Язмурад Мамедиев - Родная земля

— Отделение! Слушай мою команду!..

Короткие вечерние сумерки быстро сгущались, наступала тихая летняя ночь. Школьный сторож в последний раз шаркнул метлой по хорошо утоптанной площадке между школой и правлением колхоза и, не спеша, волоча метлу по земле, пошел к сарайчику, где хранился его немудреный инвентарь. Там он проверил, достаточно ли керосина в лампах, протер и без того чистые стекла.

Занятия детей давно окончились, сейчас должны были начать собираться взрослые — слушатели ликбеза. Сторож знал, что первым придет учитель Сары, будет готовить учебные пособия, листать тетрадки с корявыми, неумелыми записями; потом прибежит беспокойный Нурли, у которого всегда множество вопросов к учителю.

Так оно и есть, — из класса донесся ровный голос Сары, объясняющего что-то.

А вот еще кто-то прошел в школу, еще… Полились из распахнутых настежь окон приглушенные голоса. Дети — те кричат, визжат, носятся по площадке; взрослые степенно обсуждают дневные новости, собираясь кучками. До сторожа донеслись отрывки фраз:

— …У Батыра граната, конечно…

— Наглеют калтаманы, как бы чего не вышло…

— Да ну, сейчас не двадцатый год…

Сторож дохнул на стекло, протер рукавом запотевшее место и вдруг услышал дробный перестук копыт. Всадников было много, они приближались. Сторож выглянул из сарайчика. Было уже темно, только из школьных окон падали на землю снопы желтого, неяркого света, и видны были незатоптанные еще бороздковые следы метлы.

Тишину разорвал резкий звук винтовочного выстрела.

Люди в школе кинулись к окнам. Громкий голос учителя Сары заставил их отпрянуть.

— От окон! Гасите лампу!

Кто-то задул лампу. Черными стали окна на недавно побеленной стене. Но неизвестные боялись подойти.

— Эй вы! Сдавайтесь! — крикнули из темноты. — Иначе перебьем всех.

В школе было тихо. Наконец Сары подошел к окну, — хорошо были видны его белая рубаха и бледное лицо. Он поднял руку:

— Не стреляйте! У нас нет оружия…

У нападающих лица были замотаны платками до самых, глаз. Один из них подскочил к сторожу, велел зажечь лампу, нести в школу.

Люди столпились в коридоре, их трудно было разглядеть в дрожащем свете керосиновой трехлинейной лампы.

— Выше, — приказал сторожу тот, кто, по-видимому, был главным, — лампу подними выше!

Он подошел вплотную к испуганным ликбезовцам, вглядываясь пристально и зло.

— Большевик? — спросил он Нурли и ткнул его плеткой в грудь.

Нурли выдержал его бешеный взгляд, не опустил глаза.

— Я комсомолец.

Главарь, наливаясь лютой ненавистью, откинул голову, словно хотел получше разглядеть смельчака, — и вдруг выбросив руку, схватил Нурли за волосы и дернул изо всей силы. Нурли упал, но тут же стал подниматься, шатаясь от боли.

— На улицу его, — брезгливо отряхивая ладони, словно он дотронулся до чего-то отвратительного, приказал главарь. — С ним особый разговор будет.

Двое бандитов прикладами погнали Нурли к выходу.

— Ты? — главарь толкнул плеткой учителя.

Сары смотрел на него близорукими глазами и молчал. Он узнал Карабая, брата бая Каракоча, убитого Батыром несколько лет назад. Карабай тоже узнал учителя:

— Ты не туркмен, — процедил он сквозь зубы, — если учишь людей русским обычаям.

Карабай вышел во двор, стал отдавать распоряжения.

Четверых он послал в правление — взять колхозную кассу. Еще несколько человек получили приказ забить двери и окна школы, облить керосином и поджечь вместе с людьми.

Остальным Карабай сказал:

— Вы пойдете со мной. Я поклялся истребить весь род Батыра — и вот время пришло. Не щадите никого Женщин помоложе возьмем с собой, остальным — смерть. Ни старик, ни грудной ребенок не должен остаться в живых из этого проклятого рода.

Нурли стоял один в темноте. В суматохе про него забыли. Услышав последние слова Карабая, Нурли весь сжался, как тугая пружина, оглянулся и стремглав, петляя и пригибаясь, кинулся за угол. Позади раздались крики, грохнули выстрелы. Пуля противно свистнула над головой. Он упал, обдирая колени, снова вскочил и побежал в темноту, все дальше от страшного места, где взметнулось над школой рыжее, стреляющее искрами пламя пожара и дико, неумолчно кричала женщина, одна из тех, кого заперли бандиты Карабая.

Какой-то парень повстречался ему на пути, сначала испуганно метнулся в сторону, но, узнав комсомольского секретаря, подбежал, спрашивая:

— Что там? Кто? Калтаманы?

Нурли с трудом перевел дух, сказал:

— Бери коня… скачи… звони в город… Юрину… Банда…

Парень исчез в темноте.

Нурли забежал в свой дом, схватил двустволку, поспешно сунул в карманы набитые патроны, снова побежал в центр поселка.

У правления завязалась ожесточенная перестрелка. Колхозники обороняли кассу, в которой лежал только что полученный аванс.

Нурли подполз к правлению, закричал:

— Люди! Скорее бегите к дому Батыра! Там льется кровь!

Кто-то отозвался:

— Ты что, спятил? Здесь все наши деньги!

— Деньги можно вернуть, — задыхаясь от быстрого бега крикнул Нурли. — Там люди гибнут!

Ему поверили. Отстреливаясь от наседавших бандитов, колхозники побежали на другой конец поселка.

Жуткой была эта ночь. Полыхали пожары. Гремели выстрелы. Стон и плач, крики женщин неслись отовсюду.

Старуха причитала над трупом, рвала на себе волосы:

— За что же мне такое горе? Я родила его, растила, радовалась, что растет здоровым… А теперь лежит мой сыночек бездыханный… За что, о великий аллах?..

Где-то волокли отбивающуюся, безумно кричащую девушку. Трещала на ней одежда, обнажая тугое, еще не знавшее любви тело. И жадные взгляды шарили по нему…

У дома Батыра кипел настоящий бой. Родственники, соседи, вооружившись кто чем, отбивали яростные атаки бандитов. Но силы были неравны. Даже подоспевшие на помощь колхозники не смогли отогнать люден Карабая.

Сам Карабай, разъяренный неожиданным сопротивлением, брызжа слюной, кричал:

— Всех уничтожить! Весь аул! Чтоб только ветер гулял над пепелищем!

Кольцо вокруг этого ряда мазанок и юрт сжималось.

Гозель, которая в первые же минуты опасности взяла винтовку Батыра и стреляла по наседавшим бандитам, увидела, что люди вокруг забеспокоились, стали боязливо оглядываться. Отступать было некуда, а басмачи с яростными криками и пальбой все приближались.

— Эй! — раздался громкий голос Карабая. — Если ты не трус, Батыр, выходи! Сегодня ты заплатишь за все своей кровью и кровью своих детей! Выходи! Я говорю тебе, Карабай, брат убитого тобой Каракоча! Клянусь, сегодня я наколю твою поганую голову на свою саблю! Слышишь?

Радостным воем встретили бандиты эти слова. А со стороны осажденных участилась стрельба.