Валерия Шубина - Мода на короля Умберто

Елена Григорьевна как бы подтвердила слова Клавдии Петровны:

— Она вам прочтет наизусть всего Заболоцкого.

— Я знал человека, который декламировал лермонтовского «Демона», но был подонком. С новым мужем я посоветовал бы ей изучить уголовный кодекс.

Обо всей ленинградской феерии Каролины Сергеевны мы не сказали ни слова, однако на лице Елены Григорьевны возникло такое выражение, словно ее осенила догадка:

— У Каролины есть слабость, она всегда чувствует себя беззащитной.

Голос Елены Григорьевны манил Вартаховского, как бродягу домашний огонь.

— Двоемужество, знаете ли, не способ самозащиты.

Вместо ответа Елена Григорьевна уклончиво улыбнулась.

— Она сама здесь говорила: наелась шампиньонов и перевернула судьбу, — встревоженно доказывал Вартаховский.

— Нельзя и пошутить?

— Оклад шестьсот пятьдесят рублей! Действительно можно пошутить.

— Вартаховский, кто мне на днях с восхищением зачитывал заметку о многоженце?!

— Прошу извинения, Клавдия Петровна, всему виной мужское обличье. В день, когда вы придете в женской одежде, я разделю ваш восторг свадебным факирством Борткевич.

Клавдия Петровна растерялась, не зная, что защищать: право ли всегда носить брюки или свою точку зрения относительно Каролининого замужества? Но растерянность ее была недолгой, и, выпалив: «С мужчинами нечего церемониться! Поменьше щепетильности — вот девиз настоящих женщин», — она решила обе проблемы.

В сдержанном смехе Елены Григорьевны звучало снисхождение к непосвященным. Однако слова Клавдии Петровны показались ей не столько забавными, сколько обидными, она заметила:

— Про Каролину так говорить несправедливо.

Огонек опять поманил Вартаховского:

— Теперь это называется благородством! Альтруизм последней четверти двадцатого века! Лозунг: «Для истинного счастья ЕЙ не хватает, чтобы другие были несчастливы!»

— Виталий Федорович, лозунги определенно вас погубят.

— Другие прямо называют ее расчетливой и бездушной.

— Скорее всего, люди, которые сами обладают этими недостатками, но не имеют ее достоинств. Я знаю Каролину давно, мы вместе окончили полиграфический…

— Простите, не она ли здесь твердила про физтех? — Вартаховский взглядом приглашал в разговор Клавдию Петровну, так как ему надоело ее настороженное внимание.

Но ответила Елена Григорьевна:

— Есть люди, которые любят преувеличивать. Правда, тут нет ничего несуразного, это соответствует ее сути, ее образованию, развитию. Никто из наших сотрудников лучше ее не редактирует технические тексты.

— Не хотите ли вы сказать, что и солидный товарищ, — Вартаховский нарисовал в воздухе облако, — всего-навсего игра расстроенного воображения?

Сухие губы Клавдии Петровны разжались:

— Но я же сама видела штамп в паспорте! Она мне показывала…

— И роскошное удостоверение заслуженного деятеля науки? — посочувствовал Вартаховский.

— Да!

— Может быть, и у вас… — Вартаховский дунул в сторону Клавдии Петровны, — затмение?

— У меня затмение в отношении твоей совести, Вартаховский! Я жду, когда ты начнешь работать!

Вартаховский втянул голову в плечи, словно его оглушил звук динамика. Несколько секунд он осваивался в тишине.

— Я считал неприличным не поддержать… что? Ну конечно, вашу беседу. Как мы с вами в унитаз! Простите, хотел сказать: «в унисон»… Всегда путаю иностранные слова.

— А нормальных людей еще с кем-нибудь ты не путаешь? — прогремела Клавдия Петровна.

— Грани так условны, так неустойчивы… Все мы… — Поймав строгий взгляд Елены Григорьевны, Вартаховский изменил направление: — «…немножко лошади, каждый из нас по-своему лошадь…»

— Нет, не все! Пойди почитай приказ. К Восьмому марта директор постановил выделить каждой нелошади по десятке.

— Почему я не женщина?!

— Неужели, Вартаховский, ты хочешь очутиться на моем месте и заполучить подчиненного вроде самого себя?

— Только на один день! — Вартаховский улыбнулся Елене Григорьевне. — Что, если мне перейти в ваш институт? У меня всегда будут деньги. Этой даме с черными бриллиантами не надо помогать, лучше поддерживайте меня.

— У них уже есть такое сокровище. Такие существуют в каждом учреждении! Сидят, ничего не делают и получают деньги. Наверное, сто пятьдесят рублей?

Кого имела в виду Клавдия Петровна, могла понять только Елена Григорьевна, которая откликнулась эхом:

— Сто десять.

— Ах, сто десять?! — разочарованно повторила Клавдия Петровна. — Сейчас и ставок таких нет. Разве что для закомплексованных. Да и они посещают институт только дважды в месяц, когда работает касса.

— Никуда не двинусь! — решил Вартаховский. — Где я найду начальницу лучше?! — Он вскочил и речитативом запел: — «Как прекрасна земля в упоении дня, ароматы полей, а-а-а-а…» — Вальсируя, Вартаховский схватил руку Клавдии Петровны и приложил ее к губам.

Странный порыв сделал Клавдию Петровну мягче. Ее взгляд заволокся туманом.

— Шут! — смеясь, сказала она. — Когда-нибудь твой смех обернется истерикой.

Лукавству Вартаховского не было предела.

— Сейчас модно быть негероем! Сейчас модно публично рыдать! Надо только предупредить заранее, тет-а-тет, на ушко, и селя ви становится прекрасной! Ну просто шарман, шарман, шарман!

Кажется, Елена Григорьевна тоже почувствовала себя участницей общего веселья. Неожиданно она предложила Вартаховскому погадать по руке.

Вартаховский быстро приложил к щекам ладони, проверяя, холодны ли они.

— Хотите убедиться, горячее ли у меня сердце?

— Удостовериться в правоте ваших слов по линиям.

— К чему джентльмену так афишировать себя?

— Тогда вы должны постоянно носить перчатки. Даже в помещении.

— Вы что, действительно владеете тайнами этой сомнительной науки хиромантии? — Томностью голоса Вартаховский подчеркивал, что ладонь он раскрывает для того лишь, чтобы Елена Григорьевна коснулась ее.

— Еще как! Однажды ко мне подошла молодая цыганка. Предложила погадать. А я говорю: сама покажи руку. Стала гадать ей, запнулась. Она испугалась: «Умру?» Нет, отвечаю, будешь болеть, но спасешься. Цыганка ушла огорченная.

— Простите, я верно понял: цыганка расплатилась таким образом за свою навязчивость? — Веселость Вартаховского улеглась, как пыль после дождя.

— Виталий Федорович, вы, кажется, испугались?

— Вартаховский, прежде чем выставлять ладонь, хоть бы вымыл ее.

— Мадам Клавдия, не распространяйте гнев и на мой цвет ко-о-ожи. — Вартаховский мечтательно зажмурился от прикосновения Елены Григорьевны.

— Смотрите-ка, по форме и линиям у вас типично мужская рука.

Вартаховский радостно раскрыл глаза.