Эрих Ремарк - Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет

– В Венеции, Клерфэ.

– Но как? Почему?

– Я же тебе еще на Сицилии говорила: хочу как-нибудь съездить в Венецию. Вот в Риме и вспомнила.

Он прикрыл за собой дверь.

– В Венеции, значит. Но почему мне не сообщила? Я бы приехал. И долго ты там пробыла?

– Это допрос?

– Пока что нет. Я тебя повсюду искал, но Венеция мне как-то в голову не приходила. И с кем ты там была?

– И это, по-твоему, не допрос?

– Но я тут без тебя с ума сходил! Не знал, что и подумать! Как ты не понимаешь?

– Да, – вздохнула она. – Не хочешь креветок? Они пахнут водорослями и морем.

Клерфэ выхватил у нее картонную тарелочку и вместе с креветками вышвырнул в окно.

Лилиан проводила тарелочку глазами.

– Ты попал в зеленый закрытый «ситроен». А подождал бы чуть-чуть – и угодил бы прямо в прическу толстой блондинке в открытом «рено». Пожалуйста, дай мне вон ту корзинку на привязи. Я еще не наелась.

Секунду казалось, что корзинка полетит вслед за креветками. Но потом он все-таки протянул ее Лилиан.

– Скажи ему, пусть еще бутылку розового пришлет, – буркнул он. – И вылези наконец из этой своей рамы, дай тебя обнять.

Лилиан соскользнула с подоконника.

– Ты на «Джузеппе»?

– Нет. «Джузеппе» стоит на Вандомской площади и гордо презирает дюжину «бентли» и «роллс-ройсов», которые почтительно его окружают.

– Сходи за ним и давай поедем в Булонский лес.

– В лес поедем, – пробормотал Клерфэ, целуя ее. – Но за «Джузеппе» сходим вместе, иначе я вернусь, а ты опять исчезнешь. Не желаю больше рисковать.

– Ты по мне скучал?

– Иногда, когда не сходил с ума от ненависти или от страха, что ты стала жертвой какого-нибудь маньяка. Так с кем ты была в Венеции?

– Одна.

Он посмотрел ей в глаза.

– И это возможно. От тебя всего можно ждать. Но мне-то почему ничего не сказала?

– По-моему, между нами это не принято. Ты разве не укатываешь иногда в Рим и не возвращаешься лишь недели спустя? Да еще с любовницей?

Клерфэ рассмеялся:

– Так и знал: когда-нибудь мне это отольется. Так ты из-за этого исчезла?

– Разумеется, нет.

– А жаль.

Лилиан высунулась из окна, принимая корзинку. Клерфэ терпеливо ждал. В дверь постучали. Он открыл, принял от официанта бутылку вина и даже успел осушить бокал, слушая, как Лилиан перекрикивается с продавцом, требуя прислать еще креветок. Потом обвел глазами комнату. Разбросанные как попало туфли, кое-какое бельишко на спинке кресла, платья Лилиан, выглядывающие из приоткрытого шкафа. «Да, она снова здесь, – подумал он, – и какой-то новый, неведомый, глубокий и вдохновенный покой воцарился в душе».

Лилиан, уже с корзинкой в руках, обернулась.

– Как же они пахнут! На море как-нибудь еще съездим?

– Да. В Монте-Карло, если ты не против. У меня там когда-то гонка.

– И скоро?

– Как только захочешь. Сегодня? Завтра?

Она улыбнулась:

– Ты же меня знаешь. Нет, если можно сегодня и завтра – то не сегодня и не завтра.

Она взяла протянутый им бокал.

– Я не собиралась так долго оставаться в Венеции, Клерфэ, – призналась она. – Всего лишь пару дней.

– Почему же задержалась?

– Почувствовала себя неважно.

– И что с тобой было?

Она ответила не сразу.

– Так, простуда.

Она сразу увидела: он ей не верит. И страшно обрадовалась. Его неверие задним числом как бы подвергало сомнению серьезность и даже саму вероятность случившегося с ней приступа, опасность кровотечения, – быть может, все и вправду совсем не так страшно, как ей казалось. И ей вдруг стало легко-легко, словно толстухе, которая вдруг, сама не заметив, когда и как, десять кило сбросила.

Она прильнула к Клерфэ. Тот крепко ее обнял.

– И когда ты в следующий раз пропадешь? – спросил он.

– Никуда я не пропаду, Клерфэ. Просто иногда меня не будет.

С реки прогудел буксир. На палубе молодая женщина развешивала на веревке белье. У двери камбуза девчушка играла с овчаркой. Шкипер в одной рубашке стоял у штурвала и что-то насвистывал.

– Ты видел? – спросила Лилиан. – Я вот всегда завидую, когда вижу такое. Домашний уют! То, что угодно Богу.

– Да посади тебя в такой уют, ты тайком удерешь на первой же пристани.

– Это не мешает мне завидовать. Ну что, пошли за «Джузеппе»?

Клерфэ осторожно поднял ее на руки.

– Не хочу я сейчас ни за «Джузеппе» идти, ни в лес ехать. Это мы еще и вечером успеем.

– Одним словом, ты хочешь посадить меня под замок, – посмеиваясь, сказала Лилиан.

Клерфэ было не до смеха.

– Не хочу я сажать тебя по замок. Я жениться на тебе хочу.

– Зачем?

Лежа в постели, Лилиан сквозь бутылку розового смотрела на свет. Прямоугольник окна в зеленом бутылочном стекле мерцал кровоточащей раной. Клерфэ отнял у нее бутылку.

– Чтобы ты опять не исчезла без следа.

– Но я же оставила в «Рице» свои чемоданы. Думаешь, замужество для женщины важнее? Что это – гарантия возвращения?

– Речь не о возвращении. А о том, чтобы остаться. Хорошо, давай начнем с другого конца. У тебя мало осталось денег. От меня ты ничего брать не хочешь…

– Так у тебя у самого ничего нет, Клерфэ.

– Мне призовые должны за две гонки. Плюс то, что у меня есть и что я еще заработаю. На этот год хватит.

– Хорошо, вот и давай подождем до будущего года.

– Зачем ждать?

– Чтобы ты понял, что это глупость. На какие шиши ты будешь через год покупать мне туфли и платья? Ты же сам сказал, в этом году у тебя контракт кончается.

– Мне предложили стать торговым представителем нашей фирмы.

Лилиан пристально изучала свою вытянутую ногу. «Еще похудела», – решила она.

– Будешь машинами торговать? – спросила она. – Вот уж не представляю.

– Я тоже. Но я и прежде многого себе представить не мог из того, что потом пришлось делать. Или захотелось. К примеру, на тебе жениться.

– С чего вдруг тебе приспичило все и сразу? И степенным коммерсантом стать, и жениться?

– Тебя послушать, так и то, и другое просто национальное бедствие.

Выскользнув из кровати, Лилиан уже накидывала халат.

– И где же ты собираешься машинами торговать?

Клерфэ на секунду замялся.

– В Тулузе окружной филиал освобождается.

– Господи! – проронила Лилиан. – И когда?

– Через несколько месяцев. Осенью. Самое позднее, к концу года.

Она начала причесываться.

– Староват я уже скоро буду гонки выигрывать, – рассуждал Клерфэ, глядя с постели ей в спину. – А я ведь не Нуволари и не Караччиола. Можно, конечно, попытаться устроиться куда-нибудь капитаном команды, но это значит опять мотайся с этапа на этап, как наш толстяк Чезаре – теперь, когда гонки еще и в Африке, и в Южной Америке проводить собираются, он жену даже зимой видеть не будет. Нет, с меня хватит. Пора менять жизнь.