Николай Лохматов - Булатов курган

Солнечные лучи осветили потемневшую бревенчатую стену, потянулись к потолку, заиграли на челе выбеленной русской печи, которая казалась совсем новой. «Снова вечер — и опять одна. Так будет завтра и послезавтра…»

Дверь распахнулась, на пороге показался Кондрат.

«Как в сказке. Только подумала, и принц явился», — мысленно пошутила она, а уголки губ насмешливо загнулись вверх.

— Проходи! Нынче, признаться, не ждала тебя. — И она поспешно начала заплетать косы.

Кондрат все еще стоял у порога. На него пахнуло каким-то особым домашним уютом. В избе было чисто. Пол светлый, вероятно, долго скребла косарем. Занавески накрахмалены, постель прибрана.

В простенке между окнами висела большая застекленная рамка с фотографиями. В центре ее Кондрат увидел и свой портрет. Бумага уже успела пожелтеть. Он стоял возле сидевшей Варвары, она была в белой кофточке, черной юбке, модных туфлях на высоком каблуке. На грудь ее спадали две светлые косы. Она выглядела совсем еще девочкой. Фотографировались они более двадцати лет назад, перед уходом Кондрата в армию.

«Сохранила. Значит, дорого ей наше прошлое». — В его груди тоскливо толкнулось сердце.

— Что стоишь? — обернулась к нему Варвара. — В ногах, говорят, правды нет.

— Спасибо, я ненадолго.

Взглянув на сапоги, Кондрат достал стул и, присев у двери, поставил ноги на половик.

— Вот ты, оказывается, какой, а я и не знала. Приучила, видать, к порядку дочь.

— Женский труд надо уважать. Сам испытал. Невеселое дело.

— Это верно. Только пол нечего беречь. Все равно завтра мыть буду.

Кондрат украдкой наблюдал за ней. Варвара заметила, застеснялась. Она была в той поре, когда наступает полнота. Из-под крутых бровей светлые глаза ее смотрели грустно, выдавая затаенную боль. Лицо и руки ниже локтей отливали золотистым загаром. Кондрат не мог оторвать от нее взгляда.

— Ну что уставился? Смутил даже. — Варвара наконец заплела косы, сделала вокруг головы золотистый обруч.

Последний луч заходящего солнца блеснул в стеклах окон и исчез. В избе потемнели углы, под печкой, нагоняя тоску, запиликал сверчок. Варвара присела на табуретку, повернулась к окну. Над деревней спускался вечер. Заходящее солнце, казалось, чуть постояло над горизонтом, брызнуло огненно-красными отливами по Оке и погасло.

— Ну показывай, что чинить? — приподымаясь, спросил Кондрат.

— Ты же говорил, после сева?

— Может, раньше найдем время, надо посмотреть…

— Здесь не чинить, а ломать надо. — Она показала на провалившуюся над печкой матицу. — Всю зиму мерзла: и в углы, и в пол, и в потолок дует. Не натопишься никак. Весна началась — от дождей спасу нет. Осталось взять лучину и поджечь.

— Зачем так? Подлечим — поживет еще.

Она ждала, что Кондрат заговорит, как тогда ночью, за садом. А он стоял хмурый, неуклюжий. Варвара заглянула ему в лицо и удивленно вскинула брови. Оно было землистого цвета, заросло щетиной, веки покраснели, будто он долго просидел у дымного костра. Варвара поняла, что на него нельзя сердиться. Он давно не спал по-настоящему, а завтра до рассвета станет хлопотать по хозяйству.

В избу все настойчивее вползали сумерки. Из окна было видно, как за Окой зацвела заря. По чистому небу незаметно плыло одинокое, похожее на летящую птицу, огненное облако. Оно куда-то звало Варвару, томило ее. Заметив на пиджаке у Кондрата белую нитку, она подошла и сняла ее.

— Блондинка какая-то цепляется, — улыбнулась она.

