Рохинтон Мистри - Хрупкое равновесие

— Я заезжал к вам на квартиру… но… вас там не застал.

— Иначе и быть не могло. Квартира не моя.

— Я очень хотел видеть вас, и портных, и…

— Нет больше портных. Входи. — Дина закрыла за ним дверь и пошла впереди, осторожно ступая и придерживаясь за стены и мебель в полутемной прихожей.

— Присаживайся, — сказала она, когда они вошли в гостиную. — Ты появился так неожиданно. Можно сказать — ниоткуда.

В ее голосе ему послышалось осуждение. Манек покорно кивнул — крыть было нечем.

— А бороду ты сбрей. Она похожа на туалетную щетку.

Манек засмеялся, и Дина тоже — коротким смешком. Он с радостью отметил прежние серебристые нотки в ее смехе, но этого было мало, чтобы преодолеть отчуждение. Комната, в которой они сидели, была богато обставлена. Дорогая старинная мебель, антикварный фарфор в стеклянных горках, изысканный персидский ковер на стене.

— Обещаю, тетя, в следующий раз бороды не будет.

— Может, тогда я быстрее тебя признаю. — Дина хотела было поправить шпильку в волосах, но ей это не удалось. — Глаза совсем не видят. Морковки, которые ты заставлял меня есть, закончились. Мои глаза уже не спасти.

Манек неуверенно засмеялся, но Дина на этот раз его не поддержала.

— Ты долго не приезжал. Еще несколько лет, и я совсем ослепну. Даже сейчас я смутно вижу тебя.

— Я был далеко. Работал в Дубае.

— Ну и как там?

— Не знаю… пусто.

— Пусто?

— Пусто… как в пустыне.

— Но эта страна ведь и находится в пустыне. — Дина помолчала. — Ты не написал мне оттуда.

— Простите. Но я никому не писал. Это казалось… бессмысленно.

— Да. Бессмысленно, — повторила она. — Да и адрес мой изменился.

— А что случилось с квартирой, тетя?

Дина рассказала ему.

Манек наклонился и прошептал:

— А вам здесь хорошо? Нусван не огорчает вас? — И понизив голос еще больше: — Еды вам хватает?

— Можешь не шептать, в доме никого нет. — Дина сняла очки, протерла их краешком юбки и снова надела. — Еды больше, чем мне надо.

Манек неуверенно заерзал на стуле.

— А как поживают Ишвар и Ом? Где они теперь работают?

— Они не работают.

— На что тогда они живут? У Ома ведь жена и дети?

— Нет у него ни жены, ни детей. Они теперь нищие.

— Простите, тетя, что вы сказали?

— Они оба нищие.

— Не может быть! Это невозможно! Я хочу сказать — как им не стыдно? Если нет портняжной работы, можно найти другую. Ведь…

— Как можешь ты судить, если ничего не знаешь? — оборвала его Дина.

Ее язвительный тон охладил его пыл.

— Пожалуйста, расскажите мне, что случилось.

Пока она говорила, холод ножом вошел в его тело, и он сидел, оцепенев, неподвижный, как статуэтки в стеклянной горке.

Когда она закончила рассказ, он по-прежнему не шевелился. Дина наклонилась и потрясла его за коленку.

— Ты слушаешь?

Манек слегка кивнул. Слабые глаза женщины не уловили этого мимолетного движения, и она повторила свой вопрос уже с раздражением:

— Так ты слушаешь? Или я просто сотрясаю воздух?

На этот раз он заговорил.

— Да, тетя, я слушаю. — Голос его звучал безжизненно.

«И лицо такое же безжизненное», — подумала она.

— Ты не узнал бы их, если б увидел. Ишвар совсем усох — не потому что нет ног, он весь как-то съежился. А Ом, напротив, раздался. Последствие кастрации.

— Да, тетя.

— А помнишь, как мы вместе готовили?

Он кивнул.

— Помнишь котят?

