Юрий Антропов - Ивановский кряж

— Ищи меня, доча, у моих теток, у Анисьи да Феклы. Ихний дом как раз посреди деревни. Да ты спроси у любого — тебе и покажут! Прямо до ворот отведут. Удивляться не приходится — деревня. А Устин наверняка на пасеке сидит, к нему уж завтра с утра махнем, а то, может, и после обеда сегодня успеем…

Наташка осталась одна. Глядя вслед молоковозке, она подивилась тому, что ни разу в жизни не видела отца таким растроганным, взволнованным.

«Жалко, — подумала она, — мамы нет рядом. И Бориски. Да и Марии с Венькой. Они ведь тоже небось не знают толком, какой у нас отец хороший…»

Примерно через час повезло и ей. Задумавшись, она не сразу обратила внимание на машину, остановившуюся рядом с ней. Наташка сидела спиной к дороге, а машина съехала под спуск к мостику почти бесшумно. Да к тому же и речка внизу бесновалась среди валунов.

— Эй, землячка! — окликнули ее из кабины. — Тебе куда?

— Мне в Кедровку, — испуганно вскочила Наташка, подхватывая чемодан.

— Считай, повезло. Залезай, ёкель-мёкель!

Она увидела, что в кабине сидят два парня. Крайний слева, за баранкой, кивнув в ее сторону, что-то сказал другому, на котором была военная форма, и тихо засмеялся. Наташке показалось, что и сказал-то шофер нехорошо, и засмеялся тоже с каким-то намеком, и она, сделав шаг, в неуверенности остановилась. В ту же секунду парень в кителе выскочил из кабины и, заметно смущаясь, взял у нее из рук чемодан.

— Давайте, я его поставлю в кузов.

— А не упадет? — тоже отчего-то вдруг застеснявшись, спросила Наташка.

— Да нет! Я его хорошо пристрою там.

Он ловко закинул наверх чемодан, а потом и сам вскочил в кузов. Там, на длинных досках, выпиравших за открытый задний борт, стояла ржавая могильная оградка с памятником. Наташка от неожиданности слегка подалась назад, а потом ей и вовсе стало не по себе, когда парень в кителе пристроил ее чемодан между памятником и оградкой — чтобы не бултыхался.

Она хотела сказать ему: «Не надо так!» — но от растерянности не могла вымолвить ни слова, и тот, наверху, мельком глянув на нее, видимо, догадался, что получилось все нескладно и надо как-то переиначить.

— Дай мне кусок проволоки, Михаил! — крикнул он шоферу и выдернул чемодан из-за оградки. Повернувшись спиной к Наташке, он долго возился в углу кузова, освобождая место.

— Ты чего там, екель-мекель? — не выдержал шофер. — Хочешь весь тес и оградку на землю свалить из-за чемоданчика? Слышь, Иван? — и он опять засмеялся, подмигивая Наташке. — Садись давай, землячка, чего топчешься!

— Я с краю…

— С краю она! — вроде как возмутился шофер. — А нам, может, охота, чтобы ты посередке сидела.

— Хватит тебе, Мишка, — спрыгивая на землю, сказал Иван. Краснея и хмурясь, он поправил сбившуюся набок фуражку, одернул китель и с явной неохотой полез в кабину. Похоже, он готов был остаться в кузове, на досках, только чтобы не стеснять негаданную пассажирку. Но и с Михаилом оставлять ее один на один тоже не хотелось — этот говорун, дай ему волю, может довести девчонку до слез. — Ну и ботало ты, однако… — вполголоса упрекнул его Иван и, стараясь не встречаться с Наташкой взглядом, сказал ей: — Садитесь, поедем…

— Да ты ко мне-то не жмись, Ванюх! — засмеялся Мишка, когда Наташка умостилась на краю сиденья. — Я ж не могу скорость переключать. Мы ж ехать сейчас будем, а не на месте стоять. Вот чудаки! Да ты захлопни дверцу-то, — сказал он Наташке. — Так и будешь, что ли, висеть на подножке? Ну, дают!

Длинный рыжий чуб, выбиваясь из-под кепки, падал Мишке на лоб; он то и дело, шумно фыркая, сдувал его с глаз, плутоватых, бегающих туда-сюда.

«Зря я с ним поехала», — подумала Наташка о шофере, будто он был в кабине один.

Машина медленно въехала на деревянный мостик, и схваченные скобами бревна тяжко заскрипели. Наташка высунулась в окно кабины и с каким-то азартным ужасом, неведомым ей доселе, смотрела то под колеса, то на клокотавшую речку; ей казалось, что они неминуемо свалятся сейчас в эти буруны, на лобастые угрюмые валуны, но, странное дело, ей словно бы хотелось этого, и она слегка огорчилась, когда машина благополучно миновала мостик.

«Господи, что это со мной? — удивилась Наташка сама себе. — Вот ведь дура-то, нашла чем огорчаться».

Ей хотелось спросить про оградку и памятник, кому их везут, но что-то ее сдержало; она все же уловила, с каким напряжением, перебарывая себя, Иван возился там, в кузове. Видимо, кому-то из его родни в Кедровке и везут, подумала Наташка. Она почему-то сразу решила, что Иван и живет в Кедровке, не в гости он туда едет, а к себе домой, и это обстоятельство как бы помимо ее воли обрадовало Наташку. Какое-то необъяснимое веселье накатило вдруг на нее, и она не сумела удержать в себе этот порыв, не глядя тронула Ивана за рукав и спросила, кивая на непрерывную гряду гор, тянувшуюся справа от нее:

— Как они называются?

— Кто? — не понял тот.

— Эти горы.

— А… Ивановский кряж.

— Ивановский?! — не то восхитилась, не то не поверила она, глянув на него в полумраке кабины сияющими глазами.

— На карте так написано… — невольно отвел он свой взгляд. — А кряж — это по-деревенскому так, а на карте написано «хребет».

Их подкидывало на выбоинах, дорога была донельзя разбита лесовозами, и они то и дело невольно касались друг друга, хотя, чувствовалось, из последних сил старались удержаться на расстоянии, цепляясь за что ни попади. Михаил то и дело переключал рычаг скоростей, беззлобно поругивался и на время забыл про них.

«Ивановский кряж… Ивановский кряж… — повторяла про себя Наташка, мысленно воспроизводя какое-то величавое звучание голоса этого странного парня в кителе, когда он назвал горы. — Надо же! Они все тут Иваны, что ли? — чуть не рассмеялась она. — Мой отец из этих мест… Иван! Этот парень тоже Иван. И горы тоже… Может, в честь гор их так и называли! Или горы уже потом переименовали, потому что кругом одни Иваны?»

— Ты к кому едешь-то, землячка? — наконец, вспомнил про нее Михаил, когда дорога пошла поукатистее.

— К Комракову. Устину Игнатьевичу.

— К кому, к кому? — Мишка даже притормозил, вытаращившись на нее.

Она боязливо повторила, почему-то сразу вспомнив про оградку и памятник в кузове.

— А ты не врешь, екель-мекель? — все не верил он ей, и Иван глядел на нее с какой-то настороженностью.

— Это папин брат. Родной. Я его никогда не видела. На фотокарточке только. И в Кедровке не была. А папа там родился.

— Вот это номер! — присвистнул Мишка. — Едешь в гости, а никто про тебя и не знает.

Он сказал это не в осуждение, а все с тем же внезапным удивлением, но Иван поторопился заступиться за нее.

— Ну и что такого? — одернул он Михаила. — Я вон из армии когда ехал, тоже никому не сообщал.