Владимир Канивец - Крах диссидентки

— Спасибо вам, — Арсений взял у соседки ключи.

— А где Шарик? — спросил Алеша, который, хоть и внимательно слушал соседку, понял только то, что бабуси нет дома.

— В первые дни бегал по двору, лаял, скулил, а тут смотрю — нет. — Увидев, что огорчила малыша, соседка добавила: — Должно быть, побежал бабусю проведать.

Арсений открыл дверь, вошел в дом. Повеяло запахом камфоры. И сразу всплыло в памяти: он стоит у дверей комнаты, а Вита, запершись, не впускает его. О, как он тогда был слеп: не замечал того, чего теперь, кажется, нельзя было не видеть. Странно, и сейчас было такое ощущение, будто Вита там, за этой дверью. Хотелось подойти и постучать. Тотчас подумал: «Кто там, в Нью-Йорке, стучит в ее дверь? Корреспонденты газет, радио, телевидения?» И представил, как она, попивая коньяк и кофе, с утра до вечера дает интервью. О, она умеет говорить красиво, эмоционально! Правда, послушав ее несколько раз, замечаешь, что она повторяется, но до того, как это заметят, еще далеко.

Арсений оглядел комнаты. Все стояло на своих местах. Подумал: «Вот еще одна пустая квартира. Что с нею делать? Пусть стоит закрытой, пока Елена Львовна выздоровеет».

Кто-то постучал в дверь.

— Войдите! — крикнул Арсений.

— Это я, — открыв дверь, с порога сказала соседка. — Совсем забыла. Вот Елене Львовне телеграмму принесли. Я расписалась за нее, думаю, пойду в больницу, отдам. Так возьми… Ты ведь, наверно, сейчас пойдешь туда?

— Спасибо, — поблагодарил Арсений.

— Может, надо помочь тут, так скажи, я с дорогой душой, ведь мы с Еленой Львовной жили как сестры, — закончила соседка, вытирая нос уголком платка. — Такая она была ласковая, щедрая…

— Почему «была»? — испугался Арсений. — Разве она умерла? — спросил он, подумав, что соседка сразу не сказала ему всей правды, хотела, как водится, подготовить к страшному известию.

— Господь с тобою! — испугалась и соседка. — Что ты говоришь!

— Это не я говорю, а вы! — рассердился Арсений.

— Жива! Вчера была у нее! Пойди, сам узнаешь! — Соседка помолчала и, увидев, что Арсений уже читает телеграмму, сердито хмурится, отступила в сени, прикрыла дверь.

Телеграмма была написана латинскими буквами, а текст на украинском языке. Вита сообщала: «Дорогая мама! Долетели с Мирославом хорошо. Впечатлений столько, месяца мало, чтобы тебе рассказать. В аэропорту нас встречала армия корреспондентов. Был мэр Нью-Йорка. Сказал, меня хочет видеть сам президент. Короче: я от всего в восторге, наконец почувствовала, что такое полное счастье. Целую тебя. Вита. Мирослав кланяется. Если Алеша у тебя, поцелуй его».

Арсений повертел телеграмму в руках, не зная, что с нею делать. Отвезти в больницу Елене Львовне? А успокоит ли ее эгоистическая радость Виты, которая помчалась за «полным счастьем» на чужбину, не подумав, что у нее есть мать, сын, что настало уже время, когда не мать ей должна помогать, а она матери. Нет, пусть лучше лежит на столе это первое Витино послание из-за океана и ждет, пока Елена Львовна вернется из больницы. А сейчас надо поехать туда, узнать, как тещино здоровье, и думать над тем, куда пристроить Алешу.

Где находилась больница, Арсений знал. День был неприемный. Арсений попросил дежурную сестру позвать врача. Ждать пришлось долго, наконец в коридор вышел молодой человек с усиками, в белом халате и колпаке, спросил, обращаясь к Арсению:

— Вы хотели со мной поговорить?

— Да, я хотел узнать, как здоровье больной Гурко Елены Львовны, — сказал Арсений, сдерживая раздражение, накипевшее в душе за полтора часа ожидания.

— А кто вы? — вместо ответа задал встречный вопрос врач, пристально глядя на него весело прищуренными глазами.

— Зять! — коротко ответил Арсений, чувствуя, что недовольство перерастает в гнев.

— Гм… — иронически скривил губы врач. — А мне сказали, что ее дочка и зять уехали в Америку.

— Я первый муж ее дочери! — сердито проговорил Арсений, которого раздражало, что врач, вместо того чтобы ответить на его вопрос, учиняет ему допрос. — А это ее внук! — добавил Арсений, положив руку на Алешино плечо и привлекая его к себе. — Передайте ей, что мы заходили.

Арсений взял Алешу за руку и пошел к выходу из коридора, чувствуя: гнев, накопившийся в душе, вот-вот хлынет через край и он скажет врачу что-нибудь резкое, о чем потом будет жалеть.

— Не волнуйтесь, — вдогонку крикнул врач. — Ей уже значительно лучше.

Из больницы Арсений проезжал мимо дома Елены Львовны, но не остановился, не зашел в него. Вырвавшись на трассу, вспомнил, что не отдал соседке ключи, но возвращаться не хотелось, к тому же в субботу разрешаются в больнице свидания с больными и он снова приедет с Алешей. Не выдержало, значит, доброе сердце Елены Львовны всего, что на нее навалилось. Сердце, правда, давно у нее побаливало. А после смерти мужа она все чаще и чаще пила какие-то лекарства, пахнувшие валерьянкой. Вита не только не сочувствовала матери, а порой недовольно спрашивала: «Зачем ты все это пьешь? Весь дом пропах твоими лекарствами!» Елена Львовна лишь вздыхала в ответ, перечить Вите она не смела. Инфаркт. Арсений думал, что эта болезнь поражает только мужчин. И чаще всего руководителей, которым приходится внезапно спускаться вниз по крутой служебной лестнице! Но, видимо, и простых женщин она не обходит.

Всю дорогу Арсений ломал голову: куда срочно пристроить Алешу? В садике, знал, нелегко получить место. Ну ситуация! Женщине одной с ребенком нелегко, а мужчине еще труднее. «Да ничего, как-то все устроится, — успокаивал себя он. — Невозможно все предусмотреть, жизнь сама подскажет, что и как. Не я первый, не я последний оказываюсь в такой ситуации».

Перед мысленным взором всплыло: Лина стирает в тазике белье на берегу реки, он сидит рядом, Алеша и Тома брызгают друг на друга водой, визжат от щекочущих брызг. Может, в этом и есть семейное счастье?

Едва Арсений открыл входную дверь, как Алеша побежал по коридору с радостным криком:

— Мама! Мама!

Увидев, что в комнате нет не только матери, но и мебели, растерянно остановился. Постоял онемело какой-то миг, вернулся к отцу, удивленно спросил:

— А где мама?

— В Америку уехала, — ответил Арсений, сам не зная, как это у него вырвалось, ибо от Алешиного радостного крика «Мама! Мама!», казалось, сердце оборвется.

— А когда она приедет? — снова спросил мальчик. — Завтра?

— Да, завтра, — облегченно вздохнул Арсений, так как Алеша не понял всего, что отец ему сказал.

— А где стол?

— Мама убрала, чтоб ты мог в ее комнате кататься на велосипеде, — сказал Арсений: не мог же он сказать сыну правду. — Пойдем возьмем из машины велосипед, а то кто-нибудь еще заберет его, пока мы с тобой тут стоим. Пойдем!