Он снова кивнул.

Дина сделала еще одну попытку вдохнуть в него жизнь.

— Сколько сейчас времени?

— Половина первого.

— Если не торопишься, можешь увидеть Ишвара и Ома. Они придут сюда в час.

Голос молодого человека вибрировал от переполнявших его эмоций, но не тех, которых ждала Дина.

— Простите, я не могу остаться. — К отказу примешивался ужас, слова вылетали в спешке. — Понимаете, срочные дела… завтра уже улетаю, маминых родственников надо повидать, кое-что купить — да и в аэропорт. Может быть, в следующий раз.

— В следующий раз. Хорошо. Будем ждать следующего раза.

Они встали и направились к выходу.

— Подожди, — остановила его Дина у самых дверей. — У меня есть кое-что для тебя.

Так же осторожно ступая, она вернулась с коробкой в руках.

— Ты оставил ее в моей квартире.

Шахматы Авинаша.

— Спасибо. — Манек покачнулся, но голос его прозвучал спокойно. Он протянул руку, чтобы взять коричневую коробку, но вдруг замешкался.

— На самом деле они не нужны мне, тетя. Оставьте себе.

— А что мне с ними делать?

— Отдайте кому-нибудь… вашим племянникам?

— Ксеркс и Зарир не играют. Они всегда заняты.

Манек понимающе кивнул.

— Спасибо, — повторил он.

— Пожалуйста.

Манек покрутил коробку в руках, любовно погладил ее края.

— До свидания, тетя.

Дина молча кивнула. Манек наклонился к ней и легко чмокнул в щеку. Она подняла руку, как бы желая помахать вслед, отступила назад и стала закрывать дверь. Манек повернулся и торопливо поспешил по мощенной булыжником дорожке.

Услышав, как дверь захлопнулась, Манек остановился. Он был уже в конце дороги, под деревом. В зелени ветвей пела птица. Глядя на коробку, он слушал пение. На него что-то капнуло, и он поспешил отпрыгнуть. Пальцы нащупали на голове липкую слизь, он снял ее листьями и вытер пальцы. Теперь на дереве осталась только ворона, певчая птичка улетела. Интересно, кто из них постарался? Отец говорил, что помет вороны приносит исключительную удачу.

Манек взглянул на часы — без двадцати час. Скоро появятся Ишвар и Ом. Если он задержится на несколько минут, то их увидит. И они увидят его. Но — что он им скажет?

Он стал ходить взад-вперед по тихой улице за домом. Дойдя до конца улицы, поворачивал и возвращался к дому Дины. Через какое-то время он увидел, как двое нищих появляются из-за угла. Один, безногий, сидел, тяжело обмякнув, на тележке с колесами. Другой тянул тележку, перекинув веревку через плечо. Лишний вес смотрелся на нем странно, словно одежда на вырост. Под мышкой он нес сломанный зонтик.

«Что я скажу им?» — в отчаянии подумал Манек.

Они подошли ближе, и тот, что сидел на тележке, встряхнул железную банку с монетками.

— Господин, подайте денежку, — робко попросил он.

«Ишвар, это же я, Манек! Неужели ты не узнаешь меня?» — слова бились в нем, но не находили выхода. — «Ну, скажи что-нибудь, — приказал он себе, — скажи скорей!»

Теперь стал клянчить милостыню и второй: «Подайте денежку, господин!» У него был высокий, пронзительный голос, смотрел он с вызовом и насмешкой. Нищие застыли выжидающе — протянутые руки, позвякивающие монеты.

«Ом! Какое кислое у тебя лицо, друг! Ты забыл меня?»

Но слова любви и печали застыли у него на губах.

Безногий закашлялся и сплюнул. В слюне была кровь. Тележка покатилась дальше, и Манек увидел, что Ишвар сидит на подушке. Нет, то была не подушка, а что-то грязное и мятое, сложенное в несколько раз до размеров подушки. Лоскутное покрывало.