Язмурад Мамедиев - Родная земля

Посмеиваясь в душе, Бахрам объяснил:

— Баи друг другу не доверяют, и будут, конечно, скрытничать, никому не скажут, где запрячут золото. Но мне они доверятся, я это чувствую. Пообещаю вывезти и доставить в целости и сохранности их клады. А там… Только бы разузнать, где…

— Так-так-так, — быстро сказал доктор, осыпав на грудь сизый пепел и не заметив этого. — А я?… Мне-то какую роль отводите?

— Мне нужен помощник. Из легальных, — помедлив, сказал Бахрам. — Кстати, вы, кажется, и в клинике работаете?

— Что ж сделаешь — надо, — развел руками Капитоныч.

— Ну, и отлично. Беретесь помочь?

— Если смогу, — уклончиво ответил доктор.

— Сможете, — пообещал Бахрам. — А там — хоть здесь живите в свое удовольствие, хоть за границу махните — ваше дело. Да и в случае войны золотишко не помешает.

— Если удастся осуществить эту затею, я назову вас гением, — торжественно провозгласил доктор.

— Значит, договорились?

— Значит, договорились.

Бахрам помолчал, подчеркивая торжественность минуты, потом сказал буднично:

— Ну, а теперь перейдем к делу, ради которого прислал меня сюда мистер Девис.

Атанияз-бай хотел, чтобы Керим скорее уехал на кош, но в сельсовете его просили задержаться. И от того, что неизвестно было, почему не отпускают чабана, бай нервничал, не находил себе места. Больше всего он боялся, что Керим подружится с кем-нибудь из этих крикунов — активистов, — забьют ему голову всякими бреднями, потеряешь верного человека. И чтобы меньше было у батрака свободною времени, велел Кериму приглядывать за верблюдами.

А Керим и сам не очень рвался в поселок, бродил возле байских построек, искал себе дело, чтобы отвлечься от навалившихся неясных мыслей. Мужчин дома осталось мало — все уехали к отарам, и Кериму не с кем было словом переброситься. И он все сильнее скучал по степному раздолью, где все просто, привычно, знакомо до мелочей, где жизнь течет размеренно, словно заранее выверенная на многие годы вперед.

Никто не обращал на него внимания. Только Халтач, вторая жена Ниязкули, еще не вернувшегося из песков, все норовила дать ему какую-нибудь работу. Первая жена байского сына была тяжело больна и бесплодна, и он женился вторично, на молоденькой Халтач, проворной и хитрой. И хотя она совсем недавно появилась в байском ряду, все женщины успели невзлюбить ее за коварный нрав, да и побаивались тоже. Только уменье угодить Атаниязу и Огульхан спасало ее от прямых нападок.

Через день после колхозного праздника она с утра пришла в дом своей свекрови, ласково поздоровалась с Огульхан, подсела к ней, заговорила озабоченно, заглядывая ей в глаза:

— Скоро на пастбище выезжать, а у меня не все готово. Как вы думаете, матушка, не отмочить ли кошмы? И погода установилась теплая. И день сегодня способствует успеху — звезда ночью ярко горела в созвездии. И Керим здесь — помог бы. Как думаете?

Огульхан одобрительно посмотрела на нее:

— Конечно, займись этим, не откладывай. Недаром говорят: кто раньше встает — больше сделает.

Халтач покосилась на Атанияза, который собирался в дорогу, и зашептала:

— Они что, собираются куда?

— Отец в Нижнюю Чашгына съездит.

— А-яй, — горестно всплеснула руками Халтач.

Огульхан подняла на нее тяжелый взгляд.

— А тебе-то что?

— Да я, когда закладываю новую кошму, всегда их лову, чтоб добрым глазом прочность дали. Но пусть хоть благословят перед отъездом, попросите, мама!

Атанияз слышал шепот невестки, сделал вид, что углублен в свое дело, — приятно же лишний раз услышать такое. И когда жена передала ему просьбу, Атанияз милостиво согласился:

— Это она хорошо надумала, кошмы в пути будут нужны. Пусть готовит, что нужно, с божьей помощью, выйду, благословлю.

И верно — перед тем, как ехать, пришел к ее кибитке, велел начинать с богом.

В помощь Кериму Халтач нарядила крепкого пария, и они вдвоем взялись за дело. Расстелили камыш, уложили поверх шерсть. Скатав в плотный тюк, стали стягивать его веревками. Женщины носили ведрами воду из арыка и поливали рулон, а веревки все туже и туже схватывали его, уплотняя зажатую внутри шерсть.

Шустрая Халтач успевала между делом следить за приготовлением пищи и все шутила, подсмеивалась, стреляла озорными глазками.

После обеда снова принялись за работу.

Нудное попискивание молодого камыша, стягиваемого веревочными жгутами, до того осточертело, что парни готовы были бросить все, и только стыд перед неугомонной, без устали щебечущей Халтач удерживал их.

К вечеру все было кончено.

— Ну, вот теперь отведайте моего угощения, — пригласила Халтач уставших работников.

Не поскупилась она — было на сачаке всего полно: и сладостей, и мяса, и белого чурека.

Насытившись, парни поблагодарили, собрались уходить.

— Куда же вы? — изумленно воскликнула Халтач. — Еще светло на дворе, чего же спешите? Неужто умаялись? Стыдно, такие здоровые парни! Чем без дела валяться, сплели бы мне одну-две веревки. А то черный верблюжонок покою не дает, — суется куда не лень, а его привязать нечем.

Керим посмотрел на своего напарника, тот на него, — и оба весело рассмеялись.

— Ну, я вижу, нам теперь до самой смерти не расплатиться за угощенье, — сказал Керим. — Придется связать по веревке, а то нас хозяйка не выпустит.

— Я бы рад, — ответил парень, — да только нынче моя очередь у воды дежурить, я и так опоздал. Может, одной веревки хватит, хозяюшка?

— Ладно уж, иди, — махнула рукой Халтач. — А ты, Керим, поработай еще немного, а то совсем здесь обленишься.

Они остались вдвоем.

— Темнеет-то еще рано, — сказала Халтач, поглядывая на небо. — Уже и не видно ничего. Пойдем-ка в юрту, я лампу зажгу.

— А, может, отложить нам это дело? — с сомнением спросил Керим. — Завтра с утра принес бы готовую…

Его смущала близость молодой женщины.

— Уже и отказываешься! — рассмеялась Халтач. — Нет, раз обещал, делай! Пошли, пошли, не бойся, не съем тебя. Да и люди увидят тебя одного возле чужой юрты, что подумают? А?

Хорошо, хоть стемнело уже настолько, что не увидела она, как покраснел Керим. Не то засмеяла бы совсем…

Он вошел, робея, сел ближе к свету, стал сучить шерсть. Вдруг услышал, как щелкнула щеколда.

— Ты что, в тюрьму меня упрятала? — попробовал пошутить он, чувствуя, как жарко становится в груди. — Не заслужил я…

Халтач тряхнула головой.

— Не бойся, не обижу.

Она подошла, села рядом. Совсем близко увидел Керим ее зовущие глаза.

— Что ж, я такая страшная, что боишься побыть со мной наедине? — звенящим шепотом спросила она, не отводя от него взгляда. Кериму показалось, что глаза ее светятся, как у кошки.