Николай Лохматов - Булатов курган

— Подождет.

Он подошел к вешалке, снял пиджак. Одна пуговица висела на нитке. Горбылев рванул ее, бросил на стол. Пуговица подпрыгнула, упала на пол и покатилась.

— Пришьешь вечером.

— Не барин, сам пришьешь, — выпалила Марья Ниловна. — Работаю не меньше твоего.

Горбылев впервые видел ее такой.

— Говорить разучилась!

— С тобой все забудешь! — теряя самообладание, в упор выкрикнула она. — Я не раба твоя. Ты… ты…

Она не находила слов, чтобы выразить рвавшееся наружу возмущение. А он слушал ее, стиснув зубы, с налившимися кровью глазами. Правая рука его вдруг сжалась в кулак. Марья Ниловна затихла, прикусив губу. Сердце ее вмиг замерло.

— Молчи, сво-о-олочь!.. — с хрипом вырвалось у Горбылева.

Он с размаху ударил дверью и поспешно пошел от дома.

Марья Ниловна стояла посредине избы не в состоянии что-либо сообразить: случилось что-то непоправимое. Наконец она шагнула к столу. Под каблуком что-то треснуло. «Пуговица», — машинально отметила она. Зачем-то притронулась к тарелке, вероятно, хотела убрать ее и тут же, как ужаленная, отдернула руку.

Солнце еще не взошло, а Варвара уже стучала в двери то одной, то другой избы.

В окнах показывались знакомые лица. Женщины недовольно щурились.

На пороге соседней избы остановилась Палашка Бадейкина, затеребила концы выцветшего платка.

— Не выспалась? — весело спросила Варвара.

— Я-то таковская, — зевая, ответила Палашка. — Вот молодухам на утренней заре не даешь поспать с мужиками.

— Пусть потерпят до осени, тогда никто не потревожит.

— Завидки, вижу, берут, — не унималась Бадейкина, — вот и колобродишь ни свет ни заря. Вышла бы замуж, угомонилась.

— Вырастет жених — выйду, — показала ряд белых зубов Варвара. — А то он еще в пеленках…

На работу шли они лугом, по росистой траве. Впереди всех с Палашкой и Надей шагала Варвара. Она оглядывалась по сторонам, чему-то загадочно улыбалась. Вчера к ней приходил Кондрат. Пусть ночь прошла бессонной, но мир ей показался невыразимо светлым и волнующим. Небо на востоке наливалось ярким румянцем. Воздух был напоен зеленью и растревоженной землей. Варвара дышала глубоко, точно хотела в себя вобрать всю свежесть летнего утра.

В поле замелькали тяпки. Впереди всех синело платье Варвары. Вот она дошла до конца борозды, оглянулась и крикнула:

— Эй, Авдотья, ты что отстала? На своем огороде за тобой не угонишься, а тут на других надеешься? — В словах ее прозвучали ядовитые нотки. Кивнув в сторону Бадейкиной, Варвара добавила: — Да я и не заметила… Вот, оказывается, скоро Палашка кончит свой рядок и за твой возьмется. Ей только что сорок стукнуло. Ей можно. А ты, Авдотья, пожить уже успела, недавно за двадцать пять перевалило. Наработалась, уморилась…

Подоткнув за пояс подол юбки, Авдотья начала догонять подруг. Варвара не унималась. Взглянув на тонкую фигуру Нади, опередившую почти всех, она улыбнулась.

— Я и забыла, Надя Земнова за тебя сделает. Ей все под силу: она взрослая, скоро ей семнадцать стукнет, десятилетку кончила. Конечно, ей легче, Авдотья, чем тебе. Она худенькая, поворотливая, ты женщина в теле.

Когда Авдотья сравнялась с другими, Варвара больше ее не тревожила.

От реки к посадкам с двухметровкой через плечо, пошатываясь, поднимался Лавруха.

— Смотри, Палашка! — крикнула Варвара. — Твой-то никак с именин возвращается.

— Ну его к черту! — огрызнулась Бадейкина. — У него каждый день праздник…

Лавруха остановился у крайнего рядка, оперся о двухметровку.

— Не завидую твоему будущему мужу, Надежда, — насмешливо заговорил он. — Ну что это за работа? Ворочаешь тяпкой еле-еле… Разве поживей двигаться сил нет? Если ты и до любви такая охотница, как до дела… Слышишь?

Надя видела, как покраснела, ниже пригнулась к земле Палашка.

Бадейкин, прищурив глаза, покачал головой.

— Н-да-а! Недолго продержится муж возле такой жены. В первую ночь после свадьбы удерет к другой, попроворней.

— Привяжи язык, Осипыч! — строго посмотрела на него Варвара. — Она тебе в дочери под стать, а ты мелешь черт те что!..

— Хе, в дочки! — ухмыльнулся он. — Ты бы видела, как такие детки по берегу по ночам в обнимку ходят. — Бадейкин многозначительно посмотрел на Надю.

Надя выпрямилась, бросила на Бадейкина гневный взгляд.

— Что ты разошелся? Хотя бы жены посовестился. Женщины гнут спину, а он стоит себе языком чешет.

— Такого жеребца в воз запрячь надо, — поддержала ее Авдотья, — да палкой по ребрам погнать, чтобы не ел зря колхозный хлеб.

— Люди из сил выбиваются, а ты зубы скалить, — зашумели женщины. — Стыд потерял!

— Молчите, бабы! — пригрозил Бадейкин. — А то, глядишь, и…

— А ну-ка поворачивай оглобли! — не дав ему договорить, вдруг подскочила к нему Палашка, замахиваясь тяпкой.

— Да ты что? — попятился Лавруха. — Очумела…

— Убирайся, пока жив, пьяная морда!

— Похлеще его! — закричали женщины.

— Не робей, Палашка, поучи, как жить на свете.

Бадейкин нехотя отошел в сторону, облокотился на двухметровку, закурил.

Время клонилось к обеду, когда капуста была окучена. Домой возвращались не торопясь. Оставив далеко позади подруг, впереди всех шли Варвара и Надя.

У избы Варвара увидела Кондрата. Он нес из сада огромное бревно. К нему подбежала Надя.

— Папа, что ты делаешь? Надсадишься так, подожди, помогу.

— Не мешай, Надюша. Иди лучше обед готовь.

Варвара догнала Кондрата у калитки.

— Напрасно такие кряжи таскаешь.

Кондрат опустил бревно на землю. Варваре показалось, будто он застыдился своей силы.

— Таскал и потяжелее, — стряхнув с плеча крошки коры, довольно усмехнулся Кондрат.

Варвара поправила выбившуюся из-под платка прядь волос и, как показалось Кондрату, насмешливо прищурилась. Ему это не понравилось. Он обиженно крякнул, взялся за топор. Под ударами бревно загудело, посыпалась щепа.

Варвара засмотрелась на его работу. Она видела, как глубоко вонзается острие топора в дерево, как отлетает щепа за щепой, оставляя за собой гладкую, словно выстроганную рубанком, поверхность.

Кондрат был доволен, что Варвара не уходила, глядела на работу. Чувство обиды к ней прошло так же быстро, как и возникло. Ему хотелось, чтобы она сказала что-нибудь теплое, ласковое.

Он бросил топор, присел рядом.

Варвара знала, на что пойдет это бревно, но все же спросила:

— На матицу?

Он не ответил, а только согласно кивнул.

К избе подошли женщины, расселись на валявшихся бревнах, начали утирать потные лица.

— Что же отстаете? — улыбнулась Варвара.

— За тобой нешто угонишься?..

— Жара-то какая…

Появились плотники.