Джон Стейнбек - Зима тревоги нашей [litres]

Она сходила в кухоньку и взяла три кубика льда, бросила в свой стакан и налила сверху джина. Бормочущий вентилятор принес запах с отмели, обнажившейся во время отлива.

– Ты заработаешь кучу денег, Итан.

– Знаешь про сделку?

– Даже благороднейшие из римлян – те еще подонки.

– Продолжай.

Она сделала широкий жест и смахнула стакан, кубики льда отскочили от стены, как игральные кости.

– На прошлой неделе героя-любовника хватил удар. Когда он остынет, чеков уже не будет. Я старая, ленивая, и мне страшно. Тебя я припасла на всякий случай, но я тебе не доверяю. Ты можешь нарушить правила. Снова стать порядочным. Говорю же, я боюсь!

Я встал и обнаружил, что ноги налились тяжестью – не дрожат, а просто как не мои.

– И чего ты от меня хочешь?

– Марулло тоже был моим другом.

– Ясно.

– Разве ты не хочешь лечь со мной в кровать? Я хороша. Все так говорят.

– Для этого мне пришлось бы тебя возненавидеть.

– Поэтому я тебе и не доверяю.

– Давай что-нибудь придумаем. Я ненавижу Бейкера. Попробуй захомутать его.

– Фу, что за выражения! Ты совсем не пьешь.

– Я пью, когда есть что отметить.

– Бейкер знает, что ты сделал с Дэнни?

– Да.

– И как он к этому отнесся?

– Нормально отнесся. Но теперь я не рискнул бы поворачиваться к нему спиной.

– Должно быть, Альфио рискнул повернуться спиной к тебе.

– Что ты имеешь в виду?

– Так, догадки. Хотя готова держать пари, что я права. Не бойся, я ему не скажу. Марулло мне друг.

– Пожалуй, я понял: ты специально нагнетаешь обстановку, чтобы меня спровоцировать. Марджи, твой меч – игрушечный!

– Думаешь, я не знаю, Ит? И все же я полагаюсь на свое чутье.

– Не хочешь поделиться предчувствием?

– Почему бы и нет. Готова спорить на что угодно: сперва за тебя примутся все десять поколений Хоули, потом ты сам начнешь хлестать себя мокрой веревкой и посыпать раны солью!

– Даже если так, какая тебе от этого выгода?

– Тебе понадобится друг, чтобы выговориться, а я единственная на всем белом свете, кому ты сможешь открыться. Тайна – дело ужасно одинокое, Итан. И это обойдется тебе практически даром – так, небольшой процент.

– Думаю, мне пора.

– Пей свой джин.

– Не хочу.

– Не ударься головой, когда будешь спускаться, Итан.

Я спустился до середины, и она меня догнала.

– Ты специально оставил свою трость?

– Господи, нет, конечно!

– Возьми. Я подумала, прощальный подарок…

Пошел дождик, в ночи сильнее запахло жимолостью. Ноги были как ватные, так что трость пригодилась.

На сиденье рядом с толстяком Вилли лежал рулон бумажных полотенец, чтобы вытирать струящийся пот.

– Держу пари, я знаю, кто она.

– Еще бы.

– Послушай, Ит, тут тебя разыскивал какой-то тип – большущий «крайслер», личный шофер.

– Чего хотел?

– Не знаю. Спрашивал, не видел ли я тебя. Я не раскололся!

– С меня подарок на Рождество, Вилли.

– Слушай, Итан, а что у тебя с ногами?

– В покер играл. Ноги затекли.

– А-а, бывает. Если увижу того типа, сказать ему, что ты пошел домой?

– Передай, чтобы завтра заглянул в магазин.

– «Крайслер-империал». Здоровая дура, длинная, как товарный вагон.

Старина Джои стоял на тротуаре перед «Формачтером», вид имел вялый и поникший.

– Я-то думал, ты подался в Нью-Йорк.

