Григорий Луч - И мы солдаты...

— Ай да Лариван! — похвалила его Марьиванна. — Вот у нас, оказывается, какой талант пропадает. Ну, пошли? Стоп, а еду все захватили с собой? — спохватилась она.

— Так точно, все! — выпятил грудь Лариван. — Отряд, шагом марш!

Сопровождаемый веселым собачьим лаем, отряд двинулся в путь. А он был неблизок: надо было добираться двумя автобусами сначала до небольшого городка Канаш, а оттуда уже, с пересадкой, до «Спутника». Так далеко наши герои еще не забирались. Три километра до автобусной остановки шли они пешком, но никто ни разу не пожаловался на усталость. Толстый Петюк, которому приходилось труднее всех, и тот держался молодцом. Марьиванна шла с Лариваном впереди отряда. Но примерно на полпути до остановки она почувствовала, что дальше идти не может: ноги в новых туфлях нещадно болели. Что же делать, не лишать же удовольствия детей из-за собственной глупости? Не долго думая, Марьиванна скинула свои лакировки и, взяв их в руки, зашагала дальше в одних чулках. Увидев это, многие ребята тоже сняли с себя обувь и пошли гораздо веселей. Кто-то запел, отряд подхватил песню. Марьиванна обернулась и начала махать туфлями, как дирижерской палочкой. Так и пришли к остановке автобуса, немало удивив собравшийся там народ.

В Канаш приехали в часов десять утра. Пока Марьиванна, Ванюк и Палля добывали для всех билеты на следующий автобус, остальные побежали к лоткам, где продавали мороженое и пирожки. Все купили по мороженому, а Лариван еще и три пирожка с мясом впридачу. Быстро расправившись с мороженым, он съел один пирожок, а два других, даже не попробовав, выбросил в урну. Сделал он это довольно ловко, но все-таки был человек, который видел это — «тихоня» Вестр, единственный, кто ничем не лакомился, а скромно стоял в сторонке и наблюдал за происходящим.

«Пусть делает что хочет, — подумал он, — я никому не скажу. Скажешь — потом сам рад не будешь».

Ему вспомнился один разговор с отцом. Однажды Вестр увидел, как соседка принесла вязанку украденной колхозной соломы, и рассказал об этом отцу. «Никому не говори, — посоветовал тот, — а то могут вызвать в правление да еще чего доброго по судам затаскают. А будешь молчать — никто не тронет. И соседка не будет смотреть враждебно…» Вообще Вестр давно заметил: отец дома говорит одно, а на людях совсем другое. Почему так? Может быть, отец лучше знает, как жить, чем, к примеру, Марьиванна. У нее даже телевизора нет, а отец совсем недавно купил такой громадный, что в нем все Лужники как на ладони…

…Вернулись Марьиванна с Ванюком и Паллей и выдали каждому по билету. Ребята бросились занимать места в автобусе. Санюк вошла последней, и ей не хватило места. И тут снова оплошал Ванюк. Испытывая муки совести, смотрел он, как стоит девчонка, которая… ну, словом, это неважно, и не решался предложить ей свое место. Боялся, что Лариван воспользуется этим и начнет острить на тему о «девчачьем короле». А случилось обратное: когда автобус тронулся, Лариван вдруг вскочил со своего, разумеется, самого лучшего местечка у окна, перед кабиной водителя, и без лишних церемоний усадил на него Санюк. Перед тем как сесть, она взглянула на Ванюка и, как тому показалось, презрительно усмехнулась…

«Эх, и зачем я только хлопотал, чтобы этого типа взяли в поездку», — с досадой подумал Ванюк, но тут же прогнал эту мысль. Он председатель совета отряда и обязан бороться за каждого пионера, каким бы типом тот ни был. Вот и отец говорит, что путать личное с общественным — это не по-коммунистически, а значит, он должен радоваться, что самый большой хулиган в классе уступил место девочке, вот только если б девочка была другая, а не эта…

— Приехали! — прервал его мысли голос Ларивана, который взял на себя еще и функции кондуктора. — Эге, да нас тут как космонавтов встречают!

И действительно, на остановке автобуса их встречал пионерский отряд во главе с духовым оркестром. Когда оробевшие от такой встречи ойкасинцы спустились на землю, оркестр грянул марш, а пионеры дружно закричали:

— Горячий привет ребятам из Ойкасы!

— Физкульт-привет «Спутнику»! — не растерялся Лариван.

Потом от толпы встречающих отделился коренастый моложавый мужчина с Золотой звездой на груди. Гости сразу узнали Михайлова. Да и как было не узнать, если портреты этого человека часто печатались в районной газете, а один раз его даже показывали в новогоднем «Голубом огоньке» и сама Леонтьева была рядом с ним. И вот он стоит перед ними живой, улыбающийся, жалко, правда, что без Леонтьевой…

— Так вы и есть Марьиванна? Очень приятно, — подошел он к учительнице.

— Так они меня сократили, — усмехнулась Мария Ивановна.

— И, по-моему, очень удачно, — серьезно сказал Михайлов, пожимая ей руку. Мальчик и девочка в пионерских галстуках вышли вперед с хлебом-солью в руках.

— Просим отведать наш каравай, — поклонился гостям Михайлов. — Чувашский крестьянин издавна уважал хлеб. Наши отцы говорили: «Выше хлеба не будешь». Чтобы испечь вкусный хлеб, земледельцу приходится проливать немало пота. Обо всем этом не буду много говорить. Вы сами знаете, как растет хлеб. Поэтому любите землю, с малых лет учитесь за ней ухаживать. Одним словом, будьте настоящими земледельцами! Ну, а теперь добро пожаловать в наш колхоз. Будьте как дома.

С этими словами он вручил хлеб-соль Марьиванне. Та поцеловала хлеб и, откусив маленький кусочек, передала тяжелый каравай Петюку, который, как самый сильный, должен был нести его на руках. Потом под звуки марша хозяева и гости направились в «Спутник».

Шли полем, среди колосящихся хлебов. Местные ребята пытались завязать знакомство с приезжими, но тех больше всего интересовал Герой. Каждый хотел быть поближе к нему, и на узкой тропинке возникла давка, а двое, Сережа и Коля, дошли до рукопашной. Воспользовавшись суматохой, на передний план вылез Лариван и пристроился рядом с Героем. А тот, сорвав на ходу колосок и лукаво прищурившись, спросил у своего непрошеного спутника:

— Ну-ка, земледелец, скажи: что это такое?

— Это? — переспросил Лариван. — А… А звезда, правда, из настоящего золота?

— Про звезду после, сначала на вопрос ответь, — весело потребовал Михайлов.

— Ячмень, — бодро сказал Лариван.

На лице Героя появилось такое выражение, будто ему нанесли личную обиду.

— То есть я хотел сказать: пшеница! — поторопился исправиться Лариван.

— Так, — снова заулыбался Михайлов. — А какая пшеница?

— Чего какая? — на сей раз обиделся уже Лариван. — Та самая… из которой муку делают!

Михайлов только руками развел, но тут позади него раздался чей-то негромкий и сердитый голос:

— Это «Аврора». Новый сорт пшеницы, выведенный в институте Лукьяненко.