Шираб-Сэнгэ Бадлуев - Счастья тебе, Сыдылма!

Но началась война. Трудная жизнь выпала на долю наших женщин — заменили они мужчин, ушедших на фронт, ждали своих любимых — мужей и женихов. Одни вернулись, другие остались на кровавых полях. Горе и радость шли рядом. В одной юрте радовались пришедшим, в другой оплакивали погибших.

Мало осталось мужчин в бурятских улусах, очень мало.

И не удивительно, что посредники — старики и старухи — уговаривали вернувшихся женихов жениться на девушках своего рода — кто же хочет, чтобы девушка осталась одинокой на всю жизнь? И тогда опять заговорил свергнутый старинный закон степи: молчаливость и послушание — вот лучшее достоинство невесты, а мужчины словно подскочили в цене. И самая молчаливая во всей Белой степи Балма была вне конкурса.

А за эти несколько дней от покорности ее не осталось и следа. «Ну, что ж, раз вы ждете моих слов, я скажу».

— Я не переступлю порог этой юрты. Там я была рабой, туда больше нога моя не ступит. Дамби-ахай [58] Ахай — брат. , ты гонишь меня. Хорошо, я уйду. Если жалко тебе своего амбарчика, я найду себе уголок. Много ли надо мне — одной!

Сказала и вышла из юрты. Ей убежать действительно хотелось: боялась отступить от слова своего, но и чувствовала, что не хватит у нее сил сопротивляться такому дружному напору. Заметила, что верблюды, оставшиеся без присмотра, разбрелись по степи, и, отводя душу в быстрой скачке, отправилась на своем коне собирать стадо.

А в юрте поняли, что сопротивляется Балма из последних сил, что горько для гордой женщины ее одиночество, но что теперь делать, как поступить дальше — не знали. И хозяева и гости молча переглядывались. Первой нашлась Жибзыма:

— Вот что, сваты: позвольте мне с малышом остаться у вас. Пусть Роза поживет с матерью в амбарчике, а вы мне тут уголок найдете. А ты, сынок, поезжай. Так лучше будет. Поезжай, да только нас не забывай — понял? Время лечит.

Дамби улыбнулся Борису:

— Мудра у тебя мать. Сама постарела, а ум молодым остался, быстрым да острым. Лучше нас с тобой соображает.

— Конечно, оставайтесь, живите, — замысел старухи, кажется, дошел и до Балжимы.

Борис все еще хлопал глазами, а Роза бросилась к бабушке:

— Милая моя, умница! Как вы все умеете. Я вот все напортила. Давайте сделаем, как бабушка сказала.

— Ну ладно, оставайтесь, — пробормотал Борис. — Я завтра приеду.

И он оседлал мотоцикл.

Следующий день выдался пасмурным. С утра зарядил мелкий дождь и прекратился только к обеду. Тяжелый туман лениво полз по степи, упорно цеплялся за траву, но к вечеру все же рассеялся. Хозяйка позвала на ужин, и все расселись вокруг очага. Малыш подошел к Балме, долго смотрел на нее, а потом протянул ручки, просясь на колени. Но она не взяла, мягко повернула его и тихо сказала:

— Иди к бабушке…

«Не обижайся, — хотелось добавить ей. — Ни я, ни ты ни в чем не виноваты, какой с нас спрос? Кому могло в голову прийти, что теперь мы с тобой должны решать судьбу семьи Дугаровых?» Но разве скажешь ребенку такое, разве поймет он?

А малыш не обиделся. Не вынимая пальца изо рта, заковылял на кривых ножонках к бабушке, и, глядя на него, улыбнулась Балма.

Всем стало легче, все тихо про себя улыбнулись. Даже ужин стал вкуснее, и, раньше молчаливо жевавшие, они постепенно разговорились. И небо, словно поддерживая настроение людей, прояснилось, выглянуло ясное вечернее солнце. В юрте стало светлее, в рамке открытой двери четко нарисовалась картина голубого неба и зеленой степи в необычайно ярких после дождя красках.

