Григорий Луч - И мы солдаты...

— Я хочу бить фашистов…

— Пасти коров — значит тоже бить фашистов. Подумай-ка сам: партизаны должны быть сильными, закаленными. Не так ли? Если не пить молоко, откуда им силы взять? Для того чтобы было много молока, коров надо хорошо кормить. Не умеешь пасти, нету молока. Ты, брат, в этом деле нам неоценимую услугу окажешь. Может, и товарища своего в это дело втянешь? Только пусть сначала ноги подлечит.

И Араслан начал пасти партизанских коров.

А на четвертый день Мишка внезапно исчез из лагеря. Как в воду канул. Никто не заметил, когда он ушел. Дядя Коля отругал Араслана, а Мишку назвал нарушителем военной дисциплины.

— В армии за это расстрел полагается, понял, Шалфеев?

Араслан сидел, низко опустив голову, очень стыдно было за друга, да и страшно — что он еще придумал, этот Мишка?

— Решили было поручить тебе одно задание, — сказал командир, — но теперь не знаю, как и быть. Вдруг выкинешь какой-нибудь фокус.

— Товарищ командир! — взмолился Араслан. — Клянусь…

— Ну, ладно, верю, слушай меня. Переоденешься нищим и пойдешь в отряд имени Фрунзе. Передашь начальнику отряда две цифры: 36 и 11. И только. Но учти, дойти до отряда нелегко. Придется миновать две деревни, занятые фашистами, плутать по лесным дебрям. Ты, наверно, еще не знаком с топографической картой?

— Мой отец командир. Он показывал мне такую карту. Чуточку разбираюсь, — признался Араслан дрожащим от радости и волнения голосом.

— Ну-ка, подойди сюда. Вот смотри, куда тебе предстоит идти, — Дядя Коля склонился над картой, разостланной на столе.

Долго еще беседовали командир с Арасланом. Мальчик очень огорчился, что разбирается не во всех топографических знаках. Что не понял, переспрашивал, старался крепко запоминать.

— Пойдешь, конечно, без карты. Помни, если попадешься в руки фашистов, о задании молчок.

— Понимаю! — заверил Араслан.

— Можете идти, товарищ связной, — приказал командир.

— Связной Шалфеев готов к выполнению задания! — отчеканил Араслан. В душе он был горд тем, что командир назвал его «товарищем связным».

— Передай Дяде Коле: фрунзенцы выступят точно в указанный срок. Молодец, товарищ Шалфеев! Можешь идти! — Командир отряда дружески похлопал Араслана по спине. — Только будь осторожен.

Араслану не впервые пробираться селами, занятыми фашистами. Как всегда, выручала одежда нищего. На оборвыша редко кто обратит внимание. Иногда только фашистские патрули останавливали, обыскивали карманы, щупали заплатки. Не найдя в кармане ничего, кроме сухой краюхи хлеба или картофелины в кожухе, очень злились:

— Топай своей дорогой, щенок!

Однажды на окраине какого-то хутора его громко окликнули трое офицеров.

— Сюда, сюда, малшик! — один из пьяных фашистов наставил на него дуло автомата. — Щенок! Швайн! Расстреляйт тебя! Где партизане? — заорал он.

Араслан притворился немым. Непонимающе размахивал руками, что-то лопотал.

— Ха-ха-ха! Стойт на место! Расстреляйт тебя! — раскачиваясь, как журавль на длинных ногах, хохотал немец.

Черное дуло прыгало перед глазами Араслана. Стоит спустить курок, и пули в момент разнесут голову.

Он похолодел при мысли о смерти. Обидно так глупо умереть!

Фашист долго целился, качаясь из стороны в сторону.

— Ну, пошли, — дернул за плечо немца другой. — Что ты тратишь патроны на оборвыша?

Они ушли. Долго не мог прийти в себя Араслан. Руки дрожали, ноги плохо слушались, но он все-таки зашел в хутор. Постучал в крайний дом, потом — во второй, третий. Просил милостыню — кусочек хлеба, картофелину. Но мало кто теперь подает, самим есть нечего.

Великая нужда поселилась в каждом доме после прихода фашистов.

Араслан уходил все дальше. Через леса, поля шагал он. Путь у него дальний. По знакомой дороге пробираться легче, но и опаснее. Каждый раз он проглядывает новую дорогу, иногда делая большой крюк. Очень помогала топографическая карта.

Вот Мишка так не знал карту. Когда он тогда сбежал из лагеря, два дня плутал по лесу. Хорошо еще, что его встретили партизаны и вернули обратно. Ох и рассердился Дядя Коля на него! Мишка, размазывая слезы рукавом, признался:

— Думал вернуться в Вишенки, своими руками задушить старосту.

— Эх ты, глупый! Наша цель — пускать под откос немецкие эшелоны, уничтожать автомашины с боеприпасами. А Мирона проучим попутно во время какой-нибудь операции. Больше одному ни шагу! Понял? А если бы фашисты схватили тебя, начали пытать, а ты не выдержал… Надейся на вас, эх, дети-дети…

— Я?! Выдал бы? Никогда! — теперь уже от обиды заплакал Мишка. — Значит, не верите?

— Проверим. Пока ты порядок нарушил. Надо уметь не только давать слово, но и держать его.

…Мысль навестить Вишенки не давала покоя и Араслану.

Как-то, возвращаясь с задания, он решил вернуться через Вишенки. Конечно, дорога в обход длиннее на шесть-семь километров. Но он уже привык к дальним переходам.

Когда солнце покатилось на закат, Араслан был уже в лесу, что под Вишенками. На поляне увидел коров: они мирно щипали траву. У дерева сидел древний дед. Заметив мальчика, поднялся на ноги, слезящими глазами внимательно присмотрелся к нему.

Араслан признал в нем соседского деда по хутору.

— В Вишенках немцы есть? — спросил он.

— Нет. Но наезжают. В гости к Мирону. Видишь, сколько тут коров. Все они сейчас Мироновы. Отобрал у беженцев. Однажды меня тоже с силой увел на большак. Что скажешь, зверь, а не человек. Когда вы сбежали, меня загнал в пастухи. Есть-пить дома нечего. Голод не тетка. А тут староста в масле катается, с жиру бесится. У него хлеба, масла полно. А в хуторе люди мрут с голоду… Эх-хе-хей…

— Ну, ладно, дед, — прервал его Араслан. — Была бы со мной винтовка! — Договаривать не стал — вспомнил разговор с командиром о нарушителях военной дисциплины.

Немецкий солдат обеими руками крепко держит у груди автомат. В сумерках он кажется тенью у ворот. Заходит в палисадник, возвращается обратно. Тихо. Только на окраине хутора завыла собака да в соседнем дворе вдруг не вовремя запел петух.

Солдат зевнул, подошел к окну, но ничего не увидел: занавешено изнутри. Ага, все-таки остался небольшой просвет. Солдат прильнул к стеклу, вздохнул: щедрый, видать, хозяин, вон какое застолье устроил господам офицерам! Солдат не выдержал и сплюнул от досады. С завистью смотрел на пирующих, глотал слюну, потом отошел от окна.

Неожиданно что-то тяжелое беззвучно опустилось на его голову. Не пикнув, солдат рухнул у крыльца. Убитого фрица партизаны оттащили в огород, обезоружили.

Трое остались у окна. Мишка и еще два партизана постучали в дверь.

— Кто там? — послышался недовольный голос.

— Это я, ваш пастух. Пустите, пожалуйста, хоть в сени, с голоду подыхаю, — умоляюще затянул Мишка.