Григорий Луч - И мы солдаты...

На берегу зашумели, завизжали. Ребячьи животы надрываются от смеха.

— Ай да Валюшка! Утерла нос Косому! А он и не страшный ничуть. Просто смешной!

В березняке идет золотой дождь — опадают листья. Шуршат под ногами. Осень.

Как-то после уроков веснушчатый Колька сказал Араслану:

— Мишка Косой тебя боится.

— Почему?

— После той драки, помнишь, ты рассказывал. Ведь всех запугали эти хулиганы. Ты думаешь, мало мне от них попадало? Как подружился с тобой, перестали меня трогать.

— Вот как? — удивился Араслан. — А ты сам хочешь стать сильным?

— Как это «стать сильным»? — опешил Колька.

— Вот так. Только все зависит от тебя самого.

— Что-то не верится.

— Есть такая волшебница — говорит папа, — называется она физкультурой. Бокс сделает тебя сильным.

— А это что такое? С чем его едят, твой бокс?

— Ну и сказал, с чем едят… Не знаешь, что такое бокс? Дай, покажу. Ну-ка, согни пальцы, сожми в кулак. Теперь ударь. Смотри, вот так. Нападай на меня. Атакуй смелее. — Араслан подскочил к Кольке.

Колька испугался, спрятался за дубом. Пальцы растопырены, какое там кулак!..

— Не бойся. Подходи, — зовет Араслан. — Делай, как я… Говорю же, атакуй…

— Как же я буду драться с товарищем? — дрожащим голосом сказал Колька.

— Чудак! Мы же не деремся. Учимся боксировать. Потом наденем настоящие боксерские перчатки!

Колька замахнулся на Араслана, тот ловко отскочил в сторону, увернулся.

— Атакуй! Смелее атакуй! — кричал Араслан, а Колька старался изо всех сил — прыгал, налетал, только сухие ветки под ногами трещали.

— Вы что, ребята, деретесь? С ума сошли? — откуда ни возьмись Валя.

Араслан успокоил сестренку:

— Боксируем. Понимаешь разницу?

…Спит древний Брест. В предрассветных сумерках смутно белеют старинные стены крепости. Внезапно тишину нарушили мощные взрывы.

Удар, еще удар… Проснулись и заплакали испуганные дети. Наспех одетые люди выскочили на улицу. Город уже был охвачен пожаром.

В дом Араслана забежал запыхавшийся сосед.

— Собирайтесь быстрее! Война началась! Война с фашистами. Времени в обрез!

Мать заметалась по комнате. Сестры кое-как засовывали одежду в чемоданы.

— Как же отец? — бросился Араслан к матери. Мать беззвучно заплакала — вчера вечером отец уехал в командировку в Киев…

— Ничего, сынок, папка нас отыщет, — прошептала она.

Под окном загудела машина: шофер торопит Шалфеевых.

С трудом залезли в кузов старого переполненного грузовика. Старики, женщины, дети — семьи военнослужащих.

Машина тронулась с места.

…Идет второй день войны… Потянулись на восток бесконечным потоком машины, подводы… Позади Брест. Там, на границе, наши солдаты ведут жаркие бои с врагом не на жизнь, на смерть. Там остались самые близкие — отцы, сыновья, братья.

У беженцев за плечами полные котомки, в руках — узлы. Сколько еще придется им шагать и шагать в неизвестность!.. Может, еще удастся сесть на поезд!

…Мать шла, низко опустив голову (машина сломалась в первый день пути), ничего не слыша, не видя вокруг. В руках — узлы, рядом девочки и Араслан. Она вспоминала, как совсем недавно, поздно вечером, когда дети уже спали, муж вдруг сказал:

— Неспокойно на Западе, Катюша, — фашисты лютуют…

— Сердце чует, не к добру это. Как же быть?

— Время покажет, — вздохнул муж. — Может, пронесет — ведь с Германией у нас пакт о ненападении.

— Что-то не верю я фашистам…

Муж не ответил, задумался глубоко.

…Впереди поднялась суматоха. Из-за леса выскочил самолет со свастикой. Он летел совсем низко — люди видели лицо летчика в круглых очках. Застрочил пулемет — и толпа сразу поредела. Страшные стоны, вопли, проклятия неслись к небу, а самолет делал свое страшное дело. Вот девушка, почти девочка, зажав руками окровавленную рану на животе, корчится на обочине дороги; старуха упала ничком на свои нехитрые пожитки… Поперек шоссе лежит навзничь молодая мать, на руках — мертвый ребенок.

Вслед за первым показался второй самолет.

Самолеты долго не задержались, улетели. Стихли крики на дороге. Люди выползли из своих укрытий, из-за кустов и деревьев. Торопливо похоронили убитых, помогли раненым. Молчаливая скорбная толпа снова потянулась на восток.

Когда землю окутала черная ночь, добрались до леса, остановились в изнеможении. Вперед выступил невысокий, кряжистый дед.

— Товарищи! До утра сделаем привал! — объявил он.

Никто не знал ни имени, ни отчества старика. Никто не уполномачивал его руководить людьми, однако все сразу послушались его.

— Товарищи! — продолжал дед. — Не выбирайте места поближе к дороге. Кто знает, ненароком могут немцы нагрянуть. На ночлег давайте уйдем в лес. Может, выйдем на какую-нибудь поляну или к речке. Соберитесь с силами. Ну, пошли в лес, он нас укроет.

Из последних сил поднялись люди на ноги и зашагали за дедом по узенькой тропинке. Шли долго, наконец впереди блеснула река. Беженцы расположились на поляне. Дети спустились к воде.

Шагая меж деревьев, Араслан заметил мост, перекинутый через речку. По мосту перешел на другой берег, лесная тропинка вывела его на поляну с небольшими аккуратными домиками. «Тут, наверно, был пионерский лагерь», — догадался он и решил заглянуть в один из домиков. Только шагнул вперед, залаяла собака.

«Может, там немцы», — подумал мальчик. Сердце гулко застучало в груди.

— Кто там? — раздался в ночной тишине мальчишеский голос, очень знакомый Араслану.

«Неужели Мишка? Ну, конечно, он!»

— Кто там?

— Мишка!.. Это я — Араслан!

— Жучка! Перестань лаять! — крикнул Мишка, вытаращив глаза. — Откуда ты свалился?

— Из Бреста. Нас много. Остальные остались на том берегу, — сообщил Араслан.

Из крайнего домика выбежали Колька с Таней. И Араслан вспомнил: ведь ребята уехали в лагерь в первую смену! Здесь и застала их война.

— У меня тут в деревне дедушка живет, — сказал Колька. — Днем нашу деревню бомбили фашисты. Полдеревни превратили в пепел. А мы в лесу были, ходили за ягодами. Вернулись в деревню, только пожары полыхают. А из людей почти никого не застали.

— Пришли в пионерлагерь, — добавила Таня. — Думали, что наши в лесу… До вечера искали, но никого так и не встретили.

Ребята отправились за беженцами — пусть хоть женщины и дети переночуют в домиках.

Араслан, Мишка и Колька устроились вместе под старым грабом. Долго не могли уснуть мальчишки — вспоминали отцов, строили планы, что делать дальше, но так ничего и не придумали. Ясно было одно: держаться вместе.

Потом пришел сон, только мать так и не сомкнула глаз.

Неужели пути-дороге нет конца и края?

— Светает. Вставайте, товарищи! Пора! — гремит над поляной дедовский бас. И снова суета сборов, плач детей, и нескончаемая дорога на восток.