После ужина Балма подошла к Дамби:

— Ахай, дайте мне Серого. К брату поеду.

«Дело, кажется, идет на лад, — радостно подумал Дамби. — Конечно же, с братом надо посоветоваться».

— Конечно, конечно, бери, хоть сейчас.

— Сейчас и поеду.

— Километров сто, учти. Где ночевать будешь?

— Километров двадцать сегодня проеду, а там какая-нибудь юрта встретится.

— Ну, что ж, поезжай. Правильно рассчитала.

«Ну и слава богу. Доди плохого не посоветует», — облегченно вздохнул Дамби. Остальные сидели настороженные. Балма повязала платком голову, кивком попрощалась со всеми, села на коня и пустила его вскачь.

Все вышли из юрты, долго смотрели ей вслед. А когда всадница скрылась за бугром, Дамби радостно объявил:

— Ох и задаст же ей Доди! Он такой — посидит, обдумает все, а потом и врежет! Наконец-то кончится вся эта кутерьма.

— Доди-сват — мудрец! Дай бог, чтобы она снова не заупрямилась, не ослушалась своего брата! — запричитала Жибзыма.

— Не ослушается, уж я-то знаю! — уверял Дамби.

— Он умный и добрый! — добавила Роза и торопливо разъяснила, словно боялась, что ей не дадут досказать: — Он мне зимой денег прислал, двести рублей. Я себе шубу купила. Если бы не этот скандал дома, я бы давно к нему съездила, поблагодарила. Он очень умный. Если только он скажет — все будет хорошо!

— Посмотрим.

— Все к лучшему.

— Уверяю вас.

Они так и стояли у юрты, смотрели в степную даль, словно надеялись еще раз увидеть всадницу.

Много ты видела, Белая степь, на своем веку. Вот и сейчас скачет одна из твоих дочерей из одного конца в другой. И все верят, что она вернется к родному очагу. Правда ли это? Мы не знаем, что у нее на душе. Может быть, сейчас, оставшись наедине с тобою, она расскажет тебе свои мысли. Если услышишь, пошли в нашу сторону ветер, чтобы принес он нам добрую весть. Под нею один из многих тысяч твоих гордых жилистых скакунов. Твои равнины, твои расстояния сделали их быстрыми и выносливыми, пусть и на этот раз серый скакун доставит Балму с легкостью ветра, чтобы там, на другом твоем краю, избавилась она от горькой обиды! Мы будем ее ждать, Белая степь, днем и ночью будем ждать! Будет ждать ее у чужого очага другая твоя дочь, старая и слабая Жибзыма вместе с законной внучкой и незаконным внуком. Для тебя они все одинаково дороги — и молодая дочь, и старая, и юная внучка, и маленький внучек. Это мы, люди, придумали незаконных и законных детей, для тебя же все они равны. Прости нас, родная Белая степь, прости неразумных детей своих! Мы склоняем колени перед твоею добротой — ведь ты всех сыновей и дочерей своих любишь нежно и ласково, всем им желаешь счастья, добра и согласия, врачуешь их раны, бодришь, когда им трудно и тяжело! И мы знаем, что всей своей необъятной душой желаешь ты Балме и Борису счастливой встречи!

Белая степь, Белая степь! Никогда ты не разделяла своих детей на мужчин и женщин, никогда не обделяла девушек своею лаской, не отдавала предпочтения юношам. Это мы, неразумные дети твои, придумали различия, определили им разные доли. Прости нас, Белая степь, и прими наш поклон за твою неиссякаемую справедливость! Ты наделила силой руки и быстротой ноги своих сыновей, чтобы они больше сеяли хлеба на твоих необозримых просторах, лучше пасли тучные стада, строили красивые дома помогали женщинам, берегли прекрасные тела и души нежных созданий, украшающих новой жизнью, радостными глазастыми цветами весь подсолнечный мир!