Григорий Луч - И мы солдаты...

— Не беспокойтесь, Марфа Игнатьевна. Я непьющий, врачи не велят… А про Алексея Петровича сейчас расскажу. Все по порядку расскажу… Воевали мы тогда на Украине. В одном из боев погиб наш командир. Назначили нам нового — вашего сына, Алексея Петровича. Я сам издалека, из Куйбышевской области. С Алексеем подружились, будто с малых лет вместе росли. Потому как оба чуваши были. Однажды Алексей вынул из кармана маленький крестик. Подал мне, а сам смеется: «Мать дала на дорогу. Храни, сказала, он от смерти спасет. Не ради креста, а как талисман матери храню. А тебя мать с чем проводила?» — «Крест», — ответил я, тоже показывая ему свой золотой крестик. «И тебя с крестом! — засмеялся Алексей. — Если не жаль, давай поменяемся». Я согласился, отдал свой Алексею. А он отдал мне свой. Вот он…

Марфа Игнатьевна, увидев крест в руке приезжего, заплакала, запричитала:

— Ох, сыночек мой! Лексей! Лексеюшка! Где же ты? Поди, уж и прах твой превратился в землю… Почему ты не сохранил крест? Зачем расстался с ним? Не поверил, значит, матери…

— Успокойтесь, Марфа Игнатьевна, успокойтесь. Не убивайтесь. Будь я тогда рядом, может, уберег бы его. Но в том же бою меня ранили. Когда выписался из госпиталя, получил назначение в другую часть. Больше не удалось встретиться с Алексеем. Демобилизовался, женился, да неудачно. Как-то вспомнил Алексея, порылся в бумажках и нашел его адрес. Думал, что он вернулся с фронта. Приехал, чтобы посоветоваться со своим командиром. А его, оказывается, нет… Эх, сколько жизней отняла эта проклятая война!

Незнакомец замолчал, уронив голову на грудь. А мать командира беззвучно плакала, упав узкой грудью на край стола.

— Ох, как жаль Алексея! Поговорить бы, посидеть вместе… — вздохнул приезжий. Потом поднялся, собираясь уходить.

Старушка схватила его за рукав.

— Ты что, сынок, уходишь? Подожди… Как увидела тебя, будто сын домой пришел, Лексеюшка мой…

— Я вот… Да нет, я не спешу, — пробормотал гость. — Вот вам крест сына. Мой крест не сберег его. Эх, будь мы тогда рядом!..

Старуха несколько раз поцеловала крестик и вернула его незнакомцу.

— Раз мой сын подарил его тебе, пускай у тебя он и будет. Я долго не проживу. Храни его, коль уважал Алексея…

— Спасибо вам, — низко поклонился гость, пряча крест в нагрудный карман. — До самой смерти носить буду. Детям оставлю. Пускай помнят моего боевого друга — Алексея Петрова.

— Марфа Игнатьевна, что же это такое: калитка в палисаднике сломана и оградка еле держится. Никто не помогает?

— Что тут сказать, сынок? Школьники-то не осилили. Сама уж стара — не сладить с таким делом. И родня у меня такая — нет мужчин. Зять инвалидом вернулся с войны. Мучился, мучился, потом слег. Десять годочков уже прошло, как похоронили. Дочка осталась с мальчиком…

— М-мда, — сказал незнакомец многозначительно.

— Так вот, сынок, и живу, смерти жду. Скоро в моем Доме совсем потухнет очаг.

— Нет, Марфа Игнатьевна, не надо смерти ждать. Жить надо. Десять лет, двадцать лет, тридцать… Вон как греет солнце! Всем хватит тепла.

— Оно, конечно, сынок. Солнца на всех хватит. Но долго хворать не хочется: людям обуза.

— Что вы, Марфа Игнатьевна!

— Какой толк от старухи, сынок? Сил нет, памяти нет… Опять вот забыла: как звать-то тебя?

— Лаврентий.

