Язмурад Мамедиев - Родная земля

— Тут колхозники поблизости работают, свернем, Батыр? Не вредно бы потолковать, — сказал Юрин.

Они спешились, взяли лошадей под уздцы. Возле арыка привязали их к развесистому, с запыленной листвой тутовнику и зашагали по полю, стараясь не мять высокий уже хлопчатник. Юрин поздоровался с седобородым, но крепким, жилистым стариком, которого все звали Баба-ага. Батыр тоже протянул руку, спросил о здоровье. К ним сразу потянулись со всех концов колхозники.

— Хорошо ли идут дела? — спросил Юрин.

Баба-ага стоял, опершись на отполированную до блеска ладонями ручку кетменя, смотрел на него спокойно и мудро.

— Что — дела? — сказал он и повел бородой. — Вот наши дела, на виду. Разве когда-нибудь у нас были такие посевы? Тьфу, тьфу, не сглазить.

Все посмотрели вокруг на зеленые кусты, потом снова на Баба-ага.

— Не было в здешних местах таких всходов. — сам себе ответил старик. — Никогда не было.

— Что ж, может, климат изменился или земля стала лучше? — с улыбкой спросил Юрин, подводя его к желаемому ответу.

— Зачем? — сощурился Баба-ага. — Просто раньше каждый должен был три ноги иметь, теперь хватает двух.

Кто-то засмеялся. Старик осадил его колким взглядом.

— Раньше, например, у меня часть делянки была в Мулках, другая — в Кара-ябе, третья — в Сугтыде. В одном месте польешь, в другом надо траву полоть. Вырвешь траву — на третьем участке корка образовалась. Вот, выходит, и надо было иметь три ноги, чтобы везде успеть.

Теперь уже засмеялись все, и сам Баба-ага тоже. Утерев заслезившиеся глаза, он сказал серьезно:

— А то, что земля стала лучше родить, — тоже верно. Прежде никто, кроме баев, с обработками не успевал, а теперь — за милую душу! Один трактор за всех нас управится. Вот земля и одаривает.

Вокруг закивали. А щуплый, редкобородый старик, чуть помоложе Баба-ага, степенно сказал:

— Один человек — человек, все вместе мы — народ. А народу все под силу. Колхоз — это хорошо.

Баба-ага поддакнул ему, но перевел разговор на другое:

— Слов нет, легче стало. Да не совсем. Посмотрите, сколько делянок на поле. Тут колхозный участок идет, а рядом — единоличника. Трактору негде развернуться. Я так считаю — надо всем им выделить землю где-нибудь с краю, пусть себе копаются, если охота, а нам чтоб не мешали.

— Верное слово, — согласился с ним редкобородый.

Какой-то парень в грязной рубахе с распахнутым воротом выкрикнул из задних рядов:

— А кулаки на свои участки батраков нанимают!

— Глаза б не глядели! — сплюнул и растер ногой редкобородый.

Юрин сказал:

— Это все правильно вы говорите, товарищи. И мы обсудим вопросы о земле, о байских повадках и о многом другом, что наболело у каждого из вас. И примем меры, не беспокойтесь. Но надо, чтобы и вы нам помогали.

Редкобородый старик придвинулся к нему, заглядывая в рот, зашевелил губами, будто повторял то, что говорил Юрин.

— Тем, кто еще гнет спину на баев, нужно разъяснить, что они заблуждаются. Вот Баба-ага хорошо говорил о преимуществах колхоза, пусть же и эти люди узнают правду.

— У одного Атанияз-бая человек сорок работает, — быстро сказал щуплый старик, обнаруживая совершенно целые, остренькие, как у лисы, зубы. — Заморочили им голову, вот они и боятся уйти.

Юрин поддержал его:

— Я знаю кое-кого из этих людей. Есть у бая молодой пастух, Керим Халмурадов. Вроде неглупый парень, а про колхоз и слушать не хочет, Атанияз ему дороже. А ведь вряд ли он получает там больше.

