Эрих Ремарк - Время жить и время умирать [litres]

Гребер проснулся. Осторожные шаги хрустели по обломкам. Он бесшумно выскользнул из-под одеяла. Элизабет шевельнулась, но продолжала спать. Он выглянул из-за плащ-палатки. Возможно, вернулся Польман, а возможно, явились воры или гестапо – это их излюбленная пора. Если и правда гестапо, надо постараться перехватить Польмана, чтобы тот не возвращался домой.

В темноте он увидел две фигуры. И тихонько последовал за ними. Сапоги надевать не стал. Но через несколько метров наткнулся на шаткий остаток стены, который тотчас развалился. Он пригнулся. Одна из фигур обернулась:

– Кто здесь? – Это был Польман.

Гребер встал.

– Я, господин Польман. Эрнст Гребер.

– Гребер? Что случилось?

– Ничего. Просто наш дом разбомбило, и мы не знали, куда податься. Я подумал, что вы, может быть, приютите нас на одну-две ночи.

– Кого «вас»?

– Мою жену и меня. Я женился несколько дней назад.

– Конечно, конечно. – Польман шагнул поближе. Его лицо смутно белело в темноте. – Вы видели, как я подошел?

Секунду Гребер помедлил, потом сказал «да». Нет смысла разводить церемонии – ни ради Элизабет, ни ради человека, который сейчас беззвучно затаился где-то в руинах.

– Да, – повторил он. – И вы можете мне доверять.

Польман потер лоб.

– Конечно, конечно. – Он все еще был в нерешительности. – Вы видели, что я пришел не один?

– Да.

Польман, кажется, наконец принял решение.

– Ладно… идемте. Вы сказали, переночевать. Места немного, но… сперва отойдем отсюда.

Они зашли за угол.

– Все в порядке, – сказал Польман в темноту.

Из развалин поднялся мужчина. Польман отпер дверь, пропустил его и Гребера внутрь. Потом запер дверь изнутри. Спросил:

– Где ваша жена?

– Спит снаружи. Мы принесли постель и соорудили что-то вроде палатки.

Польман оставался в темноте.

– Я должен вас предупредить. Возможно, вы окажетесь в опасности, если вас здесь найдут.

– Я знаю.

Польман кашлянул:

– В опасности из-за меня. Я под подозрением.

– Именно это я и имел в виду.

– Как насчет вашей жены?

– Н-да, – сказал Гребер, помолчав.

Второй мужчина не шевелясь стоял у Гребера за спиной. Было слышно, как он дышит. Польман прошел в комнату, закрыл дверь, задернул шторы и лишь после этого зажег крохотную лампу.

– Фамилии называть не стоит, – сказал он. – Лучше их не знать, тогда не проболтаешься. Достаточно Эрнста и Йозефа.

Польман выглядел до крайности усталым. Йозеф оказался человеком лет сорока, с узким еврейским лицом. С виду он был совершенно спокоен, улыбнулся Греберу. Потом смахнул с костюма известковую пыль.

– Теперь и здесь небезопасно, – сказал Польман, садясь. – Но Йозеф сегодня все равно останется здесь. Квартиры, где он был вчера, больше не существует. Завтра днем прикинем, что делать дальше. Здесь уже небезопасно, Йозеф. Только поэтому.

– Понимаю, – сказал Йозеф, неожиданно низким голосом.

– А вы, Эрнст? – спросил Польман. – Я под подозрением, вы знаете… и вам известно, что значит быть застигнутым в ночной час у того, кто под подозрением, с кем-либо, кого ищут.

– Да, известно.

– Этой ночью, надо полагать, ничего не случится. В городе хаос. Но как знать. Рискнете?

Гребер молчал. Польман и Йозеф переглянулись.

– Я сам ничем не рискую, – сказал он. – Через день-другой снова на фронт. Иначе с моей женой. Она останется здесь. Этого я не учел.

– Я сказал это не затем, чтобы вас выпроводить.

– Знаю.

– А снаружи можно кое-как поспать? – спросил Йозеф.

– Да. Дождь нам не мешает.

– Тогда останьтесь там. В таком случае вы будете сами по себе. А завтра утром пораньше занесите сюда свои вещи. Вам ведь прежде всего нужно где-то оставить вещи, так? Но можно оставить их и в церкви Святой Екатерины. Тамошний служка разрешает. Он честный человек. Церковь частично разрушена, но подземелья пока целы. Отнесите свои вещи туда. Тогда днем вы свободно сможете поискать пристанище.

– По-моему, он прав, Эрнст, – сказал Польман. – В таких вещах Йозеф разбирается лучше нас.

Гребер вдруг ощутил огромный прилив симпатии к усталому старику, который сейчас, как много лет назад, вновь назвал его по имени.

– Я тоже так думаю, – ответил он. – Сожалею, что я вас напугал.

– Заходите завтра утром, если что-нибудь понадобится. Постучите дважды медленно и дважды быстро. Негромко, я услышу.

– Хорошо. Спасибо.

Гребер вернулся в палатку. Элизабет спала. Только на миг открыла глаза, когда он лег рядом, и опять уснула.

Проснулась она в шесть утра. По улице громыхала телега. Элизабет потянулась.

– Я превосходно выспалась, – сказала она. – Где мы находимся?

– На Янплац.

– Ладно. А где будем ночевать сегодня?

– За день выясним.

Элизабет опять легла. Полоска холодного утреннего света просачивалась между плащ-палаткой и шинелью. Щебетали птицы. Она отодвинула шинель. Утреннее небо сияло золотом.

– Цыганское житье, – сказала она. – Можно ведь и так сказать. Сплошные приключения.

Гребер кивнул.

– Так и будем считать. Ночью я все же встретился с Польманом. Мы можем разбудить его, если что понадобится.

– Ничего нам не понадобится. Кофе у нас есть? Заварить можно и здесь, верно?

– Наверняка запрещено, как и все разумное. Но какая разница? Мы же цыгане.

Элизабет принялась расчесывать волосы.

– За домом в тазике есть чистая дождевая вода, – сказал Гребер. – Как раз хватит умыться.

Элизабет накинула жакет.

– Пойду туда. Тут прямо как в деревне. Вода из колонки. Раньше это называли романтичным, а?

Гребер рассмеялся:

– Я и сейчас так считаю… по сравнению с грязью в России. Всегда все дело в сравнении.

Он скатал постель, увязал. Зажег спиртовку, поставил на нее котелок с водой. И вдруг сообразил, что забыл поискать в комнате Элизабет продовольственные карточки. Она как раз вернулась умытая. Лицо было ясное и юное.

– Карточки у тебя с собой? – спросил он.

– Нет. Они были в письменном столе у окна. В маленьком ящике.

– Черт, я забыл их взять. Ну почему я про них не подумал? Времени-то было достаточно.

– Ты подумал о многом куда более важном. Например, о моем золотом платье. Сегодня мы просто напишем заявление насчет новых карточек. Они ведь часто сгорают.

– Эта история может затянуться. Педантичность немецкого чиновника даже конец света не поколеблет.

Элизабет рассмеялась.

– Отпрошусь на час с фабрики и схожу за карточками. Домоуправитель даст мне справку, что дом разбомбили.

– Ты пойдешь сегодня на фабрику? – спросил Гребер.

– Я должна. Разбомбленный дом – обычное дело.

– Я бы поджег эту окаянную фабрику.

– Я тоже. Но тогда бы нас послали куда-нибудь еще, где намного хуже. Не хочу делать боеприпасы.