Джика Ютеш - У нас в Крисанте

— Может быть, она и сожалеет о том, что сделала, но я не разрешу Михэлуке вернуться домой, пока его тетя сама не придет за ним.

Труднее всего приходилось Бенони. Мать, правда, ему разрешала бегать на ферму, готовить там уроки, играть вместе с Михэлукой и Титиной, но вечером все же надо было возвращаться домой, а это было очень грустно.

Не проходило и дня, чтобы он не приставал к матери:

— Мамочка, пойдешь сегодня за Михэлукой? Ведь товарищ Гига просила тебя прийти.

Но мать всегда отвечала одно и то же:

— А зачем она вмешивается? Ей-то что за дело? У него что, ног нет, сам не может прийти?

И вот как-то раз, когда дядя Гаврила снова попытался уговорить ее пойти на ферму за мальчиком, она страшно вспылила и обрушилась на Михэлуку:

— Подумаешь, большое дело, если я ему и влепила пару оплеух! В семье всякое бывает. А кто его обмывал и одевал, кто за ним ухаживал? А он как мне за это отплатил? Пошел и всем на меня нажаловался! Чужие ему ближе, чем родные… Ну и пусть живет у чужих…

Но на этот раз дядя Гаврила не сдался. Он спокойно ее выслушал и твердо заявил:

— Ты, Олимпия, моего терпения больше не испытывай, а то, боюсь, ему уже конец приходит… Ну что тебе Михэлука сделал плохого?

— Как — что он мне сделал плохого? — расплакалась тетка.

— Пойди, мамочка, пойди и приведи его обратно. Даже товарищ Илдика знает, что ты его выгнала из дому. Мне стыдно ей в глаза смотреть.

— Ах, вот как, значит, и Илдика знает! — еще пуще разрыдалась тетка. — Ну и пусть знает. А я пойду и спрошу ее: это у вас в школе учат пионеров толкать старших и нахально им перечить?..

— Ты ведь сама его избила. Избила ни за что ни про что, — перебил ее дядя Гаврила. — Сама себя на посмешище выставила. А знаешь, что решила товарищ Гига? Она сказала, что выправит ему документы, отдаст в школу-интернат для металлургов и государство позаботится о мальчике. Выходит, я не в силах содержать своего племянника? Стыд и срам! Государство одолжило мне деньги, чтобы я себе дом построил, выплачивает мне заработную плату, а я не в силах довести до дела своих детей? Напрасно ты плачешь и причитаешь. Ступай лучше и приведи домой Михэлуку! — закончил он твердо.

В тот день Бенони не пришел, как обычно, после обеда готовить уроки вместе с ребятами, и Михэлука печально подумал, что, наверное, тетка ему запретила ходить на ферму.

Но Бенони остался дома, чтобы выяснить намерения матери. Отец ушел, и из второй комнаты все время доносился громкий плач. Ясно, что она колеблется, не знает, как быть, и на ферму идти боится.

Мальчику стало жалко мать, и, пытаясь ее утешить, он подошел и спросил шепотом:

— Приготовить тебе чаю, мама?

— Гроб лучше мне приготовьте!.. — вздохнула она. — Вот и избавитесь от меня.

— Не надо тебе умирать, мамочка! С кем же мы останемся?

— Ладно, принеси мне из шкафа платье и шаль, — наконец вздохнула она, вытирая слезы.

Бенони, ошалев от радости, метнулся к шкафу. «Значит, идет на ферму, чтобы привести Михэлуку!..» — подумал он.

Если бы Олимпия знала, что наткнется там на Томеку, она бы ни за что не пошла. Но вот она открыла дверь в комнату начальницы, а там уже все сидели вокруг стола, словно ее только и ждали, чтобы открыть судебное заседание.

— Добрый вечер, — упавшим голосом поздоровалась Олимпия, не выпуская дверной ручки и словно собираясь тут же повернуть обратно.

— Пожалуйста, пожалуйста! — пригласила мать Титины и пододвинула ей стул.

