Владимир Канивец - Крах диссидентки

Никогда еще Арсений не был ответчиком в суде и думал — не придется, а вот пришлось. Он на одном конце скамьи, Вита — на другом. Кого же судят? Его, раз Вита подала заявление на развод? Или ее, поскольку она не хочет с ним жить? Или обоих за то, что ломают семью, сиротят ребенка? Должно быть, обоих. Странно только, когда они, найдя друг друга в безграничном мире, сходились, никакой суд не интересовало — долго ли они будут вместе жить? А сейчас вот спрашивают: почему так? Их осуждают за то, что они, прожив вместе пять лет, говорят: больше не можем. Им возражают: не можете, а надо!

— Какие претензии вы имеете к жене? — спрашивает, строго щуря глаза, судья, который по возрасту годится Арсению в отцы.

— Никаких! — коротко отвечает Арсений.

— Так почему же вы не хотите с ней жить? — удивляется судья.

— Посмотрите в дело: заявление подавал не я! — отвечает Арсений, стараясь говорить как можно спокойнее.

— Какие у вас причины? — поворачивается судья к Вите.

— Они настолько интимного характера, что я не считаю нужным при людях обсуждать это, — отвечает Вита и смотрит на судью не только смело, а, как кажется Арсению, даже дерзко.

Такая говорильня обо всем, только не о том, что в действительности было, продолжалась два часа. У Арсения уже начало от напряжения гудеть в голове, так как он должен был следить за каждым своим и Витиным словом. Наконец судья спросил:

— Вы не ставите вопроса, чтобы лишить вашу жену материнских прав?

Вита даже дернулась на скамье от такого вопроса — должно быть, не ждала его. «Ага, не хочет со мной жить, не хочет и сына отдавать!» — зло подумал Арсений. Вы держав паузу, произнес:

— Сын наш в таком возрасте, когда ему нужна мать. Поэтому я не возражаю, чтобы он остался с нею…

Вита вынула из сумочки носовой платочек и, низко опустив голову, вытерла глаза. Были на этих глазах слезы или они сверкали радостью — Арсений не видел. А у него, казалось, что-то невыносимо жгучее обожгло душу и, как брошенный в воду камень, погнало волнами жар по всему телу. Все. Алеша теперь Витин, и она свою ненависть к нему передаст сыну. История, разумеется, известная, ибо дети — так уж устроена жизнь — находятся под влиянием тех, с кем постоянно живут, а не тех, кто их время от времени навещает. Да и будет ли он иметь возможность его видеть? Вита может куда-нибудь уехать и забрать его. Выйти замуж и сказать, что отчим не хочет, чтобы отец встречался с сыном и тем самым, мол, настраивал парнишку против него. Короче, есть тысячи причин сделать из родного сына чужого ему ребенка. Либо даже врага.

Наконец судьи ушли в свою комнату совещаться, какое вынести решение. Вита вскочила и куда-то убежала. В зале слышались приглушенные голоса — так говорят в доме покойника — тех, кто ждал своей очереди сесть на скамью подсудимых или стать свидетелем. Арсений продолжал сидеть на своем месте: куда пойдешь? Слоняться по залу, ловить на себе любопытные взгляды тех, кто узнал сегодня интимные стороны его жизни? Стыдно было: ведь его бросала жена, а не он ее. Слышал, как женщина, сидевшая за его спиной, говорила соседке: «Странно, такой хороший муж — не пьет, не бьет, хорошо зарабатывает, а она носом крутит». Верно, те, кто смотрел на них со стороны, слушал их ответы на вопросы судьи, не могли понять, почему эти двое — красивые, образованные, умные — не смогли ужиться? «Что-то, видимо, тайное есть…» — сказала женщина, которая все время комментировала ход процесса. И действительно, ни он, ни Вита не сказали того «тайного», что привело их к разрыву. Но кому это нужно? И кто поверит, что первопричиной их развода явился роман «Рубикон», изданный где-то в Америке?

Хотя Арсений знал, каким будет приговор (его уже определила жизнь!), но все равно полчаса, пока ждал, вытирая платком вспотевшие ладони, появления судей, показались вечностью. Уже и Вита вернулась и эффектно (смотрите, какая я красивая!) уселась на свое место, а дверь комнаты, возле которой стоял, скучая, молодой милиционер, украдкой поглядывая на красивую Виту, не открывалась. «Этому проклятому дню конца не будет», — с отчаянием думал Арсений, не зная, куда девать глаза от стыда. Чувствовал, что вид у него угнетенный, а потому, наверное, несчастный. Расправлял плечи, поднимал голову, по, как только расслаблял мышцы, какая-то пружина, что впилась в тело, когда он сел на эту скамью, упорно сгибала его. Это были еще не испытанные им муки, и причиною их была женщина, которую он любил, которую он и сейчас, проклиная разумом, любит сердцем. Достаточно было ей встать, улыбнуться только ему предназначенной улыбкой, сказать: «Саня, пойдем отсюда» — и он покорно, не чувствуя под собой ног от счастья, пойдет за нею. Но Вита сидела и напряженно ждала момента, когда их разрыв, который давно уже произошел, будет скреплен приговором суда. Арсений видел, как ей не терпелось получить полную свободу. Зачем? Чтоб выскочить замуж за Марчука? Уехать с ним в Америку, где у нее уже есть несколько сотен тысяч долларов? Видимо, это так, иначе куда ей было торопиться? «Ох, Вита, — подумал Арсений. — Мало я знал тебя, но еще меньше ты знаешь Марчука». Хотя они, должно быть, стоят друг друга. Пусть наслаждаются счастьем…

— Встать, суд идет!

Арсений поднялся, увидел, как и Вита встала, поправляя свои пышные волосы. Она и в эту минуту не забывала о том, что должна быть красивою. Судья, нацепив на толстый нос большие очки, принялся, четко выговаривая слова, читать решение суда. Оно было таким, какое ожидал Арсений: дать развод, сына оставить с матерью. Фамилию Вита вернула девичью — Гурко, поскольку оно было и ее литературным именем.

Когда судья сказал, что они свободны, Вита не вышла, а выскочила из зала: такая, видимо, радость бурлила в ее душе. Арсений тоже облегченно вздохнул, почувствовав, как пружина, упорно пригибавшая его на этой скамье, ослабла. Постоял несколько секунд, собираясь с духом — должен был сделать первый шаг в холостяцкую жизнь, и пошел, глядя под ноги, чувствуя, что походка его не такая твердая, как всегда. Солнце на улице светило так ярко, что он зажмурился, но успел увидеть: Вита стремительно шла по аллее скверика. С лавочки поднялся мужчина (так и есть — Марчук!), и она повернула к нему. Взялись за руки, как малые дети, и счастливо засмеялись, откинув головы назад. Потом Марчук взял Виту под руку, и они, влюбленно прижавшись друг другу, пошли по аллее. Арсений смотрел им вслед, и глаза резало так, будто он не моргая смотрел на слепящее солнце. Куда идти? Домой? Там могут оказаться Вита с Марчуком! В редакцию? Начнут расспрашивать о суде. Поехать в Яворин? У Марчука есть машина, они могут опередить его. «Нет мамы, — подумал он как маленький. — Некуда пойти!» И такое чувство одиночества сдавило сердце, что стало трудно дышать…