Регина Эзера - Их было три

Девушка шагала, а под ногами шуршал вечнозелёный брусничник. Лес стоял тихий, точно вымерший. Решив, что пройдено достаточно, она положила свёрток на землю и поспешно повернула к дому. Вдруг где-то поблизости запел петух, и Гундега сообразила, что идёт не туда. Она вернулась и взяла поросёнка. Немного спустя она вышла на тропинку и зашагала по ней, почувствовав внезапную усталость.

На тропинке появился человек, и Гундега испуганно метнулась вбок, прямо в чащу.

— Погодите! — крикнул он. Сзади послышались треск сухой ветки и шуршание хвои.

Тяжело переводя дыхание, Гундега остановилась, только сейчас сообразив, как глупо было убегать. Она ведь пришла сюда не воровать. А лес всем принадлежит одинаково.

Подошёл Виктор, изумлённо оглядывая её мокрое испуганное лицо, отсыревший платок.

— Неужели я такой страшный? — на его лице заиграла улыбка.

— Почему страшный? — вопросом ответила Гундега, чувствуя, как разгораются щёки.

— Так почему же вы от меня убегали?

— Просто так…

— Может быть, вы шли ко мне в гости? — насмешливо спросил он. — Я здесь неподалёку живу, слышите, где петух поёт? И подарок несёте. — Виктор кивнул на свёрток в руках Гундеги.

Она взглянула на него и с горечью улыбнулась, еле сдерживая слёзы.

— Это Лишний. Помните?

— Помню, — ответил он, но уже без прежней иронии. — Куда же вы его тащите?

Гундега, помедлив, сказала:

— Лисицам…

Они шли назад по снежному месиву, на котором темнели двойные следы.

— Спасибо за приглашение, — вспомнив, поблагодарила она.

— Вы так и не пришли, — сказал Виктор.

— Не пришла…

Оба замолчали.

Опять пошёл снег. Он падал крупными хлопьями и таял сразу же, коснувшись земли, лица, волос или одежды.

Они вышли на тропинку.

— Вы, Виктор, не спросили, почему я не пришла, — наконец напомнила Гундега.

— Могу себе представить. И на картофельной толоке вы не остались. На второй день исчезли.

Она лишь утвердительно кивнула.

— Вас не пустили, Гундега?

— Нет, я сама не пошла…

Виктор бросил на неё беглый взгляд.

— Ах, вот как?

— Бабушке очень трудно одной, — поспешно объяснила Гундега, боясь, что Виктор поймёт её превратно.

— А вам самой — не трудно?

— Ну, какой это труд, — ответила она и, подумав, прибавила: — В других местах не легче.

Они всё ещё продолжали стоять на тропинке. По соседству опять запел петух, и Гундеге без всякой связи с предыдущим вспомнилась примета старых людей — пение петуха под вечер обещает перемену погоды. Значит, должны наступить ясные дни.

— Я провожу вас, — предложил Виктор. — Вряд ли вы найдёте дорогу домой.

Оказалось, что он прав. Гундега сейчас не имела ни малейшего представления о том, в какой стороне Межакакты. Кругом одинаковые высокие сосны с подлеском внизу.

По узкой тропинке пришлось идти друг за другом. Так они некоторое время и шли молча, потом Виктор пошёл рядом, по мху.

— Дайте мне ваш свёрток, — попросил он.

— Нет, нет, — воскликнула девушка, хотя поросёнок был довольно тяжёлым. — Я его скоро где-нибудь положу.

Виктор не понял её волнения и только сказал:

— Какая вы странная!

— Я? — она быстро взглянула на него. — В каком смысле?

— Вас никак не вытащишь из вашего уединения. Приглашал я — не пришли, приглашала Матисоне — тоже не пришли.

— Разве это было серьёзно? Я думала, просто ради приличия. — Немного погодя она добавила: — Я ведь чужая.

— Все мы когда-то были чужими.

— Но… — начала было Гундега и тут же осеклась, вспомнив с поразительной ясностью тот немного туманный осенний день, когда она познакомилась с Виктором. Даже как будто опять немного закружилась голова, как тогда, когда они с Виктором мчались на большой скорости вниз с Горба навстречу синеющей долине…

— Матисоне хотела пригласить вас работать вместе, — заметил Виктор.

Гундега удивилась:

— Но ведь я уже…

— Работаете — вы хотите сказать?

Лёгкий ветерок играл выбившимися из-под платка прядями волос. Глаза открыто и доверчиво смотрели на Виктора, и вдруг он заметил, что они затуманились.

— Я нигде не бываю, — с неожиданной откровенностью грустно сказала Гундега. — Иногда вспоминаю наш тогдашний разговор в машине о клубе, о посёлке…

Она смущённо замолчала.

— Ну, приходите в клуб на самодеятельность, — горячо начал Виктор, словно вдруг нашёл точку опоры.

Гундега покачала головой.

— У меня нет таланта.

— Что за ерунда! У каждого есть какой-нибудь талант!

Она еле заметно усмехнулась.

— Вы говорите, как газету читаете…

— Разве это не так? — не унимался он. — Ведь вас всё равно что-то интересует. Театр, книги, кино… Приходите в кино… Сегодня вечером. Да?

— Я не знаю, — рассеянно ответила она, думая о чём-то другом.

Виктор вздохнул, не скрывая огорчения.

Наступило гнетущее молчание.

— Я люблю книги, — заговорила, наконец, Гундега.

— Да? Видите, а в нашем клубе есть библиотека. Книг, правда, не очень много. Большинство сами принесли.

Гундега оживилась.

— Знаете, Виктор, мы в Приедиенской школе тоже собирали книги. Для подшефного колхоза. — Она засмеялась. — Там такие почтенные бородатые дяди, а мы, девчонки с косичками, — шефы! Смешно, правда?

Тропинка вывела на более широкую дорогу, по обе стороны которой кучками, прижавшись друг к другу, стояли стройные молодые ёлочки под шапками первого снега.

Гундега протянула руку:

— Смотрите, какая красота!

Взгляд её нечаянно упал на свёрток, и Гундега заметила, что сквозь бумагу проступила кровь. Это было таким резким контрастом с тем, что она видела вокруг, что у Гундеги дрогнуло сердце. «Такова жизнь» — этим излюбленным изречением Илмы она хотела ослабить неприятное ощущение, но не смогла. Возможно, виною этому были её молодость, девичьи мечты — они восставали, протестовали против того, чтобы словом «жизнь» обозначалось нечистое, омерзительное. Она предпочла бы сказать о покрытых снегом ёлочках — «такова жизнь». Но руки ощущали тяжесть свёртка, это была действительность, от неё нельзя было уйти. И недавняя нахлынувшая вдруг радость так же быстро улетучилась, как и появилась.

— Я положу здесь… — пробормотала она и свернула в чащу. Через минуту она вернулась с пустыми руками, зябко кутаясь в пальто.

— Что с ним приключилось? — спросил Виктор.

— Нери… — коротко, с неохотой ответила Гундега.

Виктор понял.

Гундега, пугливо взглянув на него, призналась:

— Даже я его боюсь. Сегодня как увидела…

Она умолкла, так и не досказав, что увидела. Но по изменившемуся выражению глаз Виктор догадался, что она продолжает думать об этом.

— Вы ещё не привыкли, — задумчиво проговорил Виктор.

Она непонимающе посмотрела на него.