Язмурад Мамедиев - Родная земля

Убитых похоронили с воинскими почестями. Над барханами раскатисто прогремел салют.

— А где же Наташа? — вспомнил Эмиров.

Чабан развел руками.

— Я не знаю… не видел…

По склону бархана, увязая в леске спускался часовой.

— Всадники, товарищ командир! — на бегу крикнул он.

Эмиров вскочил, расстегивая кобуру.

— Приготовиться к бою! — крикнул он. — За мной!

И побежал вверх, к вершине бархана.

Но тревога оказалась напрасной. К колодцу приближалась группа вооруженных колхозников во главе с Батыром.

Батыр увидел Эмирова, широко улыбнулся.

— А мы думали, что за люди? — сказал он, слезая с коня. — Не калтаманы ли?

Эмиров холодно поздоровался, сказал;

— Пойдем-ка в юрту, есть разговор.

Он пропустил Батыра вперед, и войдя следом, молча указал рукой на кошму.

Батыр нагнулся, вытянул правую руку, чтобы опереться, — и в этот момент на него навалились двое, зажали рот. Батыр рванулся было, но ему больно, до хруста в суставах, заломили руки, ловко, умело вытащили из его кобуры наган.

— Тихо, Батыр, тихо, — сказал Эмиров.

Батыр замычал, снова рванулся, но его держали крепко, а кто-то уже стягивал веревками руки за спиной.

— Ты арестован, — сказал Эмиров. — Твой брат Мердан оказался предателем, перешел на сторону врагов. По его вине здесь, на Кровавом колодце, погибли Бердыли и Макаров.

Батыр смотрел на него округлившимися, все еще не понимающими, но уже наполняющимися ужасом глазами. Рука, сжимавшая рот, исчезла. Он дышал шумно, словно поднял непосильную тяжесть. Наконец проглотил застрявший в горле ком, с трудом проговорил:

— Неужели… Бердыли погиб? А Мердан… Мои уши отказываются…

— Перестань, — оборвал его Эмиров. — У тебя еще будет возможность сказать обо всем на суде.

— Я не верю! — выкрикнул Батыр.

Эмиров усмехнулся. Показал на притихшего в темном углу чабана:

— Вот он сам все видел.

Батыр даже не взглянул в ту сторону, понуро опустил голову, тяжело задумался.

Эмиров сказал:

— Вот что. Сейчас ты выйдешь и скажешь своим людям, что тебе надо срочно уезжать. Пусть они вольются в мой отряд и беспрекословно подчиняются воинской дисциплине. Иначе, не разобравшись, они могут поднять шум, а мне не хотелось бы кровопролития. Ты согласен?

В руке у него был наган, — Эмиров как бы забыл его спрятать в кобуру, и Батыр, тупо глядя на тусклые желтые пули в гнездах барабана, кивнул утвердительно.

— Смотри, не делай глупостей, — предупредил Эмиров, вставая. — Ты первый погибнешь, если что.

Батыру помогли подняться, накинули на плечи халат, нахлобучили тельпек.

Красноармейцы и колхозники сидели вперемежку, пили чай, оживленно разговаривали.

— Вай, Батыр, — крикнул кто-то, — садись к нам!

Батыр сделал несколько шагов, остановился.

— Люди, земляки, — сказал он нетвердым, с хрипотцой голосом.

К нему повернулись удивленно. Стало тихо.

— Послушайте, что я скажу. Случилась большая беда. Мой брат Мердан стал предателем, всех нас опозорил и бежал с баями. И я хочу просить вас…

Голос его дрогнул. Среди колхозников пошел легкий шум, кое-кто привстал, напряженно вглядываясь в потемневшее лицо Батыра. Эмиров шагнул к нему, встал рядом, чуть позади.

— …не надо волноваться, будьте мужественными и бдительными. Все вы вольетесь в этот отряд и будете слушаться товарища Эмирова. А мне… Мне надо срочно уехать. — Забывшись, Батыр хотел поднять руку, требуя тишины, но только передернул плечами под чужим халатом и вскинул голову. — Еще раз прошу — сохраняйте спокойствие. Советская власть разберется…

Эмиров все стоял вплотную за его плечом. Скосив глазом, Батыр увидел каменное лицо и усмехнулся. Вдруг окрепшим, прежним уверенным, властным голосом закончил:

— Советская власть во всем разберется, товарищи. Занимайтесь своим делом. Ловите бандитов, уничтожайте их на пашей земле, всех до единого!

Вскоре несколько всадников, окруживших Батыра, ускакали в сторону Серахса. Колхозники угрюмо проводили их взглядом.

А наутро обнаружилось, что исчез Нурли.

Старый паровозик, неторопливо попыхивая паром, тащил на юг, в сторону Кушки, небольшой, с виду вроде бы обычный, состав. Но стоило приглядеться к молчаливым вагонам, и у наблюдательного человека не оставалось сомнений: поезд этот — особого назначения. В окнах мелькали зеленые гимнастерки. Иногда в прямоугольнике распахнутой двери застывал, тоскующим взглядом охватывая жаркую степь, дайханин, перепоясанный патронташем. В последнем, товарном вагоне, глухо постукивали копытами в деревянный, усыпанный сеном пол застоявшиеся кони, тихо ржали.

В одном из вагонов сидели у окна, склонившись над разостланной на шатком столике картой, Юрин и Утамышев.

Когда спешно формировался отряд, пришел начальник геологической экспедиции, уже узнавший о событиях на Кровавом колодце, попросил использовать его кем угодно, хоть рядовым бойцом. Его назначили комиссаром. Юрин был несказанно рад этому: заполучить такого знатока местности, и к тому же верного человека, старого большевика, участника гражданской войны — он и не мечтал.

— А что, Сергей Николаевич, — раздумчиво сказал Утамышев, — не переоцениваем ли мы силы баев? Тащим с собой столько всякого груза, тем самым снижаем маневренность отряда, а это в условиях пустыни очень важно.

Юрин оторвал взгляд от путаницы линий на карте, надавил пальцами на переносицу, ответил:

— Нагнать и порубить шашками — дело плевое. А ведь мы кровопролития-то не хотим.

Утамышев удивленно вскинул брови.

— Не очень логично, Сергей Николаевич. Брать такое вооружение, чтобы избежать кровопролития…

— Степной телеграф, дай нам только разгрузиться, разнесет по пескам весть о сильном отряде, баи не посмеют выступить против нас, постараются уйти, а уж коли настигнем их — сдадутся, храбростью они не отличаются.

— Это так, — согласился Утамышев.

Ночью поезд остановился на маленьком разъезде. Торопливо, но без суеты и шума выгрузились, оседлали коней. Поезд, постукивая на стыках, ушел в темноту.

При свете "летучей мыши" Юрин написал радиограмму: "Точных сведений о передвижении баев так и не имеем. Связи с глубинными точками нет. Выступаем согласно намеченному плану".

Когда радист перестал стучать ключом, Юрин обернулся к Утамышеву:

— Выступаем, комиссар?

— Надо, Сергей Николаевич.

Юрин выпрямился, поправил фуражку, скомандовал громко:

— По коням!

На рассвете он увидел в бинокль одинокую юрту, дымки от костров.

Утамышев приблизился, так что звякнули их стремена, спросил с нескрываемой тревогой:

— Что же там все-таки произошло?

Как и Юрин, он видел только оборванную на полуслове радиограмму с Кровавого колодца, и мучительно страдал от неведения, думая о самом худшем и в то же время еще надеясь на что-то…