Сара Зарр - Джем и Дикси

Он молчит. В трубке не слышно дыхания.

– Ты здесь? – спрашиваю я.

– Да.

– У тебя еще есть шанс постараться все исправить, – тихо произношу я. – Для меня ты уже ничего не можешь изменить, но для Дикси – может быть. Может быть, она даст тебе еще один шанс.

Я отключаюсь прежде, чем он успевает что-то ответить. Назвать меня солнышком, деткой, дочуркой.

Выключив телефон, я убираю его обратно в рюкзак.

Позже, закончив все сборы, мы рассчитываемся за номер и покидаем мотель. Дикси отдает мне наличные, оставшиеся от залога за резерв: сто долларов. В итоге у меня в карманах остается около трехсот долларов – не много, но и не мало.

– Как думаешь, папа сильно на меня разозлится? – спрашивает Дикси, когда мы выходим на улицу и направляемся к гавани.

Паромы едва виднеются под толстым пушистым одеялом тумана, укрывшим все на мили вокруг.

– Какая разница? Просто держи в голове, что все это – только его вина. Спроси его, откуда он взял эти деньги, выбей из него правду. А если он выйдет из себя, недосчитавшись тех семи тысяч, просто предложи ему сообщить об этом в полицию. Он этого не сделает, поверь мне.

Я беру сестру за руку.

– Не позволяй ему обманывать тебя. Научись видеть суть, правду, которую он скрывает за пеленой своей лжи.

– Хорошо, – кивает она.

– Неважно, изменится что-то или нет, не позволь ему превратить свою жизнь в кошмар. Если что-то случится, ты всегда можешь рассказать об этом кому-нибудь. Например, Бергстрому. Или мне.

Она кивает, вцепившись пальцами в лямки своей сумки. Подумав, я отдаю ей свой телефон. Звонки от мамы и папы мне сейчас точно ни к чему. К тому же я в любом случае куплю новый, как только мы вернемся в Сиэтл.

Получив билеты на паром, мы опускаемся на одну из скамеек и ждем. Туман понемногу рассеивается. Мне так спокойно здесь, у воды, на зыбкой глади которой рассыпались разноцветные лодки с такими же пестрыми названиями: «Аврора – Бореалис», «Фишн Экспидишн», «Люсиль». Здесь, где чайки, трепеща крыльями, взмывают вверх прямо над нашими головами и бесстрашно пикируют вниз, прямо в объятия ледяных волн.

Где-то там, вдалеке, последние клочья тумана обнимают кроны деревьев, вплетаясь в изогнутые ветви деревьев гроздьями небесного хлопка.

– Однажды я буду жить на острове, – зачем-то рассказываю я Дикси, – когда-нибудь. В будущем.

– Звучит чертовски занудно, – смеется она в ответ.

– У меня будет маленький дом. Маленький двор. Маленькая собака.

– Я буду приезжать к тебе. – На лице сестры появляется мягкая улыбка. – Но ты меня знаешь. Я люблю город всем сердцем.

– Хорошо. Значит, будешь меня навещать.

Утро оказывается слишком холодным для того, чтобы проводить его на открытой палубе. Забравшись внутрь, мы покупаем по стаканчику обжигающего кофе и усаживаемся у окна. Порывшись в карманах, Дикси вытаскивает из кармана кусочек бумаги – та самая смешная детская фотография.

– Я нашла ее в твоем рюкзаке прошлой ночью, когда рылась там в поисках телефона. И решила забрать себе на случай, если больше никогда тебя не увижу. Наверное, тебе она нужнее.

Должно быть, так оно и есть. Пусть она и была всего лишь нелепой постановкой родителей, это все еще были мы – маленькая правда в океане лжи.

Взяв фотографию за край, Дикси всматривается в наши лица:

– Ты всегда можешь позвонить мне, если тебе понадобится наша помощь, Джем. Ты же не можешь жить на улице.

– Я и не буду жить на улице. Обещаю.

Она передает мне бумажный квадратик. Сложив фотографию, я прячу ее глубоко в кармане пальто. Рука все еще пульсирует, укрытая целлофаном, и я задираю рукав, рассматривая заживающую татуировку.

– Через пару дней она начнет страшно чесаться, – говорит Дикси. – Но не расчесывай ее ни в коем случае. Держи руку в чистоте, увлажняй кожу кремом. Если картинка начнет шелушиться, не волнуйся, она не сойдет. Это всего лишь поврежденный верхний слой кожи, как царапина.

– Какие же они красивые, – выдыхаю я, рассматривая две маленькие звезды, навсегда соединившиеся вместе.

– Да, – отвечает Дикси и улыбается. – Очень.

Дикси решает добраться до дома на такси. Мы прощаемся на пароме, потому что у машины, где сидит водитель и тикает счетчик, этого уже не сделаешь. Устроившись в следующем такси, я еду прямо в офис мистера Бергстрома.

Дверь кабинета закрыта. Постучав, я несмело приоткрываю ее. Мистер Бергстром сидит в своем кресле, как и обычно, перед ним – один из его учеников. При взгляде на знакомое лицо меня окатывает волна тепла.

– Привет, – выдавливаю я, с трудом сдерживая выступившие на глазах слезы. – Мне нужна помощь.

Дождавшись, когда он освободится, я выкладываю ему абсолютно все.

– Я нашла огромную сумму денег. Когда я их обнаружила, мне показалось, что именно это поможет мне решить все мои проблемы.

– Ты нашла деньги? Где?

– Я…

– Погоди минутку. – Подняв руку, он понижает голос.

– По закону ты обязана сообщать о найденных деньгах. Для властей они не представляют особого интереса, но в противном случае это посчитают за кражу. Ты ведь нашла не астрономическую сумму, верно?

Если бы он только знал, что я нашла тридцать тысяч долларов под собственной кроватью. Наверное, в такое было бы очень сложно поверить.

– Нет, конечно, – отвечаю я, – не так уж и много.

Всего на мгновение в мое сердце закрадываются сомнения. Правильно ли я сделала, рассказав ему об этом? Проблемы с отцом меня никогда не пугали, но проблем с законом я точно не хочу. И тем более проблем для мамы и Дикси. Хорошо, что я додумалась не рассказывать Бергстрому о проблемах с наркотиками в моей семье. Но обо всем остальном я говорю: о том, что в нашей квартире я не чувствую себя дома, о том, что никто не заботится обо мне, о том, что я – единственная, кто вечно за все в ответе. Единственная, кто пытается удержать нашу семью от полного краха. Многое из этого он уже не раз слышал.

Пока я говорю, Бергстром быстро записывает что-то в своем блокноте. Затем он поднимает глаза на меня:

– Так куда ты уезжала? Ты пропустила несколько дней в школе. Я волновался.

– Сбежала из дому, – отвечаю. – И я не планирую туда возвращаться.

Раньше, еще на острове, мне казалось, что я разучилась бояться. Только сейчас я понимаю, как же я ошибалась. Прямо сейчас, сидя в кресле напротив мистера Бергстрома, я чувствую дикий, просто животный страх. Мне кажется, что в любую минуту на меня, словно на лесную птицу, может упасть клетка-ловушка. А потом меня поймают и силой отволокут домой.

– И если кто-то попытается заставить меня вернуться, я снова найду способ сбежать.

Поднявшись, я подхожу к двери.

Психолог откладывает ручку в сторону, и я вижу, что он вовсе не злится. На его лице светится мягкая, добрая улыбка.