– Слишком жарко. Не смог собраться с силами. Заходи и выпей со мной, Итан. Я в миноре.

– Слишком жарко, чтобы пить, Морфи.

– Даже пиво не будешь?

– От пива мне становится еще жарче.

– Вот так всегда! Отпахал в банке и ни пойти некуда, ни поговорить не с кем!

– Тебе стоит жениться.

– Тогда поговорить будет не с кем вдвойне!

– Пожалуй, ты прав.

– Да, я чертовски прав! Нет никого более одинокого, чем женатый мужчина.

– А ты откуда знаешь?

– Видел. И сейчас на такого смотрю. Пожалуй, куплю пивка и отправлюсь к Марджи Янг-Ханг. Она часов не наблюдает.

– Вряд ли она в городе, Морфи. Она вроде сказала моей жене, что уезжает в Мэн, пока не спадет жара.

– Черт бы ее побрал! Раз ее нет, то бармен в плюсе. Поведаю ему пару печальных эпизодов из одной растраченной на пустяки жизни. Он ведь тоже все мимо ушей пропускает. Пока, Ит. Иди с богом! Так прощаются в Мексике.

Нарваловая трость застучала по тротуару, подчеркивая мое недоумение, почему же я солгал Джои. Марджи болтать не станет, чтобы не испортить себе всю игру. Она не станет вынимать чеку из гранаты. Почему – не знаю.

Свернув с Главной улицы на Вязовую, я заметил припаркованный возле дома Хоули «крайслер», больше смахивающий не на товарный вагон, а на катафалк. Он был черный и не блестящий из-за капель дождя и грязных маслянистых брызг, что бывают от езды по автострадам. На габаритных огнях стояли матовые стекла.

Наверное, было уже очень поздно. Окна в спящих домах на Вязовой улице не горели. По дороге я промок и наступил в лужу. При ходьбе туфли смачно чвакали.

За запотевшим стеклом сидел мужчина в шоферской фуражке. Я остановился рядом с монстром на колесах, постучал по стеклу, и оно опустилось с электрическим писком. В лицо дохнуло неестественным холодком кондиционированного воздуха.

– Я Итан Хоули. Вы меня искали? – В полумраке блеснули зубы, на которые упал свет уличного фонаря.

Дверь распахнулась, и из машины вылез стройный, одетый с иголочки мужчина.

– Я из компании «Данскем, Брок и Швин», телевизионное подразделение. Мне нужно с вами поговорить. – Он бросил взгляд на водителя. – Только не здесь. Может, войдем в дом?

– Пойдемте. Думаю, все уже спят. Если будете говорить тихо…

Он последовал за мной по мощеной дорожке посреди размокшего газона. В холле горел оставленный на ночь свет. По пути я сунул трость в подставку из слоновьей ноги.

В гостиной я зажег лампу возле своего большого продавленного кресла.

В доме было тихо, но мне почудилось в этой тишине что-то недоброе и нервное. Я бросил взгляд на лестницу и выходившую на площадку дверь спальни.

– Похоже, дело у вас важное, если приехали так поздно.

– Да.

Теперь я его разглядел. Зубы были его визитной карточкой, однако резко контрастировали с уставшими и настороженными глазами.

– Мы не хотим выносить это на публику. Год выдался трудный, как вы знаете. Сперва катастрофа с викторинами, потом шумиха вокруг откатов на радио и слушания в Конгрессе. Смотреть нужно буквально за всем. Трудное время.

– Лучше переходите к делу.

– Вы читали очерк своего сына «Я люблю Америку»?

– Нет, не читал. Он хотел сделать мне сюрприз.

– Ему это удалось. Не понимаю, почему мы не спохватились раньше, но так уж вышло. – Он протянул мне синюю папку. – Прочтите там, где подчеркнуто.

Я опустился в кресло и открыл папку. Внутри лежали листы, напечатанные то ли на пишущей машинке, то ли на новом типографском станке тем же шрифтом, и все поля были исчерканы черным карандашом.