Дмитрий Вишневский - Рассказы о большом мире

Ты склоняешь лицо, быстро смахиваешь слезу, поднимаешь на него взгляд и радушно улыбаешься.

– Всё в порядке.

– Точно? – облегчённо уточняет он и принимается хозяйничать – отодвигает салфетницу, перекладывает меню на край стола, забирает из твоих пальцев тлеющую сигарету, тушит её в пепельнице. Он так проделывает всё это, будто готов сейчас накидать пару новых идей в свой ежедневник. Деловой до мозга костей. Наверное, когда он родился, первым делом попросил счёт и дал акушеркам на чай.

Пластмассовый бизнесмен с крысиным хвостиком, аккуратно перетянутым резинкой. Обезжиренный и пластмассовый. Он каждые вторник и четверг ходит в фитнес-клуб. У него запланирован каждый час на две-три недели вперёд. С ним никогда не будет не по плану. Потому что он вот такой.

Деловито берёт винную карту, раскрывает на середине и, глядя на тебя, вскидывает брови:

– Как насчёт итальянского?

Ты киваешь. Во взгляде больше грусти, чем нежности. Намного больше. Какая-то обречённость. Или мне просто хочется так думать? Может, ты и вправду его любишь, а я не могу это принять?

– Белое полусухое, м?

– Хорошо, – отвечаешь ты.

Интересно, кому сейчас хорошо? Может официанту, что украдкой наблюдает за тобой из-за колонны? Знаешь, о чём он думает? Он думает о том, что ему никогда не светит такая красивая женщина. О том, что наверняка ты именно красотой пробила себе путь наверх. Да-да, флирт, грамотное динамо и постель. О том, что все вы – такие вот сексапильные – способны лишь прибиться к таким, как этот твой пластмассовый кавалер. Неприглядная и очень уж заметная смесь восхищения, брезгливости и зависти ему.

Прости ему это, он не знает, как ты пахала. И про аспирантуру не знает и про то, как ты тянула своё маленькое дело, стараясь вести себя, как мужчина. Он принимает тебя за другую. Знаешь, даже когда ему будет сорок пять-пятьдесят, он всё равно замечая красивую женщину на роскошном автомобиле будет ядовито шептать «Насосала…». Такой человек. Вся его база – твоя внешность. Он даже не знает, что у тебя дома тридцать восемь аквариумных рыбок и у каждой есть своё имя. И про деда он не знает, который тебе вовсе и не дед, но, как говорится – встретились два одиночества.

Властный взмах руки твоего собеседника и низкий старт поджидающее-наблюдающего официанта. Его мимика в доли секунды становится угодливо-радушной. Пластмасса заказывает вино для дамы и скотч для себя. Затем сообщает, что позже определится с основным заказом. Так сообщает, будто он какая-то знатная персона. Смешно. Он даже не способен выпить вина вместе с тобой. Считает вино женским напитком. Бывают же такие ограниченные кретины… И что ты нашла в нём?

– Нам надо поговорить.

Он так произносит это, будто ты его подчинённая. И наблюдает за реакцией, пожёвывая губами. Впрочем, наблюдает не он один.

– Я вся внимание.

Он будто не решается, хотя, по моему мнению, скорее просто обдумывает, как более пафосно всё это преподнести.

– Ты самая удивительная женщина, что я знаю. Честно, я немало повидал красавиц, но ты просто поразительно прекрасна. Ты потрясающая.

Угу. Она такая. Кстати, пятую часть своего дохода она отдаёт в детский дом. Не в курсе, да? А я не удивлён. Ты бы принялся убеждать её в том, что она транжирит деньги, а они всё равно не доходят до адресата. Но ты продолжай-продолжай, все свои.

Из темноты выплывает официант с подносом. Быстро бокал на стол, ещё быстрее скотч. Исчезает, растворяется. Боится показаться назойливым. Вспомнилась болонка соседки, что трясла передними лапками, выпрашивая угощение.

Ты так напряжена… Впечатление, будто сейчас сорвёшься с места и убежишь. Но он этого не понимает. У него всё запланировано. У него не бывает спонтанных реакций. Честно, на его месте я бы не стал продолжать. Сменил бы тему, обсудил бы с тобой твой любимый джаз. Понятно же, что ты не в настроении обсуждать личную жизнь. Но он бестолковый в таких вопросах.

Бросаешь быстрый взгляд на сигаретную пачку, еле заметно вздыхаешь и пригубливаешь вино.

– Вкусно.

И благодарная улыбка. Что-то как-то больно прям…

– Валерия… В общем, считаю, что будет грамотно, если мы станем жить вместе. – Видя, что ты хочешь возразить, он поднимает ладонь, как какой-нибудь индеец перед словом «Хау». Феерический идиот. – Погоди, не перебивай. Я не предлагаю брак на данный момент, но подразумеваю его. Поживём вместе, поймём, насколько подходим друг другу и…

«Не предлагаю брак, но подразумеваю его»… Возможно ли сделать предложение отвратительнее, чем ты только что, сам-то как думаешь?

Она рисует акварелью, пластмасса, ты знаешь об этом? Знаешь, что она нарисовала сегодняшней бессонной ночью? Нас.

Пикник на траве, рядом с домиком в Италии, где мы жили.

И она разрыдалась, когда закончила рисунок. Она мешает краски со слезами, понимаешь? Слушай, имей совесть, повремени. Дай ей возможность хотя бы привести нервы в порядок.

– Погоди, не говори ничего. Подумай. Это рационально. Понимаю, ты его ещё не полностью забыла, но пойми суть – он прошлое. А я – настоящее. И это совершенно неразумно – оставаться в прошлом. Жизнь продолжается. Согласна?

Ты так берёшь пачку, что он не смеет возразить.

Закуриваешь, глубоко затягиваешься и тонкой струйкой выпускаешь дым в сторону.

Он ждёт. Даже про скотч забыл. Волнуется, наверное. Мне даже стало жаль этого парня. Ведь он по-своему любит тебя.

Глупая пауза. Не неловкая даже. Глупая. Я так надеюсь, что ты пошлёшь его куда подальше…

– Желаете ещё что-нибудь заказать?

Ты мотаешь головой, но он игнорирует это.

– Да. Девушке греческий салат, мне ростбиф с рисом. И алкоголь повторите, пожалуйста.

Официант снова растворяется во тьме, а он, понимая, что ты не находишь сил для ответа, предлагает:

– Потанцуем?

Шустрый парень. Не теряется.

Ты обречённо поднимаешься, потушив сигарету. Хотя… Может мне только кажется, что обречённо? Наверное, я...

И тут ты поворачиваешься ко мне.

Ты смотришь мне прямо в глаза.

В мои воображаемые глаза.

– Отпусти меня, а?

Не просьба даже, мольба.

Это настолько неожиданно, что я робею.

– Пожалуйста… Отпусти…

Столько нежности в твоём голосе и столько мольбы… Это какой-то ужас…

– С кем ты говоришь? – ошарашено спрашивает он.

Ты даже не смотришь на него.

Очень хочется плакать. И прежде всего потому, что становится мерзко от самого себя.

– Хорошо, – говорю я. – Конечно…

Я считал, что ты не способна меня услышать.

Но ты будто слышишь. Киваешь и проходишь в глубину зала, чтобы потанцевать. Он следует за тобой. На его лице недоумение.

Я прохожу мимо вас. Мне больно видеть эти объятия, но я понимаю, что ты права. И он прав. Не прав только я.