— Да, Лаврентий… Ладно, не в старое время живем. Тогда бы я давно с голода померла. Сейчас пенсию дают, дрова бесплатно привозят. Для старых и электричество бесплатное.

— Это хорошо, но за домом тоже надо присматривать.

— Про то я уж ни с кем не говорила. Из правления не вижу никого… Да и к чему? Все одно недолго жить…

— Опять о том же. Ничего, не волнуйтесь. Сегодня же отремонтируем, да что сегодня — сейчас же, только помощника найдите.

— Вот спасибо-то! Пойду Петруся позову. Внука моего. Сегодня воскресенье. Не учатся. Я скоро. — Старушка торопливо заковыляла к калитке.

Лаврентий остался на дворе один. Лицо его сразу изменилось. Глаза обежали двор цепким, все запоминающим взглядом. На губах появилась кривая усмешка. Через минуту лицо его опять приняло прежнее — задумчивое, озабоченное выражение.

Он подошел к забору и взял лопату. Начал поспешно копать ямы под столбы. Вот и калитка стукнула, Марфа Игнатьевна вернулась с мальчиком. Она подвела его к Лаврентию, а сама отправилась в огород.

— Здрасьте, — сказал мальчик робко.

— Салам, салам, — тепло улыбнулся гость и воткнул лопату в землю. — Давай знакомиться: меня зовут Лаврентий Васильевич. Для тебя — дядя Лаврентий.

— А я Петрусь, — отчего-то смутился мальчик и уставился в землю.

— Не стесняйся, Петрусь. Ты, наверное, пионер?

— Ага.

— Хорошо, хорошо… Ну что ж, пионер, поможем матери моего командира? Бери молоток и выбивай гвозди из тех вон досок. Я пока столбами займусь, — сказал Лаврентий Васильевич и снова взялся за лопату.

Копал он здорово, не отдыхая. Волосы с сильной проседью, но еще густые спадали на лоб мокрыми прядями. Кожа на затылке собиралась жирными складками.

Подкопав столб, Лаврентий крепко обхватил его руками, расшатал и рывком вытащил. Второй столб оказался внизу гнилым, от мощного толчка он тут же рухнул.

Петрусь сказал восхищенно:

— Сильный вы!

Лаврентий Васильевич довольно ухмыльнулся.

— Я что — так себе… А вот Алексей — тот действительно силач был. А как он бил фашистов! Про дядю твоего говорю. На фронте вместе воевали. Командиром он моим был.

Петрусь с интересом слушал: дядю он видел только на фотокарточке.

Послышался бабушкин голос:

— Петрусь, Петрусь, иди-ка сюда! Коза всю капусту потравила. Пошла вон! Кому говорят!

— Беги в огород, — сказал Лаврентий Васильевич. — Беги.

Петрусь помчался к бабушке. Лаврентий Васильевич смотрел ему вслед, опершись на ручку лопаты, а когда Петрусь вернулся, спросил спокойно:

— Прогнал?

— В заборе застряла, — засмеялся Петрусь. — За хвост хотел покрутить, да бабушка не дала. Грешно, говорит.

— Так и сказала? — подмигнул ему Лаврентий.

— Так и сказала. Решетку пришлось выдернуть. Когда коза была голодная, то легко пролезла, а набила живот — никак не вылезет!

Подошла бабушка, все еще ворча на козу.

— Успокойтесь, Марфа Игнатьевна, успокойтесь, — повернулся к ней Лаврентий. — Не коза, мы с Петрусем виноваты. Нам бы с забора начинать ремонтировать. Ладно, и туда дойдем. Да, Петрусь?

— Ага, — согласился Петрусь.

Но это ничуть не успокоило Марфу Игнатьевну. Ворча и кряхтя, она ушла в избу. Петрусь, глядя на нее, не выдержал — прыснул в кулак.

Лаврентий начал очищать яму от земли, Петрусь — выдергивать гвозди гвоздодером. Постукает сначала по острию гвоздя, чтобы вышла шляпка, а потом гвоздодером раз! — и готово.