька! Он же у нас особый, не как все.

— Да уж за ним-то вам не угнаться! — тут же и защитил старшего сына Иван Игнатьевич, а про себя добавил: «Был бы ты, Боренька, в своего брата, так нервы-то я не мотал бы из-за тебя, не болело бы у меня сейчас сердце, как да что с тобой будет».

Против всякого ожидания Борька не полез в пузырь, не надулся, а признался с добродушной искренностью:

— За ним, батя, мне не угнаться, это точно. Венька у нас молоток! Но и я тоже… — Он помолчал, как бы мысленно проверяя, те ли слова хочет сказать отцу. — Вот возьму и выучусь на плавильщика! — вдруг выпалил и натянуто хохотнул Борька, пытаясь преподнести все это таким образом, чтобы нельзя было понять, шутит он или говорит серьезно. — Жалко, в армии нету такой профессии. На шофера можно выучиться, на строителя. Ребята говорили. А вот на металлурга… — И посмотрел на отца с напряженным ожиданием.

Иван Игнатьевич сидел не шелохнувшись. Неужто на самом деле Бориска сказал сейчас про то, что хотел бы сменить отца на свинцовом заводе? Но сказал — это еще не значит, что от чистого сердца, что мечта такая появилась. А ну как все это лишь момента ради придумал Бориска на ходу, вот сию же минуту, чтобы вроде как утешить отца?

— Думаешь, я это так, заливаю от нечего делать, да? — не выдержав отцовского молчания, с укором спросил Борька.

Иван Игнатьевич зябко поежился, впервые почувствовав, какой холод настаивается в густеющем вечернем воздухе. «Надо бы все же в комнатах устраивать гулянку, — вяло подумал он. — Ну что за удовольствие сидеть под открытым небом? Это все Аня заполошная придумала. Охота ей, видишь ли, чтобы народу было больше. Пускай, мол, хоть весь дом приходит. Конечно, в комнатах шибко-то не разместишься, это верно, — будто не слыша Борькиного вопроса, размышлял Иван Игнатьевич, чтобы увести себя от этого негаданного разговора с сыном. — Да только, если разобраться-то, можно было бы вообще не устраивать никакой пирушки, — неожиданно для себя пришел он к выводу. — Глупость все это, и больше ничего! Скажи на милость, обычай выискался… Нет чтобы просто посидеть в семейном кругу. Спокойно. Без шума. Без пустых криков».

— Ты думаешь, — голос у Борьки уже и задрожал, — я совсем безнадежный, что ли? Ни на что не гожусь, да?! Только баллоны таскать!..

Теперь уже все гости расслышали эти слова Бориски, и Аня, встревожившись не на шутку, поспешно встала из-за стола, пытаясь лукаво и бодро подмигнуть Солдатихе: мол, ну-ка я вмешаюсь да прогоню их за стол, хватит, хватит секретничать, а то гости скисли!

Наташка заторопилась вслед за матерью.

Они взяли в кружок отца и сына.

— Ну, вы чего это? — вроде как беспечно улыбаясь, спросила Аня.

— Люди уже с полными рюмками сидят, а вы тут… — подпела Наташка.

— И мы сидим! — отрезал Борька, явно недовольный тем, что им с отцом помешали. — А кому надоело сидеть, пусть уходит!