— Откуда больше, — сказал Баба-ага. — От бая щедрости не жди.

— Батрак никогда баем не станет, — почему-то улыбаясь, вставил редкобородый, — куда уж там. Целым бы ноги унести!

— Чолук Керима Чары, говорят, рассчитался с баем, вернул ему пастушью палку, — сказал Баба-ага.

Редкобородый даже почесался от удовольствия, стрельнул глазами по сторонам.

— Не только Чары — Хыдыркули тоже уходит, — выкрикнул кто-то.

— И Аллов-мерген.

— Вот видите, — сказал Юрин, — люди начинают понимать, с кем им по пути. Помочь надо и тем, кто еще не понял, таким, как Керим.

Баба-ага, переминаясь на рыхлой, комковатой земле, вздохнул:

— Эх, не хотелось говорить, больно уж неприятный разговор. Парень этот, Керим, — чужой нам, с баями ему идти до конца.

— Ну, яшули, это вы зря, — вежливо возразил Юрин. — Я знаю Керима. У него ни кола, ни двора, чего ему с баями!

— С ними, с ними, — подтвердил Баба-ага. — По всем повадкам с ними он. Мы тоже прежде думали, что затуманили ему голову, а он и душой и сердцем с баями.

— Слышно, он породниться с Атаниязом собирается, — доверительным полушепотом, сделав страшное лицо, сообщил редкобородый. — Зятем будет.

Баба-ага только рукой махнул.

— Плохой человек, что и говорить. Послушайте, о чем болтают на селе, — уши вянут. Плохой человек Керим.

— О чем болтают? — насторожился все время молчаливый Батыр.

— Ай, непристойное дело, язык бы не повторял.

— Ну, ты, старик, говори, коль начал, — заиграл плеткой Батыр. — В чем дело?

Баба-ага мельком глянул на него и сказал, обращаясь к Юрину:

— Не пристало мне повторять бабьи сплетни, а только этот Керим поступил, как паршивый кобель.

— Да что там, — крикнул все тот же парень в грязной рубахе, — с женой своего чолука спутался — вот в чем дело!

Наступила неловкая тишина.

Батыр, постукивая сложенной плетью по крепкой ладони, окидывал всех цепким ястребиным взглядом.

Юрин закусил губу. Помолчав, спросил;

— Верно это?

Отовсюду послышалось:

— Весь поселок говорит!

— И я слышал.

— Нет дыма без огня!

Юрин отшвырнул прутик, который ломал в руках.

— Н-да, неприятный разговор.

Батыр резко повернулся к нему, заговорил горячо:

— Я и тогда понял, что он враг. Если бы ты не помешал мне, я бы из него вытряс душу. Цацкаетесь с такими. Ну, ничего, я еще до него доберусь, он у меня запоет!

Юрин недовольно остановил его.

— Погоди. Может, все это вымысел. Всякое бывает. Нельзя так — с плеча рубить.

Батыр сверкнул глазами — будто пламенем обдал, круто повернулся и зашагал по полю к тому месту, где были привязаны кони.

Глядя ему вслед, Юрин сказал задумчиво:

— Я только раз говорил с Керимом, и он мне понравился. Не похоже, что он способен на такое.

— Ох-хо, — вздохнул Баба-ага, — а какой человек был его отец, Халмурад. Золото был человек. Ай, жалко нет его.

Уже издалека, остановившись, Батыр крикнул:

— Сегодня вечером собрание, приходите все!

Перед закатом, когда легли в ложбинах густеющие тени и от юрт потянуло сладковатым дымком, к конторе стали стекаться люди. Собирались кучками, судачили о событиях дня. Старики, пристроившись возле стены, играли в дуз-зум, [32] Дуззум — национальная игра наподобие шашек. и обступившие их болельщики громкими криками выражали свое восхищение удачным ходом.