Увидев, что мать не двигается с места, Бенони для ободрения крепко сжал ей руку.

Наконец Олимпия молча села. Михэлука боялся поднять на тетку глаза, а сердце его так колотилось, словно вот-вот выскочит из груди. «Что теперь будет?» — волновался он. Ничего хорошего не могло быть, так как Томека примчался из Зэворыты с твердой решимостью забрать мальчика и уже успел поругаться с дядей.

Мать Титины первая нарушила тягостное молчание. Она сразу приступила к делу:

— Очень хорошо, что мы собрались все вместе. Надо решить, как быть с мальчиком.

— Я уж вам говорил, товарищ Гига, — выпалил Томека, — что заберу его с собой в Зэворыту. Возьму к себе, и дело с концом. У нас там школа-семилетка. А потом парень обучится моему ремеслу и станет на ноги!

Тетка вздрогнула, словно ее кто-то ударил по лицу.

— А ты-то тут при чем? — воскликнула она дрожащим от волнения голосом. — Это ты его так разбаловал. Это из-за тебя он стал таким упрямым и озорным! Пусть вернется домой! Кто его вырастил? Ты или я?

— «Вырастила»! — передразнил тетку Томека. — Я твои планы хорошо знаю! Думаешь, мне неизвестно, на что ты надеялась все эти годы, пока был жив старый Кристу Крисанта?

— На что надеялась? — вспылила тетка. — Ты слышишь, Гаврила, какую он на меня напраслину возводит? Ты слышишь? Да порази его огонь божий…

— Я вам уже все сказал, товарищ начальница… — вмешался дядя. — Для меня Михэлука все равно, что родной сын, и для своих двух детей я работаю не покладая рук. А теперь, Михэлука, пойдем домой. Скажи спасибо товарищу Гиге за ласку и заботу, а тетя твоя тут, при всех, пообещает никогда тебя и пальцем не тронуть…

— Ваше мнение, товарищ Бреб, мне известно, но я хочу знать, что думает ваша жена о будущем мальчика.

— А что я могу еще сказать? — горестно вздохнула тетка. — Вот Томека пожаловал сюда и наговорил всем, что знает все мои планы. А какие такие у меня могут быть планы? С тринадцати лет я на хозяина работала за корку хлеба… Такой горькой жизни, как моя, ни у кого не было!

— А вы думаете, моя жизнь была слаще? Я тоже на хозяина спину гнула! Пришла в город с куском мамалыги за пазухой, в посконных онучах. А какие потом были тяжелые годы! И голод, и борьба, и тюрьмы, и пытки в тюрьме. А сколько страданий причиняла нам гибель самых дорогих сердцу людей, самых близких товарищей и друзей! Вот видите фотографию — нас было пятеро друзей, а вот до свободы, до счастливой жизни дожила я одна. Мне одной из нас всех была суждена радость растить свою дочку под светом той звезды, в которую мы все так верили. Да и эта радость у меня неполная. Шесть лет назад убили моего мужа! Ради чего мы боролись? Ради того, чтобы завоевать людям человеческую жизнь и чтобы малыши не знали тех ужасов, которые нам пришлось пережить… Вот меня и удивляет, товарищ Олимпия, как это вы, батрачка, не понимаете смысла нашей сегодняшней жизни.

— Вы все только умеете нападать на меня! — разрыдалась Олимпия. — А что у меня на душе, и знать не хотите. Чего я только не делала, чтобы нам легче жилось! Как рыба об лед билась!.. Пусть Михэлука сам скажет, был ли он у меня когда-нибудь голодным, не заботилась ли я о нем…

— Заботилась, тетя! — прошептал, всхлипывая, Михэлука. — Только скажи и ты, не был ли я всегда послушным? Может быть, я отлынивал от работы, лодырничал? Я ведь не хотел тебя толкнуть, я просто вырывался, я тебя боялся… Почему ты была такой в тот день?..