Кондрат в этой улыбке уловил какую-то особую приветливость и, не ответив ей, шагнул на середину избы, прыгнул. Пол зашатался, в ведре на лавке заплескалась вода. Под загнеткой умолк перепуганный сверчок.

— Все ходуном ходит, — пожаловалась Варвара.

Кондрат осмотрел углы, взял молоток, вышел на улицу. Накинув на плечи теплый платок, за ним последовала и хозяйка. Кондрат, словно доктор, простукивал и прослушивал каждое бревно. По лесенке поднялся на крышу, в прогнившую солому несколько раз ткнул пальцами.

— Плохи твои дела, — сокрушенно покачал он головой. — Надо перебирать всю избу. Нижние два венца совсем сгнили, углы вот-вот рассыпятся. Матицы сменить надо.

— Зимовать в ней больше нельзя, — ежась от вечернего холода, тихо проговорила Варвара. — Придется к тебе перебираться, пустишь?

— Почему же, иди!

— Нет. В гостях хорошо, а дома лучше. Пусть прибьет, а никуда не тронусь.

— Завтра с утречка на бригадном собрании обмозгуем, что делать.

— Нечего тут мозговать. — Махнув рукой, Варвара пошла к крыльцу. — Вот и работаю, стараюсь, а коснулось дела, бревна купить не могу.

— Обойдемся без покупки, — успокоил ее Кондрат. — Вон их сколько в саду моем, бери не ленись. Расплатишься на том свете угольками.

Варвара чувствовала, как все больше и больше тянулся к ней Кондрат. Это и радовало ее и настораживало. Лед ломался.

Над деревней все настойчивее сгущались сумерки. С полей возвращались люди. У крайнего дома показалась Терехова. Дойдя до кравцовской избы, она ускорила шаг.

«Что с ней?» — остановись у порога, пожала плечами Варвара.

Кондрат не уходил, ожидая, что она позовет его снова.

От Оки подул напористый зябкий ветер. Кондрат передернул плечами.

— Иди домой, а то простудишься, — заботливо сказала Варвара. — Ветер вон какой поднялся.

— Вот и хорошо!

— Почему же?

— Может, старость сдует. Глядишь, и девчата станут засматриваться. А? — Он пытливо взглянул ей в глаза.

— Тебе видней, — улыбнулась Варвара. — Ну пока, Кондрат. Что-то и вправду продрогла. Голова-то еще не просохла.

Кондрат слышал, как за ней захлопнулась в сенях дверь. Он ждал, что вот-вот загремит запор. Но заскрипели половицы, и все смолкло.

«Не закрылась, значит, можно!» — осенила его догадка.

Он постоял еще немного, покурил. Кругом было безлюдно. Крупные звезды, мигая, гляделись в темное зеркало реки. За лесом блестела полоска отполыхавшей зари. Кондрат, пыхтя цигаркой, уверенно шагнул на крыльцо, толкнул дверь в сени. В тишине послышалось, как загремел запор.

Терехова вернулась домой расстроенная. О разрыве Земнова с Варварой говорили все. И вдруг она увидела их вместе. Значит, зря болтали бабьи языки. Она вот уже сколько в тайне хранила надежду: придет к ней Кондрат и порадует ее одинокую жизнь. Только нужно быть посмелей, не ждать, пока у него проснется к ней интерес. Лишь бы удалось встретить одного.

В конторе, правда, ей приходилось не раз бывать с ним наедине. Он всегда говорил мало и только о деле. А стоило появиться Горбылеву, между ними вспыхивали споры. Терехова прислушивалась к их спору, мысленно поддерживала Кондрата. В жизни своей она ничего радостного не видела, жила необласканной, непонятой. Все было мимолетно. Уйдут — останется лишь одна горечь. С Земновым она мечтала почувствовать другое, настоящее, еще не познанное. И вдруг увидела с ним Варвару. Оба улыбались. Чему? Как бы ей хотелось знать!..